Третий
Третий
Через год…
Опять получаю два предложения – от колледжа и от того же театра, сначала, как и в прошлый раз, играть закрытый урок в любимом зале. Прекрасно.
И опять в час «икс» меня встретила девочка, но сообщила, что класс начнется позже, потому что автобус с танцорами заблудился (представила себе огромный двухэтажный автобус, сиротливо петляющий в темноте по заснеженным горам). Пошла, приготовила местечко, посидела, потом послонялась-поискала кого-нибудь поболтать, но все вымерло – вечер пятницы, пустой темный колледж.
Прибежала девочка, сказала, что связи с автобусом нет, но мы ждем. Хорошо, ждем. Она убежала, я осталась в пустом зале. За окнами гробовая тишина, черное небо и лениво падающие хлопья снега.
Минут через сорок в холле появились первые признаки жизни – приехал «министр-администратор» компании: он добирался на своей машине и первый нашел дорогу. Сразу захлопали двери, начались звонки и шумные переговоры. Вдоволь наговорившись, он обратился ко мне, бойко извинился и сказал, чтобы я не переживала (а я и не переживала), они заплатят за часы ожидания, и я могу уйти ровно в то время, которое обозначено в контракте.
– Вам даже повезло: просто посидите рядом с роялем, а заплатят как будто играли, мне бы так!
– Ну нет, я не согласна. Пойдемте, я буду играть, а вы будете танцевать.
– В каком смысле? – Он сделал шаг назад. – Я не танцую.
– Я научу, пойдемте, – и потянулась к его рукаву, делая вид, что хочу потащить его за собой. Он торопливо отошел на безопасное расстояние и встревоженно, но внятно, как для душевнобольной, повторил, что танцевать не умеет и не будет. К общей радости, в окне показался автобус, все переключились на него, а я вернулась в зал. Через некоторое время стали подтягиваться танцоры и, наконец, появился педагог со свитой.
Он оказался немолод, маленького роста, жгучий брюнет с белозубым оскалом, приземист, широкоплеч, немногоног, обувь на высоченной платформе (мысленно попыталась представить – кого же он танцевал? Понятно, что не принц, но кто? Подставляла его то Ротбартом, то пятым другом Ромео, не, никак, только в «Половецкие пляски» он у меня вписывался, с ножом в зубах и серьгой в ухе, поэтому мысленно определила его в народно-ха-рактерные, на том и порешила). Он с ходу представился, назвав меня по имени, немного погарцевал и удалился переодеваться.
Прибывающие танцоры медленно растягивались на полу, как после долгого сна. Накануне их приезда я зашла на сайт посмотреть, кто нынче у них в составе, кто новенький-старенький, оказалось, появилась одна девушка из Одессы. Я поискала ее взглядом: в жизни она оказалась еще лучше, чем на фотографии, – хорошенькая, как куколка с золотыми волосами.
Подошел ассистент, еще раз извинился за опоздание и попросил, пока все готовятся-растягиваются, поиграть им минут десять попурри из рождественских песен. Я ойкнула: не далее чем вчера моя педагогиня чуть в обморок не упала, когда на уроке я заиграла рождественскую песню «Тихая ночь». Вся покрывшись красными пятнами, прошептала, чтобы я больше никогда, никогда не делала подобных вещей.
– Почему? – изумилась я.
– Потому что люди других вероисповеданий могут оскорбиться.
– Почему?! Я могу для равновесия в Рамадан поиграть татарские песни, а в Йом Кипур – еврейские! – Тут же представила себе па де баск под «Семь сорок», и улыбка невольно поплыла до ушей, но шефиня оборвала:
– Нельзя! Никогда не делай этого.
– Как скажете.
И вдруг такая просьба! Вот что значит – вольнодумные столичные штучки, им наши законы не писаны. Еще и десять минут играть, где же я столько песен наберу?
– А вам нужны только американские рождественские или пойдут любые европейские?
– Любые, конечно, на ваше усмотрение.
Ну тогда отлично – поди там знай, что я играю.
И я стала импровизировать – неспешно, умиротворенно, оставляя позади суетливый день, отгораживая зал от всего, что осталось за его пределами, вплетая наплывающие воспоминания и ассоциации в музыкальный рисунок; как жемчужины на серебряную нитку, нанизывая русские и английские рождественские мелодии, немецкие – привезенные с гастролей, польские – из детства, и сладкое тепло разлилось вокруг. Одесская девушка сидела ко мне спиной, глядя на нее, я заиграла «В лесу родилась елочка». Она резко обернулась и заулыбалась. А потом рояль запел ей об Умке, и одна за одной стали всплывать мелодии из фильмов детства. Наконец педагог всех поднял, и урок начался.
Может, он задавал слишком простые комбинации, чтобы не утомлять людей после дороги, может, мой опыт значительно вырос, но играть было довольно просто, как будто играешь своим, без напряжения и неожиданностей.
Что сразу бросилось в глаза: класс был не только расслаблен, но и расхлябан. Не в том смысле, когда говоришь «класс расхлябан», и возникает ассоциация со школьным уроком, где за партами сидят дети, кто развалившись, кто обернувшись, кто учителя слушает, кто болтает. Нет, балетный класс – это немного другое, и, например, если педагог задает упражнение, а ученик на него не смотрит, или меняет комбинацию, или заканчивает упражнение сообразно своему ощущению, а не вместе с музыкой – это называется «класс расхлябан». Для непосвященного глаза он даже может показаться вполне нормальным – все молча чем-то заняты. Но этот класс выглядел как на самовыпасе и напоминал спящую царевну, а педагог, напротив, был бодр, громогласен, подхохатывал, бравировал и неустанно радовался сам себе. Эдакий вечный праздник, который всегда с тобой.
Я подумала: как удачно, что я начала знакомство с компанией не с них, а то наверняка бы подумала, что вот они – звездные бродвейские – кто в лес, кто по дрова, каждый себе хозяин. Понятно, что они хороши и в роскошной форме, а как поднимут свою бесконечную ногу, то о-го-го, какая линия, какая красота, такие жар-птицы стаей не летают, они каждый сам по себе, с такими, наверное, так и нужно? Но тут же возникало невольное сравнение с первым педагогом – тогда все выкладывались по полной каждый раз, и нынешние сразу бледнели на этом фоне.
Чем дольше я играла, тем сильнее укреплялась в мысли, что Он – характерный танцор, любит буйное, энергичное, и на гранд батман заиграла ему «Танец рыцарей» из «Ромео и Джульетты» Прокофьева и…
…если бы, давая вступление, я смотрела куда угодно – в ноты, на клавиатуру, на занимающихся, в окно, то в следующую секунду, взвизгнув, отскочила бы от рояля, как ошпаренная. Но я, не отрываясь, смотрела на педагога, поэтому точно видела, что ничего страшного не стряслось: на него не упала бетонная плита, в него никто не выстрелил в упор, он не падал подрубленным, а стоял как стоял, поэтому я только дернулась, но не остановилась. А случилось следующее: он, с первых аккордов узнав произведение, резко присел и взревел-взвизгнул, я бы даже сказала – взрычал на весь зал. Спору нет, приятно, что на твою игру реагируют, но так и заикой можно сделаться. Когда упражнение закончилось, танцоры повернулись ко мне и зааплодировали, и это мне не понравилось. Они еще не раз аплодировали в течение занятия, и каждый раз мне было неуютно. У нас так не принято – есть устоявшийся ритуал: благодарить и аплодировать в конце, потому что концертмейстер – это не исполнитель, развлекающий публику разными произведениями, это другой жанр, другая манера исполнения, другой выбор программы. Пианист играет «класс» – это одно большое произведение, которое выстраивается по определенным канонам. Благодарят – за класс, а не за то, что ты отлично сбацал «польку-бабочку». Позже я узнала, что это считается совершенно нормальным в театральных компаниях, но я-то привыкла к учебным заведениям, поэтому меня тогда царапнуло.До конца урок так и не довели – труппу ждали на ужин, впрочем, мне и так уже было понятно, что будет происходить на больших прыжках, – там будут пробивать башкой потолок каждый в своем режиме, то есть ни о каком «в музыку» речи не пойдет, этим точно нужно будет играть под ногу, и очень-очень ad libitum [4] .
Наутро среди зрителей, которые подтягивались на мастер-класс, я встретила свою шефиню. Мы болтали о том о сем, и я похвасталась, что гости вчера называли меня по имени, стало быть, они меня узнали. Она всплеснула руками:
– Что значит «узнали»? Они тебя знают, ты же единственная, кто им играет.
– В каком смысле?
– Как в каком? Я же тебе говорила.
– Я не помню… или не поняла.
– Ну как же? Помнишь, когда я просила играть в первый раз? К тому времени они восемь лет ездили со своим проектом, но без пианиста. Мастер-классы шли под диск, потому что колледжи предоставляли им своих концертмейстеров, но ни один не смог доиграть класс. В итоге они объявили, что их компании играть с ходу невозможно, нужно знать специфику, а своего пианиста возить дорого, вот они и стали работать под диск. За много лет ты единственная, кто им играет.
Я онемела. Стояла, пытаясь переварить услышанное.
– Погоди, как же ты не знала? Они второй год нанимают тебя напрямую.
– Но я думала, что они в каждом колледже так делают… что они у вас спросили, а вы меня порекомендовали… ну чтобы других музыкантов не беспокоить.
– Ничего мы не рекомендовали! Никто и не спрашивал. Ну ты даешь!
Она засмеялась и потрепала меня по плечу. Я не шевелилась. Народ прибывал, и нужно было отправляться на свое место.
Села. В голове глухо кружилось бессвязное: как же так?.. Если бы я знала… я бы не переживала до такой степени… и вообще по-другому бы играла – смелее, свободнее, не чувствуя себя примитивной – два прихлопа, три притопа… то-то они меня все время так разглядывали… и такие осторожно-вежливые… все думала, что терпят, как взрослые дяди маленькую девочку. Начала прокручивать в памяти прошлые разы – где были мои глаза?!..Начался мастер-класс, я не могла сосредоточиться, играла как в тумане – бамц мимо нот, опять бамц – мимо, и вдруг радостное тепло разлилось по телу: а и фиг с ним! Ни страха, ни волнения, ошиблась – не беда, никто и не заметит, как же легко теперь играть! И на душе стало радостно-спокойно – нет ничего, чего я бы могла бояться, ну что такого они могут сплясать, чего я не сыграю?!
Наверное, тот день можно назвать днем изгнания Страха. Если быть точной, то море по колено мне стало гораздо раньше, как раз после их первого приезда, но осознание своей силы пришло именно в этот день.
Свалился камень с души, игралось легко, я бы даже сказала радостно. Сам урок был скорее ординарен, никаких занятных или непривычных деталей. Единственной особенностью педагога была необъяснимая тяга к петит батманам. Он задавал их чуть ли не в каждой комбинации, не говоря о том, что отдельных упражнений на петит батман было несколько, и шли они в таком запредельно быстром темпе, что со стороны могло показаться, будто все стоят и сердито чешутся.На следующий после концерта день было тихое закрытое занятие без зрителей, занимались только студийцы – устало, как в мареве, каждый в своем темпе, мы с педагогом были «третий лишний», на нас никто не обращал внимания, но и мы никому не докучали. Добрели до гранд батмана.
Педагог задал комбинацию, я вяло уставилась на клавиатуру, прикидывая, что бы поиграть, класс приготовился, и вдруг открывается дверь, и в зал входят четыре немолодых джентльмена. Они издали помахали педагогу, мол не отвлекайтесь, не отвлекайтесь, мы сами, и стали располагаться на стульях у стены.
Я выпрямила спину – таких мужчин живьем я не видела очень давно – элегантные, в длинных пальто, в брюках со стрелками, о! Один с откровенно подведенными глазами, и все явно из балетной гвардии. Я не узнала их в лицо, потому что никогда и не видела, хотя слышала о них много раз, они прилетели, чтобы повидаться с педагогом.
«Та-ак, – выпрямилась я, – ну это точно „Танец рыца-рейс<, шутки в сторону». А педагог уже торопливо семенит ко мне и шепчет: «Прокофьев!» – и делает большие глаза (да догадалась уже, догадалась, что сейчас надо будет выпендриться по полной форме). И грянули мы Прокофьевым – четко, сурово и слаженно, как один. Визитеры внесли некоторое разнообразие в урок: танцоры сосредоточились и стали работать в полную ногу, а педагог, наоборот, переключился на гостей и классом уже мало интересовался.Концерт, который они давали в тот приезд, был вполне под стать мастер-классу. Педагог открыл его краткой речью о том, что они привезли программу, состоящую из современных номеров. «В конце концов, мы американский балет, так надо же оправдывать название?» – и он широко разулыбался на все стороны. Я окаменела – вот оно?! Всё? Это теперь так называется? (Замечу, что «американский балет» – это не балет в исполнении американцев, а жанр, заложенный Джорджем Баланчиным, давший новое дыхание балету классическому. Безусловно, классический балет и сейчас живее всех живых и является вершиной исполнительского мастерства, но ищет новые формы и открывает новые направления– современный балет.) Все годы, на протяжении которых эта компания ездила в турне по колледжам, они обязательно привозили классические и современные номера, и вдруг – ни одного классического?! Да не поверю в никакие «оправдать название»! Неужели не могут?.. Или уже не на том уровне, что их решили не показывать? Вот это да…
Выступление подробно описать не могу, да никак не могу – все слилось в общий ком, ни блеска, ни изюминки. В какой-то момент подловила себя на том, что меня дико раздражает одна крашеная девица, нарочитая и порывистая, как примадонна немого кино. Не могла от нее отвлечься, везде она выделялась. Но тут же возник другой вопрос – если зрителя так долго занимает одна и та же раздражающая мысль, то не в балерине дело, а в том, что в принципе – скучно, и глаз ищет, за что бы зацепиться и чем себя занять. От этого стало совсем грустно, потому что вспомнила, как, не дыша, смотрела их выступления прежде. Вот тебе и «расхлябанный класс», и урок вполноги, что же дальше-то будет? Великолепный дворец, который, как показалось в прошлый раз, только пошатнулся, ощутимо рушился прямо на глазах. Нет, в это трудно было поверить… слишком известная компания, чтобы дали вот так просто развалить.
На следующий год они не приехали, и прошел слух, что педагога уволили, кого поставят на его место – неизвестно. И я опять стала их ждать…