Мантуанское наследство (1628–1629 гг.)

Мантуанское наследство (1628–1629 гг.)

Винченцо II Гонзага, герцог Мантуанский, умер 26 декабря 1627 года, пока Людовик XIII и Ришелье были заняты осадой Ла-Рошели. Его ближайший родственник мужского пола — один из его кузенов, глава французской ветви Гонзагов — Карл, герцог де Невэр. Перед самой смертью Винченцо II в завещании назначил Карла де Невэра своим наследником. Чтобы не возникло намерений в будущем оспорить это завещание, он подписал патенты, назначил генерал-лейтенантом княжества старшего сына Невэра герцога де Ретелуа и за несколько часов до своей смерти заставил последнего жениться на его племяннице Марии. Казалось, что проблема наследования улажена и герцог де Невэр может спокойно вступать во владение княжеством. Но в дело вмешались испанцы.

Княжество Мантуанское включало две различные части: с одной стороны, герцогство Мантуанское, в ведении которого находились важные проходы через Альпы между Швейцарией и Австрией, а с другой — Северная Италия, бывшая имперской вотчиной. Поэтому при смене владельца император может давать или не давать свое согласие. Кроме того, в состав княжества входило маркграфство Монферрато, расположенное южнее, в долине По. Оно также имело важное стратегическое значение, потому что управляло наиболее удобными проходами между равниной По и Генуэзским заливом, а также путями сообщений между Северной и Центральной Италией. Как известно[8], герцог Савойский в 1613 году пытался захватить Монферрато, но ему помешало энергичное вмешательство герцога де Невэра и сопротивление города Казаля, а также давление испанцев. В 1628-м ситуация повторилась, но на этот раз герцог Савойский и король Испании были союзниками: цель Мадрида — заполучить земли, подчинявшиеся собственно герцогству Мантуанскому, а герцогу Савойскому оставить Монферрато.

Поэтому когда открылось дело о наследстве Винченцо II, испанское правительство убедило императора отказать герцогу де Невэру в инвеституре, а герцог Савойский тем временем внезапно напал на Монферрато. Испанские войска герцогства Миланского готовились занять герцогство Мантуанское от имени императора и помочь герцогу Савойскому при осаде Казаля.

Тем не менее положение нового герцога Мантуанского было отнюдь не безнадежным. Будучи главой мощной организации — международного христианского ополчения, целью которого была организация крестового похода против турок — герцог де Невэр связан с Мальтийским орденом, иезуитами, святым престолом, польской знатью, католиками Богемии и Венгрии, частью испанской и итальянской знати, итальянскими государями, Венецианской Республикой. Поэтому в его защиту очень быстро выступил папа, что вызвало крайнее раздражение испанцев. Во Франции у семьи герцога было много сторонников, которые без труда нашли добровольцев, чтобы с оружием в руках защищать свои права в Италии.

Франция была прямо заинтересована в урегулировании Мантуанского дела: одним из принципов ее политики было поддержание равновесия в Европе, и в частности в Италии. Кроме того, герцог де Невэр был французским принцем, и королю было бы приятно видеть его во главе княжества в регионе, представляющем большой стратегический интерес.

Мария Медичи открыто выступает против герцога не только из соображений верности союзу с Испанией, но и из-за личной неприязни — мстительная королева не забыла, что герцог был организатором последнего мятежа принцев во время ее регентства 12 лет назад.

Ришелье хочет помочь герцогу, но вынужден действовать очень осторожно и ждать окончания осады Ла-Рошели. После возвращения в Париж король, его мать и Ришелье начинают обсуждать, какую позицию следует занять в Мантуанском деле. Впервые между Марией Медичи и Ришелье возникнет серьезное разногласие.

Ришелье отправляет в Мадрид своего чрезвычайного посла, которому поручено объяснить, что король Франции не испытывает никакой симпатии к герцогу де Невэру, но Испания должна согласиться с тем, что Францию заботит Мантуанское наследство. Это принципиальный вопрос, потому что король Франции стремится повсюду соблюдать право.

Такая позиция кардинала позволяла ему сохранить некоторую видимую гармонию в отношениях с королевой-матерью и не вступать в полемику по поводу герцога де Невэра. Неудобством, однако, было то, что французское правительство оказалось втянутым в полемику с испанцами по поводу более внимательного рассмотрения вопроса о помощи, которую Франция оказывает кальвинистам Соединенных провинций против Испании.

С некоторых пор у Марии Медичи появились дополнительные причины быть недовольной экс-герцогом де Невзром. В прошлом году при родах умерла жена Гастона Орлеанского — мадемуазель де Монпансье. Родилась девочка — будущая «Великая Мадемуазель», которая прославится своей активной ролью в волнениях Фронды во время несовершеннолетия Людовика XIV. Гастон, желавший снова жениться, влюбился в Марию-Луизу де Гонзаг — дочь нового герцога Мантуанского! Женить любимого сына на дочери врага — такого королева-мать допустить не могла. Она пытается организовать его брак с принцессой Флорентийской, но сын не желает, и его противоречивые любовные отношения с Марией-Луизой станут притчей во языцех всего двора.

В таких обстоятельствах Ришелье понадобится немало мужества, чтобы защищать свою позицию — выступить в пользу герцога Мантуанского против Испании и Савойи.

Между Ришелье и лидерами католической партии разгорелись жаркие споры. Мария Медичи и ее друзья пытаются оказать на кардинала давление, публикуя статьи, памфлеты, эстампы во славу этого борца с ересью. Они распространяют тревожные слухи по поводу отношения испанцев: французское вмешательство в Мантуе несомненно вызовет длительную войну между Францией и Испанией.

В конце декабря Людовик XIII подтвердил свое намерение лично возглавить экспедицию по снятию осады Казаля. За два дня до его отъезда, 13 января 1629 года, по просьбе Ришелье король согласился встретиться с Марией Медичи, кардиналом, отцом Сюффреном, бывшим одновременно духовником короля и королевы-матери. На этом собрании Ришелье представляет свою политическую программу действий правительства. В ней содержатся все идеи, которые будут вдохновлять его действия и действия Людовика XIII.

Цели внутренней политики явно Ришелье не привлекают, речь идет только об укреплении власти короля. Именно в этой связи, по его мнению, речь должна идти о подавлении протестантского мятежа. Во внешней политике принципы ясны: остановить продвижение Испании и всеми средствами сохранять равновесие в Европе. В том, что касается методов правления, король должен избавиться от чрезмерной суровости, зависти, отсутствия последовательности, не заниматься мелочами в ущерб глобальным действиям. В конце Ришелье сказал несколько слов о Марии Медичи: «Переменчивость в королеве происходит из ее подозрительности. Твердая и решительная в больших делах, она легко раздражалась по пустякам. Этого нельзя было избежать, так как нельзя было предвидеть ее желания, притом очень часто государственные интересы должны брать верх над личными страстями государей».

Людовик XIII согласился с тем, что было сказано о нем, в отличие от Марии Медичи, глубоко оскорбленной тем, что ее воспитывали в присутствии короля и отца Сюффрена, и уязвленной проигрышем в этой первой настоящей стычке с Ришелье. Мстительная натура теперь этого не забудет и не простит, даже если королева-мать решила пока промолчать. Конечно, Людовик XIII польстил ей, доверив регентство на время своего отсутствия, но рана, нанесенная ее самолюбию, не зарубцуется никогда. Уезжая из Парижа 15 января 1629 года в Лион, Гренобль и Италию, король и его первый министр оставляли у себя за спиной женщину, готовую на реванш.

В Италии Людовик XIII продемонстрировал свою силу, заставив испанцев снять осаду Казаля, и восстановил герцога Мантуанского в его правах. В крепости Суза он оставался в течение всего апреля, принимая послов итальянских государей и демонстрируя возвращение Франции в дела полуострова. После чего вместе со своей армией он отправился в Лангедок подавлять бунт протестантов. Для этого ему потребовалось всего несколько недель. 28 июня 1629 года он подписал в Алесе эдикт о мирном урегулировании — «Эдикт милости», который поддерживал Нантский эдикт, но отменял политические и военные привилегии протестантов. Факты подтвердили, что Ришелье был прав.

После отъезда Людовика Ришелье еще на некоторое время остался в Лангедоке, чтобы завершить установление мира в провинции. Торжествуя, он написал Людовику: «Теперь можно сказать, что источники ереси и мятежа иссякли».