Письма С. М. Эйзенштейну
Письма С. М. Эйзенштейну
Архив С. М. Эйзенштейна является одним из самых больших по своему объему, исключительным по многообразию и составу входящих в него документов. Достаточно указать, что писем к С. М. Эйзенштейну насчитывается в его архиве несколько тысяч. Его корреспонденты: кинорежиссеры, кинодраматурги, кинооператоры. Назову некоторые имена: В. И. Пудовкин, А. Л. Довженко, Г. В. Александров, Ф. М. Эрмлер, С. И. Юткевич, Л. В. Кулешов, Э. И. Шуб, А. Н. Москвин, Э. К. Тиссэ, Г. М. Козинцев, Л. В. Косматов, Н. А. Зархи и др. Здесь встречаются имена крупных театральных деятелей: Н. П. Охлопкова, Ю. А. Завадского, И. Н. Берсенева, Г. С. Улановой, С. Г. Бирман, Н. К. Черкасова, М. М. Штрауха, Р. Н. Симонова, А. М. Бучмы, М. М. Названова, С. А. Самосуда и других; из писателей-корреспондентов С. М. Эйзенштейна прежде всего назову: А. А. Фадеева, В. В. Вишневского, П. А. Павленко, И. Г. Эренбурга, В. Б. Шкловского, В. А. Луговского, А. К. Виноградова. С. С. Прокофьев и Д. Д. Шостакович представляют музыку, А. А. Щусев — архитектуру, А. В. Лентулов — живопись, В. И. Мухина — скульптуру, А. Е. Ферсман и П. Л. Капица — науку.
Одна из основных тем, которая проходит красной нитью через всю его переписку, — это вопрос становления и развития кинематографии, работа его самого и группы наиболее близких ему мастеров над созданием фильмов «Броненосец «Потемкин», «Октябрь», «Александр Невский», «Иван Грозный». Это нашло наибольшее отражение в многочисленных письмах Г. В. Александрова, Э. К. Тиссэ, М. М. Штрауха (более 80 писем за 1923–1948 гг.). Другие вопросы отечественной кинематографии находят свое отражение в письмах А. Л. Довженко, Г. М. Козинцева, Ф. М. Эрмлера, В. И. Пудовкина, С. И. Юткевича, И. З. Трауберга, Л. В. Кулешова; в них речь идет о новых фильмах, о работе с актерами, о проблемах звукового кино. Так, например, А. Л. Довженко в своих письмах 1930 года из Берлина пишет о развитии звукового кино на Западе, новых возможностях в этой области, делится впечатлениями о поездке в Париж и своими предположениями о путешествии в Америку. В телеграмме по поводу выхода на экраны «Ивана Грозного» он пишет:
«Поздравляю тебя от всей души. Прогреми Грозный Иван громом и заблистай молниями на весь мир».
Театральные темы находят большое отражение в обозреваемых письмах, т. к. С. М. Эйзенштейн, выступивший в качестве театрального режиссера и художника в двадцатые годы, и позднее неоднократно входил в соприкосновение с театром. Так в архиве С.М. сохранилась записка к нему М. Залка (в 1926 году бывшего директором Театра Революции), в которой он предлагает С.М. постановку пьесы в сезоне 1926/1927 года. Проекты привлечения Эйзенштейна в этот театр возникали и позднее. Так, из письма М. И. Бабановой от 1934 года мы узнаем о ее «огромном желании работать» с С.М. в пьесах, которые он будет ставить в театре.
При постановке «Ивана Грозного» возник проект привлечения к работе в фильме Г. С. Улановой; к сожалению, С.М. это не удалось осуществить. Сохранилась ответная телеграмма из Перми в Алма-Ату: «Огорчена дальностью городов. На работу не теряю надежды. Хочу творческой встречи».
Музыка всегда интересовала С.М., но особенно много места она стала занимать в его переписке в связи с возникновением звукового кино. Творческое содружество с С. С. Прокофьевым дало блестящие результаты. После совместной работы над «Александром Невским» С.М. хотел привлечь композитора к написанию музыки к фильму о Большом Ферганском канале, который он предполагал ставить в 1939 году. В своем письме от 30 июля 1939 года С. С. Прокофьев писал, что прочтя письмо С.М.
«расстроился, т. к., по-видимому, удовольствие поработать с тобой на этот раз не про меня писано. Я сейчас по уши в опере, которую уже начали разучивать. Как кончу, начнутся репетиции, а параллельно — постановка «Ромео и Джульетты» в Ленинграде с приездом ленинградской труппы в Москву. Взять такую большую тему, как твою, невозможно — трудно раздвоиться, мысли не там».
Далее в этом письме С. С. Прокофьев пишет о роли музыки в кино.
«Ты не удивляйся, что я переключился на оперу. Я продолжаю считать кино самым современным искусством, но именно из-за его новизны у нас еще не приучились расценивать составные части и считают музыку чем-то сбоку припека, особенно внимания не заслуживающим. А между тем, чтобы написать такую вещь, как «пески и воды», надо вложить в них очень много. Вот почему я и взялся по старинке за оперу, где за музыкой уже признано должное место: дело вернее».
Сообщая, что постановка его оперы «Война и мир» В. Э. Мейерхольдом не состоялась, С. С. Прокофьев пишет:
«Первая мысль была кинуться к твоим стопам и просить тебя взять на себя ее постановку. Театр очень приветствовал мою мысль, но ты был в Азии с перспективами долгой занятости — и мечту пришлось оставить… Мы в непродолжительном времени встретимся, будь то в фильме или же в опере — я как-то верю в Эйзенштейна — оперного режиссера».
С. С. Прокофьев оказался пророком. Через год, в 1940 году, С. М. Эйзенштейн по личному указанию Сталина ставил в Большом театре «Валькирию» Вагнера, Творческая встреча С.М. и С. С. Прокофьева в «Александре Невском» сдружила их, и композитор с большой радостью согласился работать над «Иваном Грозным». В письме к Мастеру от 29 марта 1942 года он писал:
«…я дописываю последние акты «Войны и мира» и, следовательно, в ближайшее время имею возможность подпасть под твое иго… С нежностью «смотрю вперед» на нашу совместную работу и крепко обнимаю тебя».
Как видно из документов архива, многие писатели обращались к С. М. Эйзенштейну с предложением тем для кинофильмов. А. К. Виноградов в 1932 году предложил С.М. экранизировать его роман «Черный консул». Н. А. Зархи в 1929 писал ему о своем сценарии на фантастическую тему, академик А. Е. Ферсман в 1940 высказал пожелание о постановке фильма о М. В. Ломоносове.
В. А. Луговской — автор песенных текстов к «Ивану Грозному» — в письме от 12 июня 1942 года писал:
«Произведение это Ваше поистине замечательно, а те дни, которые я провел в Вашей комнате, одни из самых лучших в моей жизни».
И. Г. Эренбург в одном из писем к С.М. обронил фразу: «Моей мечтой было бы сделать фильм с Вами». Об этом же писал и А. А. Фадеев 22 августа 1933 года. В нем А. А. Фадеев давал высокую оценку творческой деятельности С. М. Эйзенштейна. В другом письме от 16 января 1935 года — имеется весьма любопытная оценка «Чапаева»:
«Видел «Чапаева». Картина мне очень понравилась. По прессе, правда, выходит, что она точно с неба свалилась, но это не верно. В ней много от Вас (эпизод с психической атакой целиком Ваш) и многое от Пудовкина (рисунок самого Чапаева пудовкинский). Но никакого эклектизма я не почувствовал, следовательно, это закономерное движение вперед».
С.М. стал известен Западу значительно раньше своей поездки в Европу и Америку. Его имя обессмертил «Броненосец Потемкин». Каждый новый его фильм воспринимался на Западе как новое слово отечественной кинематографии, вызывая восторженные отзывы.
Множество откликов получил «Иван Грозный». Известие о постановке этого фильма вызывало большие ожидания и на Западе. Александр Корда писал С.М. в 1943 году:
«С большим интересом я прочел о Вашей работе над «Иваном Грозным». Мы жаждем увидеть этот фильм. Я уверен, что это будет великая картина и она будет ценным дополнением к тем замечательным работам, которые Вы уже сделали».
Лион Фейхтвагнер в письме от 18 октября 1945 года писал: «Фильм мы здесь видели дважды. Должно быть, стоило огромных усилий его сделать. Но усилия даром не пропали».
Самую высокую оценку «Ивану Грозному» дал Чарльз Чаплин в телеграмме, посланной С. М. Эйзенштейну.
Среди французских корреспондентов назову Анри Барбюса, Леона Муссинака, Абеля Ганса, Ж. Кокто, Ф. Леже, В двадцать одном письме Л. Муссинака за 1928–1946 годы содержатся сведения о переводах эйзенштейновских статей, о показе его фильмов.
Абель Ганс в письме от 18 марта 1930 года приглашает Мастера приехать в его студию:
«Когда вы хотите, это всегда будет мне приятно».
Л. Фейхтвангер в письме от 6 марта 1937 года сообщает, что посылает С.М. свой роман «Лже-Нерон»: «Я знаю, что Вы им заинтересовались». В архиве кинорежиссера имеются черновые наброски и рисунки к предполагаемой постановке фильма на эту тему.
С. Цвейг начинает свое письмо от 18 декабря 1928 года словами: «Никто не помнит Вас больше меня, и Вы должны были об этом услышать — так часто я говорил о Вас и с такой любовью. Краткое упоминание о Вас Вы найдете в моей небольшой статье, но я хотел бы написать и настоящую книгу о России. С этой целью хотел бы совершить обстоятельную поездку от Волги до Тифлиса… Я страстно думаю о приезде в Россию».
Пятьдесят писем Айвора Монтегю за 1929–1946 годы касаются самых разнообразных вопросов кинематографии, театра, общественной жизни.
Из двух писем Гордона Крэга наиболее интересным и колоритным является письмо от 18 декабря 1935 года из Генуи, в котором старейший английский режиссер писал:
«Дорогой Сергей Эйзенштейн! Какую огромную радость я испытал, когда пришло Ваше письмо… Я выходил из ворот, письмо лежало на дорожке среди деревьев и кустов. Я поднял его и на ходу прочитал. Итальянские почтальоны, очевидно, знают правильный способ, каким нужно доставлять письма от Эйзенштейна. Я нахожусь в Генуе с июня — слишком долго — моя белая борода скоро дорастет до земли. Я прочел в газете, что на берегу Черного моря создается центр кинематографии. Вы должны быть там? Полагаю, что да. Видели ли Вы мою короткую статью о моем визите в Москву, в которой я пишу о Вас в трех словах — солидно, без всякой шумихи? Я сейчас пытаюсь написать еще одну книгу: русский театр — итальянский театр. Но дело идет медленно. Я хочу снова поехать в Россию, увидеть работу в Ленинграде, в деревне, на Черном море. Но возможно ли это? Мне было бы очень приятно, если бы это можно было устроить».
В другом письме от 5 декабря 1936 года из Парижа Г. Крэг пишет о великом английском актере Ирвинге, в то же время очень резко отзывается о современном английском театре. Он зовет С.М. приехать в Париж, где
«Вы забудете, что Вам 40 лет и что мне 180 и мы будем думать только о великих молодых художниках или артистах, которых уже нет… А маленькие неизвестные книжные лавчонки здесь лучше, чем знаменитые магазины…»
Знаменитый автор «теории относительности» А. Эйнштейн был восторженным поклонником С.М. В письме от 24 января 1931 года Эптон Синклер сообщает Мастеру, что на просмотре материала фильма о Мексике «присутствовал профессор Эйнштейн и был восхищен Вашими кадрами. Он, сидя рядом со мной, ежеминутно восклицал: превосходно! замечательно!» Сохранилась фотография выдающегося физика с его надписью:
«Эйзенштейну — необыкновенно талантливому художнику».
Самые дружеские чувства питал к С. М. Эйзенштейну великий китайский актер Мэй Лань-фан. В своем письме от 2 апреля 1935 года он писал:
«Дорогой м-р Эйзенштейн. Разрешите прежде всего выразить нашу благодарность за Вашу любезную помощь и признательность за Ваше отношение к китайскому театральному искусству. Мы счастливы, что в Москве остались у нас друзья. Да продлится эта дружба!»
Часть Архива С. М. Эйзенштейна разграблена, большая часть находится на «вечном» хранении в ЦГАЛИ — Центральном Государственном Архиве Литературы и Искусства в Москве.
1967–1969.