Глава 7 ДРУЖБА С ПАРИ-ДЮВЕРНЕ (1760)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 7

ДРУЖБА С ПАРИ-ДЮВЕРНЕ (1760)

Несмотря на унижения, зависть и хулу, что выпали на долю Бомарше при королевском дворе, должность учителя музыки дочерей его величества позволила ему упрочить положение в свете и открыла перед ним те двери, которые никогда бы не открылись перед часовщиком Кароном, разве только для того, чтобы починить часы. Из множества новых знакомых, появившихся у Бомарше в то время, двое сыграли особую роль в его судьбе. Одним из них был г-н Ленорман д’Этьоль, законный супруг фаворитки Людовика XV маркизы де Помпадур. Этот вельможа находил утешение в объятиях других красавиц, пока его собственная жена услаждала Его величество, и получал щедрую компенсацию за то, что закрывал глаза на супружескую измену, жил он на широкую ногу и охотно принимал гостей. Д’Этьоль обожал театр, особое предпочтение отдавая тем самым «парадам», что родились на почве комедии дель арте. Бомарше, став завсегдатаем его гостеприимного дома, также пристрастился к театру; именно в салоне Ленормана д’Этьоля увидели свет первые сайнеты Пьера Огюстена, раскрывшие его талант драматурга. Успех этих пьес заставил Бомарше всерьез заняться тем видом искусства, в котором впоследствии он достиг вершин мастерства.

Другим человеком, оказавшим огромное влияние на Бомарше, был знаменитый Пари-Дюверне. Знакомство с ним переросло в настоящую дружбу. Судьба четырех братьев Пари сложилась поистине удивительно. Были они сыновьями трактирщика из Муарана, небольшого селения, расположенного у самого входа в Вореппское ущелье — через эти врата Альп путешественники, поднимавшиеся вверх по Изеру, попадали в Гренобль.

Близость Савойи навела этих предприимчивых молодых людей на мысль заняться поставками оружия французской армии, вначале сражавшейся против герцога Савойского в войне с Аугсбургской лигой, а затем воевавшей за Испанское наследство. Братья Пари быстро приобрели вес в своей провинции. А после того как будущая герцогиня Бургундская, следовавшая в Версаль для вступления в брак, почтила своим вниманием гостиницу их отца в Муаране, они решили, что им по плечу покорить и Париж. Молодые люди благополучно обосновались в столице и выдвинулись на первые роли.

Двое старших братьев — Антуан (1668–1733) и Клод (1670–1745), носивший фамилию Пари-Ламонтань, — стали официальными поставщиками провианта и фуража французской армии, а двое младших — Пари-Дюверне (1684–1770) и Пари-Демонмартель (1690–1766) — вступили в ее ряды и сделали блистательную карьеру, быстро поняв преимущества интендантской службы, гарантировавшей верные барыши, перед строевой, где люди за гроши рисковали жизнью. Итак, двое младших братьев присоединились к старшим, и все вместе они занялись поставками продовольствия армии, принимавшей участие в кампаниях Виллара во Фландрии в 1709–1713 годах, а позже, в начале Регентства, подмяли под себя Откупное ведомство.

Дюверне, самый способный из братьев, занял главенствующее положение в их компании. В 1716 году он помогал герцогу де Ноаю наводить порядок в финансовой системе Франции, но не нашел общего языка с Джоном Лоу, с чьими методами оздоровления финансовой ситуации в стране был не согласен. Лоу потребовал выслать братьев Пари на их родину в Дофинэ. Крах системы, которую пытался внедрить Лоу, быстро реабилитировал братьев. Регент поручил им исправить положение в финансовой сфере. Еще когда был жив герцог Бурбонский, Пари-Дюверне стал настоящим теневым министром финансов Франции благодаря дружбе с маркизой де При, любовницей тогдашнего премьер-министра. Богатство братьев Пари выросло до размеров столь неприличных, что ставший в 1726 году премьер-министром кардинал де Флери обвинил их в незаконном присвоении средств и отправил в ссылку. Пари-Дюверне, скомпрометированный больше остальных, семнадцать месяцев провел в Бастилии. Потом дело утрясли, но все то время, что Флери пребывал у власти, Пари-Дюверне не имел никакой возможности возобновить свою финансовую деятельность. Развернуться по-настоящему он смог только тогда, когда маркиза де Помпадур стала фавориткой короля. С этой дамой Пари-Дюверне связывали такие же тесные отношения, как и с ее супругом — Ленорманом д’Этьолем. Благодаря своим друзьям Пари-Дюверне был назначен официальным поставщиком французских войск во время войны за Австрийское наследство и Семилетней войны, что еще больше увеличило его богатство. Он не скупился на добрые советы и помог сколотить состояние Вольтеру, который в результате нескольких удачных финансовых операций обеспечил себе ренту в размере 130 тысяч ливров и на все лады расхваливал Пари-Дюверне.

В 1751 году, желая отблагодарить армию, которой он был обязан своим богатством, а также чтобы заслужить благосклонность Людовика XV, Пари-Дюверне решил построить здание для Военной школы. Эта идея пришлась по душе маркизе де Помпадур, рассчитывавшей извлечь из этого предприятия собственную выгоду. Архитектор Габриель спроектировал прекрасное здание, в котором могли бы разместиться пятьсот юношей, горящих желанием посвятить себя воинской службе.

В 1757 году, это был год позорного поражения у Росбаха, строительство Военной школы было завершено. Хотя первые кадеты уже приступили там к занятиям, Людовик XV, огорченный военными неудачами, не проявлял к школе никакого интереса. Маркиза де Помпадур больше не вызывала прежних чувств у своего венценосного любовника, кроме того, именно она была ярой сторонницей той политики, что привела Францию к поражениям на поле брани, поэтому она считала несвоевременным привлекать внимание короля к учебному заведению, готовившему офицеров.

Пари-Дюверне, видевший в создании Военной школы свою самую большую заслугу перед потомками — перед ними он хотел предстать в образе мецената, а не взяточника, — сокрушался из-за того, что не мог получить монаршего благословения, которое должно было обеспечить успех его предприятию. Потеряв надежду добиться желаемого через фаворитку короля, он решил действовать через его дочерей. Для этого Пари-Дюверне нужен был вхожий к принцессам человек, который мог бы рассказать им о только что построенной Военной школе. А при дворе только и говорили, что о благоволении принцесс к Бомарше. Пари-Дюверне решил использовать его в качестве посредника, он уже имел возможность познакомиться с этим честолюбивым молодым человеком в доме Ленормана д’Этьоля и оценил его словоохотливость и житейскую сметку. Пари-Дюверне посвятил Бомарше в свой замысел и намекнул, что готов щедро оплатить его услугу. «Он предложил мне свое сердце, помощь и кредит», — писал о достигнутом между ними соглашении сам Бомарше, сразу же увидевший, какую выгоду он может извлечь из дружбы с финансистом. Дочери Людовика XV были многим ему обязаны, сам же он никогда им ничем не докучал, поэтому не видел большой беды в том, чтобы попросить их о пустяковом одолжении — посетить Военную школу.

Обрадованные возможностью разнообразить свое монотонное существование, принцессы с радостью откликнулись на приглашение. Они торжественно въехали в карете на территорию Военной школы, приняли парад кадетов, после чего отдали должное роскошной трапезе. Пари-Дюверне провел принцесс по прекрасным залам школы; сопровождавший их Бомарше был замечен в том, что подал руку принцессе Виктории и на мгновение дольше, чем положено, задержал ее руку в своей, помогая ей сесть в карету. Пребывая в полном восторге от чудесного приключения, гостьи перед отъездом из школы наговорили Пари-Дюверне массу комплиментов в адрес Бомарше и настойчиво рекомендовали его старому банкиру.

«Я вас искренне любил, дитя мое, теперь же отношусь к вам как к собственному сыну: да, я выполню взятые на себя обязательства, иначе смерть лишит меня этой возможности», — расчувствовался тот. Эти слова отозвались в ушах Бомарше звоном золотых монет. Однако пока он выполнил только половину поручения: удастся ли ему добиться приезда в Военную школу самого короля?

Потрясенный восторженным рассказом дочерей, Людовик XV не заставил себя упрашивать и вскоре нанес визит в Военную школу. Радости Пари-Дюверне не было предела, а Бомарше вовсе не преувеличивал свои заслуги, когда уверял, что один сумел за короткое время сделать для основателя Военной школы то, «что другие тщетно пытались сделать в течение девяти лет».

Благодарный Пари-Дюверне не замедлил выполнить свое обещание. Он сделал Бомарше своим компаньоном в делах, выделив ему 60 тысяч ливров из личного капитала, и с этой суммы стал платить ему ренту из расчета 10 процентов годовых, то есть 6 тысяч ливров. И это было только начало. «Он приобщил меня к финансовым операциям, в которых сам был известным докой, под его руководством я трудился над преумножением моего состояния и по его указке принимал участие в самых разных предприятиях; в некоторых из них он помогал мне деньгами или предоставлением кредита и во всех — советами».

Под влиянием Пари-Дюверне Бомарше занялся спекуляциями, и со временем это превратилось в настоящую страсть, которая преследовала его до самой смерти и стала причиной многих жизненных коллизий, будь то судебные процессы по делам о наследстве, поставки оружия или борьба за авторские права драматургов. Теперь, когда материальные проблемы Бомарше были решены, он убедился, что в том обществе, где он вращался, мало быть просто богатым, гораздо важнее иметь дворянское звание. Чтобы покинуть третье сословие, он решил приобрести в качестве «мыльца для простолюдина» скромную должность королевского секретаря. Однако нужно было считаться с общественным мнением и ревнивым отношением окружающих: никогда дворянское звание не получит человек, чей отец до сих пор держит часовую мастерскую, на вывеске которой значится его фамилия Карон, и прибавление к этой фамилии благородного имени де Бомарше все равно не заставит забыть о ней придворных, завидующих положению этого красавчика при дворе.

Ради блестящей карьеры всегда приходится чем-то жертвовать; коль скоро Бомарше не мог отречься от имени отца, значит, отцу следовало оставить свою коммерческую деятельность. Разве он не достиг того возраста, когда люди выходят на пенсию? Разве его зять, знаменитый Лепин, не достиг высот мастерства, чтобы унаследовать часовую лавку тестя на улице Сен-Дени и продолжить его дело?

У Бомарше не было никаких иллюзий по поводу истинной ценности того благородного звания, которое он стремился получить, но выгоды от этого ему казались достаточными, чтобы позабыть о том, что всего пять лет назад пределом его мечтаний было прославить свое имя в качестве часовщика. У настоящих честолюбцев короткая память. Так что 2 января 1761 года он без колебаний написал своему отцу следующее:

«Будь у меня возможность выбрать новогодний подарок, который я хотел бы получить от вас, то, в первую очередь, я пожелал бы напомнить вам об одном вашем давнем обещании сменить вывеску над вашей дверью. Дело, которое я хочу довести до конца, может осложниться лишь одним — вашими занятиями коммерцией, о которых вы недвусмысленно оповещаете публику с помощью вашей вывески. До сих пор у меня не было оснований думать, будто в ваши намерения входит неизменно отказывать мне в том, чем сами вы совсем не дорожите, но что в корне меняет мою судьбу, и все это из-за господствующей в этой стране дурацкой манеры смотреть на вещи. Коль скоро я не могу изменить этот предрассудок, я вынужден подчиниться ему, поскольку у меня нет другого способа продвинуться в этой жизни ради нашего с вами общего блага и счастья всей семьи. Имею честь выразить вам свое глубочайшее уважение, остаюсь вашим покорным… и т. д.

Де Бомарше».

Нам неизвестно, какова была первая реакция папаши Карона на это письмо, оно не могло не обидеть его, несмотря на почтительный тон. Но старик обожал сына: все письма, адресованные им впоследствии Пьеру Огюстену, полны трогательной нежности и самых лестных похвал. Можно предположить, что Карон-старший сразу же не исполнил желания сына лишь потому, что передача его имущества дочери и зятю без ущемления интересов других детей могла состояться только в соответствии с официальной процедурой, требующей времени. Что до единственного сына г-на Карона и, в принципе, его единственного наследника, то он существенно облегчил дело: чтобы стереть все воспоминания о своей трудовой юности в часовой мастерской отца, отказался от всех прав на наследство и сделал это с такой легкость еще и потому, что, видимо, так и не получил прибыли от массового внедрения в часовое производство изобретенного им спускового механизма.

Акт об отказе Кароном-старшим от его коммерческой деятельности датирован 3 декабря 1761 года, то есть прошло ровно одиннадцать месяцев с тех пор, как он получил от сына письмо с просьбой об этом. Вероятно, без этого действительно нельзя было обойтись, поскольку он сразу же принес требуемые результаты: уже на следующей неделе Пьер Огюстен Карон перешел в дворянское сословие. Позже он дерзнул заявить, что его дворянство было ничуть не хуже, а даже лучше, чем у других, потому что он заплатил за него и мог предъявить квитанцию об оплате всем своим недоброжелателям.