Глава 16 РОКОВОЙ ГОД (1770)
Глава 16
РОКОВОЙ ГОД (1770)
1770 год начался для Бомарше вполне благополучно: репетиции «Двух друзей» в «Комеди Франсез» проходили успешно, премьера спектакля была назначена на 13 января.
Казалось, победа в процессе против Ле Сюера и Груля ему обеспечена. Бомарше был из тех, кто считал (или, по меньшей мере, уверяли в этом), что простой люд всегда вынужден уступать сильным мира сего, и изо всех сил старался быть в стане победителей, «быть молотом, чтобы не быть наковальней».
А у счастливого семейного очага на улице Конде любовь продолжала плести свои сети. Овдовев вторично, старый папаша Карон, несмотря на свои семьдесят два года, начал напропалую волочиться за юбками, и надо было держать ухо востро и не допустить, чтобы какая-нибудь шлюха затащила старика под венец. Что касается счастливицы Жюли, то, чтобы пересчитать всех ее ухажеров, не помешал бы калькулятор.
Г-жа де Бомарше вновь была беременной. Супруги радовались, что их маленький Огюстен, старательно делавший свои первые шаги, не будет единственным ребенком в семье. Со стороны Женевьевы Мадлены, не отличавшейся отменным здоровьем и уже приближавшейся к сорокалетию, было не очень осторожно допустить вторую беременность через столь короткое время после первой. А Бомарше был в тот период настолько занят, что надолго оставлял свою очаровательную супругу одну дома лежать в шезлонге, но, верный своим обещаниям, неизменно делил с ней постель по ночам. Дела отнимали у него много времени: не принося ожидаемых прибылей, Шинонский лес, тем не менее, еще лет пять-шесть мог оставаться выгодным вложением капитала. Появились перспективы новых коммерческих операций. В связи с этим Пьер Огюстен считал совершенно необходимым привести в порядок свои расчеты с Пари-Дюверне, которому вот-вот должно было исполниться восемьдесят шесть лет, и состояние его здоровья внушало серьезные опасения.
Но ничего нельзя было предпринимать до тех пор, пока «Два друга» не будут представлены на суд зрителей. Путь от улицы Конде до нынешней улицы Ансьен-Комеди (Старой комедии), где в ту пору размешался театр, как раз напротив кафе «Прокоп», был совсем коротким, и каждый день, иногда не по одному разу, Бомарше приходил в «Комеди Франсез», чтобы лично следить за репетициями; он навязывал актерам свое видение постановки пьесы, отличавшееся маниакальной дотошностью. Результат такого титанического труда не оправдал надежд автора: премьера провалилась, свист в зрительном зале раздавался в этот вечер гораздо чаще аплодисментов. Всем очень понравились слова одного из зрителей, произнесенные сразу после того, как упал занавес: «Это и правда банкротство, пропали мои двадцать су». А кто-то из злых шутников приписал на афише, висевшей у дверей театра, после названия «Два друга», — «автора, у которого вообще нет друзей».
Редко критика бывала столь уничижительной, так что Бомарше дорого заплатил за свое самодовольство и вызывающую манеру являться в театр на карете, хотя жил он от него всего в двух шагах. Гримм вынес свой приговор в наиболее оскорбительной для автора форме: «Лучше бы ему делать хорошие часы, чем покупать должность при дворе, бахвалиться и писать плохие пьесы». Это мнение разделял и Башомон, написавший 15 января 1770 года в «Журналь»: «Сюжет пьесы, негодный сам по себе, вызвал еще большее негодование из-за манеры, в которой был представлен», а Гримм свой первый критический отзыв дополнил злобной статьей: «Эта пьеса была бы замечательной, если бы не была столь скучной, если бы не была лишена естественности и правды жизни, если бы в ней присутствовал здравый смысл, и если бы г-н де Бомарше имел хотя бы немного таланта». В заключение Гримм процитировал четверостишие, автором которого, возможно, сам и был:
На драме Бомарше я умирал от скуки;
Там в обороте был огромный капитал,
Но, несмотря на банковские муки,
Он интереса не давал.
Из всех этих жестоких насмешек, что сыпались на Бомарше со всех сторон, до нас дошла одна, спровоцированная им самим, когда после фиаско своей пьесы он утешал себя тем, что подобная же участь постигла и оперу «Зороастр». Он имел неосторожность сказать Софи Арну: «Через неделю у вас совсем не будет зрителей или же будет очень мало», на что остроумная актриса язвительно ответила: «Ваши друзья нам их пришлют».
После одиннадцатого спектакля пьеса была исключена из репертуара «Комеди Франсез»; это был полнейший провал, в следующем месяце театр предпринял еще одну попытку возобновить постановку, но отказался от этой идеи после того, как три вечера подряд зрительный зал оставался абсолютно пустым. С тех пор «Два друга» больше никогда не ставились на сцене.
В феврале в «Меркюр де Франс» можно было прочесть следующее: «Идея этой пьесы чересчур запутанна, а ее сценическое воплощение не придало ей ни достаточной ясности, ни достаточной глубины».
Критика в адрес Бомарше не утихала весь 1770 год. До потомков дошло двустишие Палиссо:
Бомарше слишком невразумителен, чтобы быть интересным,
Он жалкое подражание своему кумиру Дидро,
а также мнение обычно доброжелательного к Бомарше Фрерона, которое было опубликовано в четвертом номере «Анне литерер» за 1770 год: «Пока г-н де Бомарше не откажется от этого ограниченного и пошлого жанра, коей он, видимо, избрал для себя, я советую ему не искать сценических лавров». Этот совет, как оказалось впоследствии, был весьма дельным. Но тогда Бомарше не внял ему, поскольку был поглощен другими, более неотложными заботами. 1770 год, который почти сразу начал преподносить Бомарше неприятные сюрпризы, приготовил ему еще более страшные испытания.
Здоровье его жены, ослабленное беременностью, резко ухудшилось; ее начали мучить приступы тяжелого кашля. Врач, признавший у Женевьевы Мадлены туберкулез, настойчиво убеждал Бомарше больше не делить с ней супружеское ложе, дабы не заразиться, но тот категорически отказался последовать этому совету, демонстрируя презрение к опасности, верность данным обещаниям, любовь к жене и даже, возможно, чувственное влечение к ней. При этом нежность не лишила его здравого смысла и способности считать: Бомарше осознавал, что, если жена не оправится от болезни, он останется с двумя детьми на руках и потеряет пожизненную ренту Женевьевы Мадлены. Тогда он решил произвести окончательные расчеты с Пари-Дюверне, что дало бы ему средства для новых коммерческих предприятий. «У меня есть ребенок, моя жена вновь беременна и очень больна. Если со мной или с вами произойдет какой-нибудь несчастный случай, мои дети будут разорены», — сказал он своему компаньону.
Пари-Дюверне, прикованный к креслу из-за болезни и преклонного возраста, никак не мог решиться на эти расчеты не потому, что не любил Бомарше, а потому, что боялся, что его наследник граф Лаблаш устроит ему из-за этого скандал. Последний ненавидел Пьера Огюстена и постоянно следил за своим дядей, поэтому тот даже не осмеливался пригласить к себе нотариуса. Оба компаньона получили анонимные письма, возможно, составленные по наущению Лаблаша продажным помощником нотариуса по фамилии Шатийон, и послания эти заставляли их быть настороже.
В письме, прибегнув к языку, понятному лишь им двоим, Бомарше объяснил своему старому другу, что если его визит к нему вместе с нотариусом может стать причиной неприятностей, то визит одного нотариуса не должен вызвать недовольства Лаблаша, ведь целью этого визита будет не изменение завещания, а всего лишь подписание некого акта, регулирующего отношения между компаньонами. Пари-Дюверне признал справедливость этих рассуждений, и 1 апреля 1770 года ему на подпись был представлен договор, составленный в двух экземплярах и уже подписанный Бомарше. В этом акте, содержание которого нам известно, поскольку именно он лег в основу всех последующих судебных разбирательств, перечислялись взаимные обязательства каждой стороны. В нем подтверждалось, что Бомарше возвратил Пари-Дюверне 160 тысяч ливров в векселях на предъявителя и дал согласие на ликвидацию их совместной компании по владению Шинонским лесом. Пари-Дюверне, со своей стороны, удостоверял, что Бомарше вернул ему все долги и признавал свой долг последнему в сумме 15 тысяч ливров. Получив копию подписанного Пари-Дюверне договора, Бомарше в течение двух месяцев ожидал его исполнения. Но тщетно. Тогда он отправил своему компаньону следующее письмо на условном языке:
«Я вновь прибегаю к нашему восточному стилю, чтобы внести нотку веселья в наше дело. Как здоровье, дорогая крошка? Давненько мы не целовались. Забавные мы любовники! Мы не смеем встречаться из-за родственников, которым это может не понравиться, но это не мешает нам по-прежнему любить друг друга… Пусть моя крошка посчитает цветочки, причитающиеся мне по одному из пунктов наших с ней расчетов из известного ей документа, и составит для меня самый красивый букет. Думаю, лучше всего для этой цели подойдут желтые цветы, те прекрасные желтые цветы с изображением царственного лика, которые мы когда-то заставили сослужить добрую службу моей крошке!.. Пусть крошка назовет день, когда я могу прислать за ними».
Этот цветистый язык довольно прозрачен, и Пари-Дюверне прекрасно понял его, поскольку уже на следующий день ответил Бомарше в той же манере: «Будьте завтра в девять часов у своей крошки, она преподнесет вам праздничный букет. Не без труда нам удалось собрать самые редкие в это время года цветы».
Ответ не оставлял никаких сомнений: несмотря на постоянный надзор, Пари-Дюверне сумел раздобыть необходимые средства и готов был выполнить свои обязательства перед Бомарше.
Но в день, когда Пьер Огюстен намеревался поехать к Пари-Дюверне за обещанными «цветочками», его свалил приступ жесточайшей лихорадки, и он оказался на длительное время прикованным к постели. Едва придя в себя и собравшись с силами, он при первой же возможности нанес визит своему компаньону, которого уже поставил в известность о своей болезни. Но нашел своего должника в таком немощном состоянии, что это вызвало его беспокойство: Пари-Дюверне жаловался Бомарше на неприятности, которые доставляла ему Военная школа, и ни словом не обмолвился об их окончательном расчете. Это дело так и повисло в воздухе. Безрезультатное свидание с Пари-Дюверне почти совпало по времени со столь же безрезультатно закончившейся тяжбой по Шинонскому лесу.
Спустя несколько дней Пари-Дюверне умер. Он оставил почти два миллиона ливров своему племяннику Лаблашу, и Бомарше следовало теперь обращаться именно к нему с тем, чтобы тот уплатил ему долг покойного и выполнил остальные пункты соглашения с Пари-Дюверне.
Бомарше сразу же понял, что добиться желаемого ему будет непросто, и поведение графа де Лаблаша подтолкнуло бы его к решительным действиям, если бы на него не навалились другие, более серьезные проблемы.
Вторые роды, которые принимал у г-жи де Бомарше знаменитый доктор Пеан, были очень тяжелыми, а появившийся на свет ребенок прожил всего несколько дней. Физические и моральные страдания, перенесенные несчастной женщиной, ухудшили ее и без того подорванное болезнью здоровье, она стала быстро угасать.
Муж, читавший по глазам жены, какие страхи одолевали ее, окружил больную еще большей заботой и лаской и оказывал ей всяческие знаки внимания, за что, безусловно, заслуживает похвалы и уважения. Болезнь не только нанесла урон красоте Женевьевы Мадлены, но и подорвала ее моральный дух.
Отец, сестры и остальные родственники Бомарше были растроганы его преданностью жене, но дрожали при мысли, что он заразится и последует за ней в могилу. Своими опасениями они поделились с известными докторами Троншеном и Лорри, искусство которых продлевало дни умирающей.
«Как вам могла прийти в голову мысль, что я соглашусь отдалиться от нее, — ответил Бомарше на их увещевания, — когда мы все делаем для того, чтобы развеять ее мысли о кончине? Неужто своими действиями я стану убивать ту надежду, которую пытаюсь внушить ей своими речами? Если я перестану делить с ней ложе по ночам, что бы я ни сказал при этом, я нанесу ей смертельный удар. Она вообразит, что я покинул ее ради другой женщины или что пришел ее последний час».
«Хорошо, теперь моя забота помочь вам выйти из этой непростой ситуации», — ответил доктор Троншен.
Он прошел к больной и сообщил ей, что теперь будет навещать ее не в определенное время, а в разные часы, чтобы следить, как изменяется ее самочувствие в течение дня. На следующее утро он приехал очень рано и застал мужа рядом с ней в постели. Сделав вид, что возмущен, доктор принялся упрекать Бомарше за невнимание к несчастной женщине, которая, несмотря на свою болезнь и страдания, не смеет ни кашлянуть, ни пожаловаться и терпит невыносимые муки из боязни его разбудить. Напрасно г-жа Бомарше пыталась смягчить гнев доктора и оправдать мужа: он-де поступал так, чтобы лично ухаживать за ней и предупреждать все ее желания. Троншен не желал слушать никаких оправданий и категорически потребовал от Бомарше оставить супружеское ложе. Он сказал, что разрешит ему вернуться на него только после полного выздоровления больной. Тот подчинился, но из самых благих побуждений продолжал разыгрывать перед женой комедию: чтобы она не заподозрила, что приказ доктора был инспирирован, он распорядился поставить в ее спальне отдельную кровать для себя и предпочел рисковать жизнью, вдыхая болезнетворные миазмы, нежели стать причиной слез Женевьевы Мадлены. Несмотря на все заботы близких, скрасивших ее последние дни, 17 ноября 1770 года г-жа Бомарше скончалась.
Это новое несчастье принесло Пьеру Огюстену не только моральные страдания. Оно осложнило его материальное положение: Бомарше остался с ребенком на руках, и ребенок этот не мог рассчитывать на материнское наследство, ибо весь капитал Левека был опрометчиво переведен в пожизненную ренту. Казалось, судьба, сулившая Бомарше блестящие перспективы, коварно обманула его. На этого честолюбца, который всего год назад чувствовал себя способным завоевать мир, свалились все мыслимые и немыслимые несчастья: провал в театре заставил его усомниться в своем таланте; судебный процесс завершился таким образом, что в глазах публики в моральном плане он оказался на одном уровне с двумя прохвостами, воспользовавшимися его ошибками при организации лесоразработок в Шиноне; ушел из жизни его старинный и могущественный друг, который всегда был его опорой в финансовых делах, но окончательные расчеты с которым остались неурегулированными; и, наконец, трагическая смерть унесла из жизни его новорожденного ребенка и его молодую красавицу-жену, которую он любил так, как ему позволяло его легкомыслие, и которой он был по-настоящему верен — случай для него исключительный.
Под градом сыпавшихся одно за другим несчастий мог пасть любой, но не Бомарше. А ведь это была лишь прелюдия к новым, еще более тяжелым испытаниям, в результате которых он будет не только полностью разорен, пострадает его честь, и до последних дней своих он так и не сможет до конца отмыться от вылитой на него грязи.
Перед смертью жены Бомарше обменялся с графом де Лаблашем письмами и убедился в том, что полюбовно договориться с ним о погашении долга Пари-Дюверне вряд ли удастся. Очень скоро он узнал, что в лице Лаблаша имеет дело с безжалостным врагом, решившим любым способом — от суда до клеветы — погубить его.
В то время как Пьер Огюстен искренне оплакивал супругу, Лаблаш и его приспешники распускали гнусные слухи о том, что богатые женщины, имевшие несчастье стать женами г-на де Бомарше, слишком быстро покидали этот мир.
Эти слухи дошли до семьи первой жены Бомарше — Обертенов и вселили в них надежду возбудить дело, завершившееся не в их пользу четырнадцать лет назад; все это породило очередную волну сплетен, превративших Фигаро в Синюю бороду.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
Глава десятая Роковой вопрос
Глава десятая Роковой вопрос Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живем. С. Есенин 3 августа Есенин ступил на платформу Виндавского вокзала. Медленно, с трудом приходил он в себя после заграничного «турне», как приходят в
Глава VII РОКОВОЙ ДЕНЬ
Глава VII РОКОВОЙ ДЕНЬ Осенью 1825 года внезапно оборвалось царствование Александра I, которое принесло России столько плодотворных реформ и перемен, столько блистательных побед.Царь скончался неожиданно, в далеком Таганроге, на берегу Азовского моря. Случилось это 19
ДАВУ ЛУИ НИКОЛА 1770-1823
ДАВУ ЛУИ НИКОЛА 1770-1823 Выдающийся полководец наполеоновских войн. Маршал Франции.Луи Даву родился в Бургундии, в 1788 году успешно закончил Парижскую военную школу.Во время Великой французской революции молодой офицер без колебаний перешёл на сторону революционного
Глава пятьдесят шестая Роковой сквозняк
Глава пятьдесят шестая Роковой сквозняк Увы, но после премьеры «Федота-стрельца» Филатов прожил недолго – всего полтора года. О том, каким было в последние месяцы жизни состояние Филатова, рассказывает Леонид Ярмольник: «Последнее время Леня был прикован. Нет, не к
УИЛЬЯМ ВОРДСВОРТ (1770-1850)
УИЛЬЯМ ВОРДСВОРТ (1770-1850) Начало английского романтизма литературоведы связывают с появлением совместного сборника стихов Уильяма Вордсворта и Сэмюэля Тейлора Колриджа (1772-1834). Оба поэта оказали заметное влияние на всю мировую и, в частности, на русскую поэзию. Судьбы
Глава десятая Роковой выстрел
Глава десятая Роковой выстрел 1 Стрелково-тактические Курсы усовершенствования командного состава РККА «Выстрел», где преподавал Яков Александрович Слащёв, ранее назывались Высшей стрелково-тактической школой командного состава РККА. Для того чтобы понимать, о чём
Глава 14 Роковой брак 1815
Глава 14
Глава первая (1770-1797)
Глава первая (1770-1797) В XVIII веке такие истории случались нередко. Они пахли порохом, железом штыков, пылью российских дорог. В них было немало горечи и душевного страдания. Страдали женщины. Среди них была крымская турчанка Сальма, мать русского поэта Василия Капниста. И
Глава 15 ВТОРОЙ БРАК (1768–1770)
Глава 15 ВТОРОЙ БРАК (1768–1770) Чтобы отрешиться от забот, связанных с управлением Шинонским лесом, Бомарше часто уединялся в особняке на улице Конде и предавался своему любимому занятию: сочинял драматические произведения.Однажды, в начале 1768 года, он работал в своем
Глава 17 ТЯЖБА С ГРАФОМ ДЕ ЛАБЛАШЕМ (1770–1772)
Глава 17 ТЯЖБА С ГРАФОМ ДЕ ЛАБЛАШЕМ (1770–1772) В жизни, такой пестрой и бурной, какую вел Бомарше, все события, словно медали, имели две стороны: да, 1770 год был для Пьера Огюстена сплошной чередой несчастий, но правда и то, что он стал для него преддверием новой эры: пережив ночь
Глава 3 Роковой «побег в Америку»
Глава 3 Роковой «побег в Америку» В 1930 году по ускоренной программе я заканчиваю 7-ю и 8-ю группы школы «В память Парижской Коммуны». Школу ликвидируют, и на ее базе приказом Наркомпроса создается финансово-экономический техникум. Профессия финансиста меня не устраивала, и
Глава VII. Роковой конец
Глава VII. Роковой конец Настроение Мора после падения. – Возвращение к частной жизни. – Приготовление к смерти. – Начало преследований. – Воображаемые преступления Мора. – Требование присяги. – Уклончивое поведение Мора. – Осуждение на вечное заключение. – Мор в
Чума 1770-1771 гг. в Москве
Чума 1770-1771 гг. в Москве Одна из выдающихся заслуг Григория Орлова перед Отечеством и русской историей — избавление Москвы от чумы. Именно благодаря его мерам чума была остановлена и не допущена в столицу. Но сначала опишем события в Москве, приведшие к вмешательству князя
Глава 20. Александр Фадеев. Роковой выстрел на почве ревности
Глава 20. Александр Фадеев. Роковой выстрел на почве ревности Подруга по студенческому житью-бытью, народная артистка РСФСР Татьяна Бестаева признавала «дар влюбчивости», характерный Люсе:– Стоило мне услышать от Люси о ком-то: «О, это такой талант!» – как я понимала: она
АПРЕЛЬ, 1770. ШАРЛОТТСВИЛЛ, ВИРГИНИЯ
АПРЕЛЬ, 1770. ШАРЛОТТСВИЛЛ, ВИРГИНИЯ — Итак, ваша честь, история рождения моего клиента подтверждена записями в книгах хозяина его матери и не вызывает сомнений. Установлено, что бабка его была мулаткой, рождённой белой женщиной от негра. Установлено также…— Вы хотели
Глава 14 РОКОВОЙ РУБЕЖ
Глава 14 РОКОВОЙ РУБЕЖ Жизнь в революционной России — сфера смешения ценностей, чувств, образов мышления, действий и противодействий. Динамика этого коловорота определяется огромными просторами территории, временем совершения событий, скоростью вызревания в умах людей,