ТАКИЕ ДОЛГИЕ МИНУТЫ

ТАКИЕ ДОЛГИЕ МИНУТЫ

Теперь серая тень метнулась слева. Автомат толкнул в плечо, и с сосенок, там, за стволом автомата, хлопьями упал снег. Ответного выстрела не последовало. Основные силы карателей, видно, обосновались под прикрытием обрыва.

Он не знал, сколько времени ушло с того мгновения, когда, увидев цепочку гитлеровцев, бросился к деревьям и упал в снег. Он помнил только одно — первый выстрел с той стороны прозвучал раньше, чем удалось перебежать открытое место, и ему казалось, что изнурительное напряжение тянется не меньше часа…

На стене висит прямоугольник сероватой писчей бумаги. Это список принятых в институт. Пронзительная, необъятная радость. Он, Ленька Богданов, выпускник полновской школы, стал студентом Ленинградского технологического института.

Шумной гурьбой рассаживались они по креслам в блистающем люстрами кинотеатре на Невском проспекте. «Волгу-Волгу» можно смотреть десять раз! Балагур приятель Петька наизусть произносил длинные монологи потешного бюрократа Еропкина. И смеху не было конца. Но что это? Рушатся стены многоэтажных домов… Перекошенное ужасом огромное лицо женщины на экране… И снова в облаках пыли падают многоэтажные дома… Это Мадрид. Первый раз в упор, лицом к лицу, Леонид увидел фашизм.

Потом комсомольский митинг в институте. Нет, не забыть этот лес поднятых вверх крепко сжатых кулаков. «Фа-шизм не прой-дет! Не прой-дет! Но пасаран!»…

У валуна под соснами снова возникло серое пятно. Долгим свистящим эхом отдался выстрел. Автомат поставлен на одиночные…

Сейчас Леонид понимал, как трудно было командиру отряда. Что может быть труднее сказать человеку о гибели отца и матери! Молча стоял он перед Николаем Васильевичем. А тот не произнес слов утешения. Козырев знал, что дружеское участие старшего, скрытое в молчаливом пожатии руки, лучше разговора.

И он, Ленька, почувствовал это.

Поэтому не смог командир отказать в его просьбе, когда через несколько дней стала готовиться к важной операции группа добровольцев. Да эту просьбу и просьбой назвать было нельзя. Подошел тогда Леня к Николаю Васильевичу и твердо произнес:

— Я сделаю это один.

В отряде он числился бойцом подрывной диверсионной группы. Это он готовил мину, когда под откос был пущен фашистский эшелон с боеприпасами. Потом не только в отряде, но и в окрестных деревнях долго еще говорили о большой могиле, что устроили партизаны оккупантам у разъезда Замогилье.

Но Леня видел, что командир колебался. Нетрудно было догадаться, о чем размышлял Николай Васильевич: тогда рядом были товарищи по группе, было огневое прикрытие, мины, наконец, были. Теперь же он собирался действовать в одиночку да еще простыми толовыми шашками.

Хотел было командир все это ему сказать, да не смог себя заставить, когда встретился с ним взглядом. Только головой кивнул: ладно, иди, мол.

Вопросов Леня не задавал: все было ясно. По сведениям, полученным от подпольщиков станции Ямм, стало известно, что вскоре должен пройти поезд к Ленинграду с живой силой врага. Этот поезд надо было уничтожить. Такая возможность бывает нечасто.

Он верно рассчитал — у деревни Ямок под самым носом у гарнизона на станции Ямм вряд ли будет выставлена охрана. А место там для подрывника — лучше не сыщешь. В ста шагах от дороги темный бор стоит. И тут же извилистая речка Желча с густо заросшими ракитой берегами, над ней мост железнодорожный.

Все так и вышло. Охранников не было. Остальное для Лени было делом знакомым. Четко, как на занятиях, засыпал гравием блестящие желтые бруски немецких килограммовых шашек тола. В одну вставил детонатор. Прикинул расстояние до поворота полотна, отмерил бикфордова шнура на полминуты и финкой сделал аккуратный косой срез…

Вечером в отряде стало известно об успешной диверсии. Перед строем товарищей командир объявил ему благодарность и крепко обнял.

…На жестокую огневую схватку с фашистом, засевшим у валуна (прополз все-таки, гад, по кустам!), ушли последние патроны. Автомат стал ненужным. Рука сжимает теперь пистолет. Но тот серый, у валуна, больше не поднимается. Свитер под ватником уже весь пропитан кровью. Кружится голова…

С чего начался сегодняшний день? Как всегда, задание давал сам командир. С задания возвращались группой. Перебрасывались шутками. Было легко и радостно. Но вдруг нарвались на засаду. Выстрелы раздались, когда, казалось, все опасности были позади…

…Они идут. Скрипит под ногами снег. Они согнули спины и направили на него все стволы своих винтовок и автоматов. Они боятся его!

Скрипит снег. Они крадутся к нему… Комсомольцы не сдаются!

* * *

Николай Васильевич Козырев, бывший командир Полновского партизанского отряда, седой человек с задумчивым взглядом, рассказывает о последнем бое комсомольца Леонида Богданова. Рассказ прост, как боевое донесение:

Н. В. Козырев с учениками яммской школы.

— В декабре сорок второго года группа партизан нашего отряда под командованием Петра Екимова возвращалась на базу с задания. Фашисты по следам на снегу установили путь наших ребят. В Сороковом бору, вблизи заброшенного хутора Янсон, окружили их. Завязалась перестрелка. Силы были явно неравными. Погиб Хрюкин, Иванов. Карателям казалось — исход боя ясен. Но бойцы наши под плотным огнем противника рассредоточились в ельнике. Леонид Богданов прикрыл отход товарищей.

Но не здесь погиб Леня. Дав уйти товарищам, он все-таки и сам сумел вырваться из огненного кольца. Долго брел лесными тропами. Враги шли по пятам. Они настигли Богданова невдалеке от речки Белка, за которой была твердая партизанская земля.

Леня залег в ложбинке на самой опушке леса. Стрелял редко, — берег патроны. Бил точно — навечно остались зимовать в поле несколько гитлеровцев. Но вот смолкли и пистолетные выстрелы. Каратели ни с места — боялись: вдруг гранатой встретит? Когда же наконец подползли к лежащему Богданову, то увидели: партизан мертв. Последний патрон комсомолец сберег для себя.