ОСТРЫЙ ГЛАЗ, ЧУТКОЕ УХО

ОСТРЫЙ ГЛАЗ, ЧУТКОЕ УХО

Крупный железнодорожный узел Дно фашисты бомбили с первых дней войны. Жертв было много. Через город шли эшелоны с ранеными. Легкораненых оставляли в местной больнице. Бойцы санитарной дружины дежурили на вокзале у санитарных поездов, в госпитале. Вместе со старшими подругами несла дежурства и семнадцатилетняя печатница типографии Таня Ланькова.

В здании средней школы, где находилась санитарная дружина, один из классов заняла группа военных. Показались Татьяне они какими-то странными. Все куда-то торопятся, спешат, а эти сидят за партами, что-то рассматривают, о чем-то шепчутся. И оружие у них немецкое.

Хотела уже девушка своими смутными подозрениями поделиться с начальником сандружины, да ненароком подслушала обрывок фразы, оброненной младшим лейтенантом: «Разведчик в этих условиях должен…» Обожгла мысль: «Так вот кто они, а я-то, дуреха…»

Нет! Упустить такой случай Татьяна не могла. В райвоенкомате ей уже несколько раз отказывали в просьбе послать на фронт… А здесь…

Ланькова резко дернула дверную ручку и вошла в класс.

— Тебе чего, девочка? — спросил один из военных.

От такого неожиданного обращения Таня (худенькая, высокая, она действительно походила на подростка) смутилась и робко пролепетала:

— Дяденьки, возьмите меня с собой.

«Дяденьки» — рослые, крепко сбитые парни — рассмеялись. Посыпались вопросы:

— А куда тебя взять?

— А у мамочки ты спросилась?

Оправившись от волнения, Татьяна сказала:

— Вы — разведчики. Собираетесь в тыл врага. Я хочу быть с вами. Буду делать все, что прикажете.

И вот трое «дяденек» — Виктор Луценко, Григорий Огарко, Кирилл Куклин — и Таня стоят перед майором Злотниковым. С улыбкой он выслушал рассказ о том, как Ланькова проникла в тайну группы, но в ответ на просьбу зачислить девушку в ее состав произнес обидное:

— У нас не детский сад.

Лицо Тани залила краска. Вскочив со стула, она выпалила:

— Я все равно уеду. В машину вцеплюсь!

Поднялся и майор:

— Вы понимаете, что говорите?

— Понимаю. И обязательно так поступлю.

— Ни черта вы не понимаете! — рассердился Злотников. — Товарищи, которые необдуманно привели вас ко мне, все здоровые и сильные хлопцы. Разве вы сможете столько пройти, сколько они? Или спрыгнуть с самолета с парашютом?

— Пройду. Спрыгну, — упрямо твердила Таня.

— А вдруг вы попадете в руки фашистов? Они же мучить будут, пытками заставят говорить.

— Кричать буду, но военной тайны не выдам. Честное комсомольское.

— А я думал, что ты пионерка, — смягчился Злотников и уже другим тоном спросил:

— Места-то здешние хорошо знаешь?

— Так точно, товарищ майор! — радостно воскликнула Ланькова.

Таня вошла в класс к разведчикам в 12 часов дня 9 июля. Ровно через три часа группа «01» покинула город. Ланькова забралась в кузов полуторки в чем была — в белой блузочке, в короткой юбке и туфлях на венском каблучке…

На первых порах не все у нее получалось гладко. Доставалось от командира на орехи, если при докладе употребляла слова «кажется», «приблизительно». С нескрываемой насмешкой он советовал:

— А ты в другой раз перекрестись, чтобы не казалось. Помогает. А золотушное словечко «приблизительно» для женишка прибереги. Спросит: «Любишь?», а ты ему в ответ: «Приблизительно». Мне же точно все подавай. У разведчика должна быть особая зоркость — все запоминать и запечатлевать намертво.

И Таня тренировала память, вырабатывала в себе эту особую зоркость: по нескольку раз проходила разведчица на станции Сущево у спрятанных под брезентом танков, чуть ли не вслух пересчитывала орудия, стоявшие на платформах на запасном пути в Чихачеве, запоминала номера груженных снарядами автомобилей, сделавших вынужденную остановку в поселке Бежаницы. И все это на виду у гитлеровцев, с риском для жизни.

Сколько раз, услышав окрик «Ком мит цум комендант, шнель!» («Идем к коменданту, быстро!»), Ланькову охватывал цепкий страх, но она с обворожительной улыбкой протягивала патрулю дновский паспорт или, залившись слезами, объясняла «пану солдату», что ищет больного отца-беженца.

Особенно тяжело приходилось разведчице в путей. Осень сорок первого выдалась короткой. Зима наступила рано. Все шло в ней гуртом: холодные дожди с мокрым снегом, сильные заморозки, метели. Обледеневшая грязь на дорогах, а по ним шагать и шагать. Все чаще и чаще попадались навстречу отряды карателей и лжепартизан. «Легенды» о пропавшем женихе, больном отце, о желании посетить божий храм, открытый оккупационными властями, совершить куплю-продажу на воскресном базаре помогали теперь плохо. Чтобы добыть ценную разведывательную информацию, приходилось подолгу мерзнуть в придорожном ельнике, прятаться в разрушенных постройках.

…Ашевские болота. На многие километры протянулись они — топкие летом и почти непроходимые весной и осенью. Сюда, в лесную деревушку Сусельницу, привел разведгруппу «01» ее командир. База тут была выбрана не случайно. Хотя место и глухое, но невдалеке от заболоченного леса проходила железная дорога Новосокольники — Дно — Ленинград. Магистраль имела стратегическое значение.

— Мы обязаны всегда знать, что делается на железной дороге, — объяснял товарищам главную задачу командир группы. — Эту «железку» должны видеть и наяву и во сне.

Всю первую военную осень из Ашевских болот летели в штаб Северо-Западного фронта радиограммы с короткими сообщениями о взорванных мостах, спущенных под откос фашистских эшелонах, с координатами сосредоточения вражеской техники, оперативных аэродромов гитлеровцев, складов боеприпасов и горючего.

Если героями диверсий были мужчины — бойцы группы «01», то основную массу разведывательной информации доставляли в Сусельницу девушки — младший лейтенант Елена Соколова и боец Татьяна Ланькова. С помощью старших товарищей Таня быстро постигала премудрости военной разведки.

А товарищи у нее были настоящие. За плечами у каждого служба в армии да месяц суровых и трудных боев.

К Тане они относились по-рыцарски, с немного грубоватой, но крепкой братской любовью.

Было что перенять и от старшей подруги, скромной, мужественной женщины. Соколова обладала замечательным даром: почти безошибочно угадывала, кому можно довериться, как поступить в сложной ситуации.

Однажды, уже в глухозимье, Соколова, Ланькова и Иванов после удачной диверсии, довольные, усталые, возвращались в Партизанский край, где временно базировалась их разведгруппа. На горизонте монолитным утесом синел спасительный лес. Шли на лыжах, кустарником. Снег был рыхлый и глубокий. У девушек иссякли силы, и Таня попросила:

— Саша, осталось совсем немного, давай напрямик дорогой через деревню.

— И то правда, — поддержала подругу Лена, — утром в деревне фашистов не было.

— Пошли, — согласился Иванов и повернул к сараю на околице.

И вдруг тишину вспорола автоматная очередь. Вторая…

— Засада! — крикнула Соколова и, резко свернув, побежала к обрыву реки.

Ланькова упала. Небольшие снежные фонтанчики встали впереди и по бокам. Поднимешься — смерть. «Нет, живой не дамся. Лучше гибель под пулями», — мгновенно решила Таня и, вскочив, метнулась к обрыву. Точно по сигналу вся деревня засверкала выстрелами…

— А ты, видно, в рубашке родилась, — сказал Иванов, рассматривая в лесу продырявленный пулями вещевой мешок Ланьковой.

— Лене спасибо, — улыбнулась счастливо Таня, — не укажи она путь к спасению, никакая рубашка не помогла бы.

Были и другие встречи. Как-то раз на проселочной дороге к разведчицам подошел человек средних лет в форме командира Красной Армии и спросил:

— Не видели ли вы поблизости немцев?

Соколова ответила на вопрос вопросом:

— А зачем они вам?

Незнакомец усмехнулся:

— Служить к ним иду, паек обещали.

Не выдержала Татьяна, отчитала его последними словами. А тот стоит и посмеивается. Совсем распалилась девушка, уходя, бросила:

— Мурло дезертирское! Чтоб тебе ни дна ни покрышки!

…Спустя месяц командир группы направил Ланькову со срочным пакетом в штаб 2-й Ленинградской партизанской бригады. Каково же было изумление Тани, когда в комбриге старшем политруке Васильеве она узнала «дезертира», встреченного по дороге в Поддорье. Готова была со стыда сгореть, но Васильев не дал слова сказать, начал благодарить:

— Ну и выручили вы меня тогда. Иду. Настроение прескверное. А встретил вас, послушал, как русские девушки «благословляют» тех, кто присягу забыл, легче на душе стало: «Мурло дезертирское!» Ведь надо же такое придумать…

* * *

— Ну, это уже слишком. Склады горючего вблизи вокзала? — Полковник Деревянко отошел от карты. — Что это: уверенность в безнаказанности или типичное прусское нахальство?

— Гитлеровцы пользуются складами только ночью. Да и охраняют умело, — возразил Злотников.

— И все же проникли в охраняемую зону наши люди.

Злотников улыбнулся:

— Нашим, как говорится, сам бог велел.

— А кто был в Локне?

— Девушки из группы Шимчика — Соколова и Ланькова.

Уголки губ начальника разведки фронта лукаво приподнялись.

— У нас не детский сад, не так ли, майор?

— Было так, теперь не так, товарищ полковник. У Александра Сергеевича Пушкина есть стихи, прямо как будто по этому случаю написаны. Помните в «Евгении Онегине»?

Как изменилася Татьяна,

Как твердо в роль свою вошла.

— Хорошо, коли так. Но стихи стихами, а мы давайте позвоним товарищам авиаторам. Цель завидная.

С этими словами полковник взялся за трубку полевого телефона…

Разведывательно-диверсионная группа лейтенанта Шимчика, куда были переведены Ланькова и Соколова, действовала в основном у той же железнодорожной магистралей, где и группа «01». Разведка, о которой шла речь в штабе фронта, была исключительно смелой. Девушки появились в Локне среди белого дня. Зашли в несколько домов и в каждом со слезами на глазах расспрашивали хозяев про лагерь военнопленных, где якобы томились их мужья. Узнав его местонахождение, а попутно и многое другое, они до вечера бродили по улицам. Нет худа без добра — в городе накануне остановилась крупная воинская часть. Ее неосторожные интенданты и помогли разведчицам определить, откуда идет снабжение бензином войск, отправляющихся на фронт к Ленинграду….

Ранним утром следующего дня эскадрилья краснозвездных самолетов точно положила бомбы на цель.

Девять человек, включая и самого командира, были в группе Николая Григорьевича Шимчика. Все — молодец к молодцу, отважны, решительны, правдивы. И каждый — превосходный специалист своего дела. Ленинградец Геннадий Сорокин — меткий стрелок. Волжанин Александр Иванов — мастер по установке мин. И Таня «твердо в роль свою вошла», хотя и года не прошло, как покинула родной дом.

— У нашей Танюши острый глаз, — восхищенно говорил подрывник Виктор Луданов, когда Ланькова, придя из разведки, нарисовала подробный план охраны железнодорожного моста между станциями Чихачево и Ашево, к взрыву которого готовилась группа.

— И чуткое ухо, — добавил радист Николай Мамаев.

Оба они были правы.