Василий Топильский ПРОЩАЛЬНЫЙ ПРИВЕТ

Василий Топильский

ПРОЩАЛЬНЫЙ ПРИВЕТ

Наступила зима 1942 года. Лютует январь трескучими морозами. Сутками метут метели, занося окопы, землянки, амбразуры огневых точек.

Наш передний край обороны проходит недалеко от Старой Руссы — тихого древнего города. Занятый врагом, он словно вымер. Люди прячутся по своим квартирам, не зажигают огней, стараются не попадаться на глаза фашистам. По утрам на заборах они читают приказы:

«В течение 24 часов сдать в комендатуру теплые вещи… Кто не выполнит приказа, подлежит расстрелу»; «Всему взрослому населению выйти на расчистку дорог от снега… Кто уклонится от работы — расстрел».

До боли сжалось у людей сердце, когда гитлеровцы расклеили плакаты, в которых сообщали о взятии Москвы и Ленинграда. Но однажды после утихшей пурги староруссцы вышли на очистку улиц и на заборах рядом с фашистским плакатом увидели небольшую листовку. В ней говорилось:

«Дорогие граждане Старой Руссы! Все, о чем брешут фашисты, — враки. Если бы гитлеровцы взяли Москву и Ленинград, то почему же они так укрепляют свои позиции у стен нашего города? Нет! Ленинград стоит, борется, а под Москвой врагу наши бойцы дали такую трепку, что они и поныне никак не очухаются. Держитесь, товарищи, и под Старой Руссой скоро дадут фашистам прикурить, силы наши растут и крепнут!»

В Старой Руссе и ее окрестностях оборонялась 290-я немецкая пехотная дивизия, поддерживаемая несколькими артиллерийскими полками и авиацией. Наступавшая на старорусском направлении наша 11-я армия своими активными боевыми действиями вынудила фашистское командование срочно перебросить в район Старой Руссы свои резервы, У стен города вспыхивали ожесточенные бои. Все чаще и чаще жители слышали артиллерийскую канонаду. От взрывов дрожала земля, вылетали из окон стекла.

Командование 11-й армии, сосредоточивая силы для основного удара, уточняло линию обороны противника, его огневые средства. Каждую ночь разведчики уходили за «языком», в глубоком снегу саперы прорывали ходы сообщения, прокладывали путь через минные заграждения. В штаб все больше поступало сведений от разведчиков, от патриотов, оставшихся в тылу у противника, от партизан. В частности, в них сообщалось о том, что гитлеровцы принимают все меры к тому, чтобы создать на зиму запасы горючего, боеприпасов, продовольствия. Указывались адреса складов. Один из них, центральный, располагался на окраине города, на территории льнозавода. В склады и подвалы завозились орудийные снаряды и мины, ящики с патронами, гранатами, противотанковые и противопехотные мины, в кирпичные укрытия закатывались бочки с горючим.

— Что ж, сведения стоящие, — сказал командующий 11-й армией генерал В. И. Морозов, выслушав доклад начальника штаба генерала И. Т. Шлемина. — Надо, Иван Тимофеевич, подумать о том, как уничтожить эти склады. Завтра жду ваших предложений.

На следующий день, познакомившись с планом операции, командующий долго смотрел на карту, где красными флажками обозначался район складов.

— План смелый.

— Мы постарались все взвесить и принять в расчет, — ответил начальник штаба. — В том, что бойцы проникнут на территорию складов и подорвут их, нет никакого сомнения. Труднее будет после взрывов выбраться из пекла — вот что меня волнует.

Командующий вновь подошел к карте:

— Решим так: как только раздадутся взрывы, а мы их обязательно услышим и увидим, пусть артиллеристы откроют огонь вот по этому квадрату и отвлекут внимание противника.

Уничтожить вражеские склады командование поручило 114-му отдельному лыжному истребительному отряду. Невелик срок его боевых действий — всего каких-нибудь полтора месяца, а в послужном списке отряда уже много дерзких вылазок, смелых рейдов по тылам врага. Да и задания одно сложнее другого. То отважные лыжники незаметно проникнут в расположение войск врага и «прочешут» его тыловые коммуникации, то уйдут в глубокую разведку или на связь с действующими в лесах партизанами и возвратятся с ценными сведениями, то смелым ночным налетом нарушат связь противника, подорвут боевую технику.

Легкие на подъем, вооруженные автоматами, гранатами, ножами и подрывными средствами, лыжники-истребители словно метеоры появлялись в самых неожиданных местах, сея панику в стане врага.

* * *

В ночь с 12 на 13 января 1942 года неистовствовала пурга. Не видно было ни зги. Воздух звенел. То и дело в лесу раздавался приглушенный треск деревьев. В лицо бил колючками упругий ветер, обжигая щеки, продувая ватную фуфайку, белый маскировочный халат. Лыжи тонули в глубоком снегу. Впереди, прокладывая лыжню, размашисто шагал комиссар. Его халат, словно белый парус, наполнился воздухом, и спина стала широкой. Идущий за ним след в след командир пошутил:

— А нам за твоей широкой спиной, Сергей Федорович, тепло и тихо.

Он обогнал комиссара. Теперь всю мощь злого и колючего ветра командир принял на себя, маскировочный халат его мгновенно разбух, и стройная фигура лейтенанта потеряла свои очертания.

Длинной цепью растянулись бойцы отряда. Ночь темная, тревожная, ее тишину то и дело нарушает пулеметная пальба дозорных, что стерегут подходы к переднему краю.

На опушке потонувшего в сугробах леска отряд остановился. Надо передохнуть перед тяжелым и опасным броском, проверить лыжные крепления, поправить снаряжение, поплотнее подтянуть на поясе чехлы с гранатами, подогнать вещевые мешки с взрывчаткой. Отдых короткий, без слов и суеты.

От леска тянется глубокий овраг. На его левом берегу наметен огромный снежный козырек. Лыжники стремглав под завывание вьюги нырнули в овраг, и заледеневший снежный козырек, словно броневой щит, скрыл их. Отряд незаметно вышел на заболоченное редколесье. И зимой и летом люди обходили стороной эти гнилые места, чтобы не потонуть, не завязнуть в трясине. Сейчас болото покрыто толстым слоем снега, схваченного морозом, и командир рассчитывает без особых хлопот перемахнуть на лыжах это полуторакилометровое препятствие. Главное — не задерживаться, а стремительно мчаться вперед.

Конечно, место ненадежное, но зато менее опасное: противник, надеясь на непроходимость болота, держит тут «жидкую» оборону, в ней есть «прогалины», в которые можно незаметно проникнуть налегке. Эти «прогалины» открыли партизанские разведчики.

И вот болото позади. На пути лыжников еще одно препятствие — высокая насыпь железнодорожного полотна. Лейтенант Федор Власович Ивашко сориентировался по карте — лыжники чуть-чуть отклонились вправо, где-то неподалеку должен быть проход под полотном. На розыск его командир выслал двух бойцов. Вскоре они вернулись и сообщили, что проход сильно замело снегом, но маленькое отверстие осталось, придется ползти по-пластунски.

Лыжники по одному ныряют в узкое снежное отверстие и быстро-быстро гребут руками. Замыкает цепочку отважных комиссар отряда политрук Сергей Федорович Малафеевский.

Вновь бойцов окутывает белесая пелена снега, ветер сбивает с ног, затрудняет дыхание. Командир спешит быстрее увести отряд от полотна железной дороги, по которой, как говорили партизаны, по ночам несколько раз проезжает дрезина с патрулем.

Минут через двадцать быстрого хода лыжники наткнулись на одноколейное полотно железной дороги.

— Вот мы и у цели, — тихо произнес командир. — Эти рельсы приведут нас к льнозаводу.

Он посмотрел на фосфорический циферблат часов — был второй час ночи. Окружившие командира бойцы стояли тяжело дыша, опираясь на палки.

— Десять минут на отдых, — сказал лейтенант. Помолчал, смахнул с густых бровей хлопья снега, добавил: — Действовать будем по отработанному плану: группа во главе с комиссаром ликвидирует посты и в случае боя прикроет подрывников, которых поведу я. Что бы ни случилось, подрывники должны выполнить боевое задание — взорвать склады.

Но ни командир, ни комиссар не могли знать, что именно в эту ночь противник усилил посты, удвоил караулы. Это во много раз усложнило действия отряда. Внезапного налета не получилось, лыжники были обнаружены немецкими патрулями. Пришлось дорогу к складам пробивать гранатами, отбиваться от команды охранников. В первые минуты сопротивление их было слабым, гитлеровцы даже не сумели воспользоваться своими заранее приготовленными для обороны огневыми точками. И пока группа поддержки во главе с комиссаром вела бой, тесня фашистских солдат к проволочному заграждению, отсекая от караульного помещения, лейтенант Ивашко проник с подрывниками на территорию завода.

Один за другим раздались взрывы. Окрестность озарилась огромным пламенем. Содрогалась земля. Возбужденные, с испачканными сажей лицами, бойцы сгрудились у каменной стены, предохранявшей их от летящих вверх камней, пылающих бревен.

— Товарищ командир, потерь нет, раненых тоже, — доложила санитарный инструктор отряда Александра Кузнецова.

— Вот и хорошо, а сейчас за мной, пока противник не очухался, — приказал командир и первый встал на лыжи.

Через несколько минут отряд был положен на снег шквальным огнем крупнокалиберных пулеметов. Путь отхода оказался отрезанным.

Завязался жестокий бой. Против небольшого отряда лыжников фашисты бросили только что прибывший из Восточной Пруссии батальон эсэсовцев. Заняв круговую оборону, используя для огневых позиций кирпичную ограду и каменные здания завода, наши бойцы стойко отбивали атаки.

К льнозаводу подошла специальная машина с большим рупором, и на ломаном русском языке кто-то из гитлеровцев прокричал:

— Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь! Через тридцать минут уничтожим всех бомбовым ударом с самолета!

В ответ раздалась пулеметная очередь, а над башней нефтехранилища взвился красный флаг. Затем бойцы попытались прорвать кольцо окружения. Большей части лыжников это удалось, но группа прикрытия не сумела отойти… Замолк один, потом и второй пулемет. Все реже и реже раздавались автоматные очереди. Когда не стало патронов и были израсходованы все гранаты, в ход пошли кирпичи, приклады автоматов, ножи. Короткой, но кровавой была рукопашная. Сгрудившись, бойцы заслоняли своими телами единственную женщину, которая была среди них. Но вот иссякли последние силы…

Фашисты согнали на территорию завода жителей и на их глазах стали избивать раненых красноармейцев. Издеваясь, строчили поверх голов пулеметными очередями. Один из бойцов, высокий, с русыми волосами, громко крикнул:

— Передайте нашим, мы выполнили задание: склады уничтожили!

К бойцу подскочил фельдфебель и ударил его по голове прикладом…

— До сих пор при одном воспоминании о виденном у меня шевелятся волосы на голове, — рассказывает Полина Егоровна Никифорова, свидетельница этой трагической картины. — Фашисты прикладами затолкали истерзанных бойцов в узкую щель бензохранилища и тут же принялись спешно закладывать отверстие кирпичом. Часа через полтора привезли раствор цемента и залили щель, лишив бойцов воздуха. Вначале никто из нас не понял злого замысла гитлеровцев. Но кто-то вдруг надрывно крикнул: «Да их же заживо замуровали в могилу!»

И в эту минуту мы вдруг услышали приглушенный напев, знакомый всем советским людям с самого детства. Сквозь толщу кирпичной башни, где находились наши бойцы, до нас донеслись слова «Интернационала». Пели наши товарищи. Мы вздрогнули, прижались плотнее друг к другу, замерли от захвативших нас чувств. А пение становилось глуше и слабее…

Это был последний привет мужественных и бесстрашных героев.

* * *

В феврале 1944 года войска 1-й ударной армии 2-го Прибалтийского фронта освободили город Старую Руссу от немецких захватчиков. И хотя по ночам еще были слышны орудийные залпы удалившегося на многие километры фронта, а через город шли и шли на фронт войска, жители уже восстанавливали свои жилища, фабрики, предприятия.

В один из дней во двор льнозавода пришли женщины, старики, подростки. Глядя на башню, люди примолкли. Она стояла в сторонке от заводских зданий заросшая бурьяном. Кто-то принес лом, и все сгрудились у замурованного отверстия.

После долгих усилий отверстие в башне было пробито, из бензохранилища пахнуло сыростью, холодом. И башня открыла людям хранимую за толстыми стенами страшную тайну…

— В черные дни фашистской оккупации из уст в уста передавалась по городу легенда о красноармейцах, которые проникли в Старую Руссу и героически сражались с фашистами, — рассказывает работница льнозавода Екатерина Ефимовна Леонтьева. — И вот 16 августа 1944 года я встретилась с этими героями… В тот день я была на заводе и вместе с другими переносила трупы воинов из бензохранилища в братскую могилу. Одеты казненные варварской смертью бойцы были в пробитые осколками шинели и белые маскировочные халаты, шапки-ушанки, на некоторых были валенки, остальные — разуты. У женщины были длинные темно-русые косы, на ногах только чулки, вокруг шеи косынка. Трупы находились в различных положениях. У кого закушены руки, у кого рукой захвачены волосы или сжаты кулаки. Многие были крепко сцеплены руками друг с другом. Умирая, люди прощались в последнюю трагическую минуту. Видно, что умирали они тяжело, долго мучились, задыхаясь без воздуха…

…Под тенью тополей и берез, неподалеку от места казни, выросла братская могила тридцати неизвестных солдат. Двадцать два года за могилой бережно ухаживали люди. Украшали цветами, вырастили сирень.

В 1966 году горсовет по просьбе комсомольцев ремонтно-строительного управления города, начавших во главе со своим вожаком Валей Кузьминой поиск бойцов, сражавшихся за родную Старую Руссу, решил перезахоронить останки героев с заводского двора на общегородском братском кладбище. Солнечным майским утром весь город провожал прах героев.

При захоронении комсомольцы в братской могиле обнаружили два пенальчика с пожелтевшими листками. Осторожно развернули и прочли:

«Ивашко Федор Власович, 1911 года. Харьковская область, М. Волчанск, Червоноармейская, 13».

«Сергей Федорович Малафеевский, 1908 года. Вологодская область, с. Нюксенцы, колхоз „Красный пахарь“».

К родным на Вологодчину и на Украину, в военные комиссариаты полетели письма…

Шумят зеленой листвой над братской могилой тридцати героев деревья. Есть среди них стройные березки, посаженные детьми комиссара Малафеевского и командира Ивашко. Пока только два эти легендарных имени золотом высечены на обелиске. Поиск остальных двадцати восьми продолжается.

Пройдет время, и люди назовут всех отважных советских воинов, дерзко проникших в тыл врага и павших там смертью храбрых.

Будет так!