Макроэкономические выборы: свобода и эффективность рынка

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Макроэкономические выборы: свобода и эффективность рынка

Пословица гласит: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. В отношении Маргарет ее можно перефразировать так: скажи мне, кто твои вдохновители, и я скажу, какой будет твоя политика. Редко когда перефразированная пословица была бы столь верна, как эта применительно к Маргарет Тэтчер. Чтобы рынки были по возможности наиболее эффективными, пришло время объявить, что «Кейнс умер» и что рынок победил. В своей знаменитой речи, произнесенной в Цюрихе 14 марта 1977 года[122], Маргарет даже позволила себе немного «удариться в лирику»: «Капитализм лучше, потому что он начинается с человека, с личности, с его особенностей и его непохожести на других, с его ответственности и с его способности делать выбор <…>. Выбор — это сущность этики <…>. Это то, что мы называем нравственным обществом». Но она не забывает и о практичности: «Двигатель капитализма — это прежде всего механизм производства товаров массового потребления. Это предметы одежды по доступным ценам, это заводы, моторы, машины, доступные многим, и в этом секрет типичного успеха капиталистического способа производства».

Чтобы достичь такого успеха, есть всего лишь одно средство: рынок. Первый противник, которого надо одолеть, это, совершенно очевидно, инфляция, тормозящая процесс инвестирования и пожирающая накопления. Представленный в виде наброска в «Правильном подходе» план операций по борьбе с инфляцией был в деталях обрисован группой личных советников Маргарет, которая переберется в мае 1979 года в дом 10 по Даунинг-стрит; входили в эту группу Джон Хоскинс, создатель программы «Камни через стремнину» (или «Средства для достижения цели»), Алан Уолтерс, профессор университета Джона Хоскинса, и Брайен Гриффитс, преподаватель Лондонской школы экономики.

Они пришли к выводу, что единственным конкретным решением проблемы был бы строгий контроль над изменениями объема денежной массы. Многие средства будут задействованы для достижения этой цели: введен новый показатель, позволяющий планировать увеличение данной массы на четыре года, применена среднесрочная финансовая стратегия, установлен процент ссуды, достаточно завышенный по необходимости, сокращены государственные расходы и проведено поступательное сокращение государственного дефицита. Кроме этих «рычагов», позволивших установить стабильные рамки для деятельности «экономических агентов», в дальнейшем очень последовательно отменили политику контроля над ценами и зарплатами.

Национальный комитет по ценам и доходам будет распущен, чтобы государство не вмешивалось в переговоры относительно зарплат между социальными партнерами. Свобода цен будет окончательно восстановлена. Главная цель состояла в том, чтобы позволить рынку в полном объеме играть свою роль и одновременно воспрепятствовать государству втягиваться в трудные переговоры по поводу заработной платы, которые в лучшем случае могут «испортить рынку его игру», а в худшем — открыть дорогу продолжительным и дорогостоящим социальным конфликтам в масштабах всей страны. Будет предусмотрена и еще одна мера: представителям Конгресса тред-юнионов будет абсолютно закрыт вход в дом 10 по Даунинг-стрит. Патронам Конфедерации британской промышленности и рабочим, членам различных профсоюзов, было предоставлено право самостоятельно улаживать их дела. Для наемных работников общественного сектора (или государственных служащих) вопрос об увеличении размеров заработной платы будет решаться в пределах рамок, определяемых возможностями государственной казны.

Но сколь бы ни были эффективны и необходимы все вышеназванные меры, их инициаторы, вероятно, не отдавали себе отчета в том, что эти меры со всей силой сталкивались с еще одним основополагающим принципом тэтчеровского либерализма: требованием положить конец контролю над уровнем банковской ссуды и предоставления свободы осуществления валютных операций и валютного курса. Было принято решение отменить налагавшуюся прежде на банки обязанность вкладывать значительную часть их капиталов в Английский банк, то есть отменить знаменитые «жесткие рамки», установленные лейбористами. Для воплощения в жизнь второй части принципа требовалось полностью отменить контроль над валютными операциями. Свободная конвертируемость фунта стерлингов гарантировала всем, что символ Великобритании соответствовал своей рыночной цене. В умах ярых сторонников свободы предпринимательства эта мера воспринималась как необходимость разорвать цепи и вновь обратить взоры в сторону «великих просторов».

Принцип был превосходен, но он противоречил желанию контролировать размеры денежной массы. Да, в этих двух принципах содержались определенные противоречия. Как регулировать уровень воды в канале, когда с двух сторон открыты шлюзы? Либерализация ставки банковской ссуды, прилив и отлив капиталов могли иногда только сделать тщетными попытки «обуздать» денежную массу. Логика требовала возврата к классической политике стоимости, процентных ставок, налогообложения, одним словом, к политике нормы. Последующие события не замедлили показать, что монетаризм в чистом виде имел свои границы, по крайней мере, с точки зрения таких индикаторов, как среднесрочная финансовая стратегия. Кит Джозеф, хоть и был одним из главных вдохновителей введения монетаризма в практику, однако же подчеркивал недостатки монетаризма и предостерегал от увлечения чистым монетаризмом в своей уже упоминавшейся работе «Монетаризм сам по себе недостаточен».

Чтобы обеспечить большую эффективность британского рынка, как считала Маргарет Тэтчер, необходимо было провести три реформы: приватизацию государственных предприятий, либерализацию рынка труда и развитие свободы торговли.

Что касается государственного сектора, то в дотэтчеровской Англии его размеры были гипертрофированы. Около трети наемных рабочих трудились на национализированных предприятиях, где дезорганизация не имела пределов. Никто не чувствовал ответственности ни за что. Каждый инвестиционный проект на сумму, превышающую пять миллионов фунтов стерлингов, подлежал согласованию с чиновниками соответствующего министерства. Настало время бюрократии, безответственности и огромных потерь. В 1979 году около восьми миллиардов фунтов были затрачены министерством финансов на то, чтобы как-то покрыть дефицит государственных предприятий. Кроме того, политика поддержки «хромых уток» приводила к недопустимым перекосам в сфере конкуренции. «Одно спасенное рабочее место стоило пяти-шести потерянных, так как для его спасения надо было усиливать налоговый гнет, — пишет Маргарет Тэтчер в мемуарах. — В политическом смысле трудность состояла в том, что всякий видел спасенное рабочее место, в то время как несозданные или потерянные места оставались невидимыми и были рассеяны по всей стране». Либеральная политика в области занятости вызывала ожесточенные споры, такие же, как сегодня порождает глобализация. Да, конечно, много рабочих мест было утрачено, но сколько было создано! Только политика «сальдо» в сфере заработной платы, политика баланса, позволяла оценить все последствия предпринятых шагов, но в то время различные невзгоды оказали влияние на средства массовой информации…

Но для Маргарет выбора не было. Если даже в ее первом партийном манифесте открыто не говорилось о том, что в Англии следует денационализировать множество предприятий, чтобы избежать перекосов на рынке, сделать предприятия более конкурентоспособными и в особенности изменить менталитет нации, дабы «превратить функционеров в акционеров», Маргарет хотела это сделать. Как всегда, мораль у нее находилась в непосредственной близости к экономике. Цель, которую она преследовала, было создание благоприятных условий, которые позволили бы предприятиям «завтрашнего дня» держаться на поверхности; но более всего она хотела, чтобы родился «народный капитализм», который сделал бы каждого собственником, а следовательно, немного ответственным за свое собственное предприятие. Она всегда будет озабочена тем, чтобы наемные работники и мелкие вкладчики могли бы иметь преимущественное право акционера на приобретение дополнительных акций при увеличении капитала приватизированного предприятия. Что касается критиков, иногда возвышающих свои голоса против пенсионных фондов, обвиняя их в спекуляциях, то она от этих критиков лишь отмахивалась. Что такое пенсионный фонд, как не сберегательная касса для наемных работников? Итак, это еще одна форма косвенного народного капитализма. По мнению Маргарет, противники приватизации были и оставались противниками народа. Истина заключается в том, что самые ее свирепые противники — это представители элиты, выпускники прославленных университетов, заседающие в советах, управляющих предприятиями управляемой или регулируемой экономики. В сфере рынка труда или занятости либерализация зависела от того, будет ли проведена необходимая реформа профсоюзов. В первое время Маргарет поддерживала идею проведения свободных переговоров между социальными партнерами, но в глубине души полагала, что заработная плата определяется рынком и является результатом свободных переговоров между предпринимателем и будущим работником. Только так можно было бы узнать размер «естественной заработной платы», проистекающей из соответствия спроса и предложения. Однажды, когда Маргарет была чем-то раздражена, а ей предложили встретиться с «социальными партнерами», она бросила своим советникам: «Вы когда-нибудь видели социального партнера? Я видела мужчин, женщин, хозяев предприятий, рабочих, а вот социальных партнеров не видела никогда!» Профсоюзы благодаря их способности причинить вред, их природному корпоративизму, способности парализовать страну действительно могли добиться больших преимуществ, которых, по мнению Маргарет, они были недостойны. Освобождение от «нарывов», каковыми Маргарет считала профсоюзы, способствовало возникновению и развитию подвижного рынка труда, несомненно, являющегося одним из основных столпов экономической политики Маргарет Тэтчер.

Последний важный «элемент», который достоин упоминания, это развитие свободной торговли. В бакалейной лавке в Грантеме Маргарет наблюдала, как туда прибывали продукты со всего мира. В этом она видела источник процветания как для торговцев из стран-импортеров, так и для торговцев из стран-экспортеров. Она была готова к тому, чтобы Англия открыла свои границы, ожидая, естественно, что другие страны сделают то же самое. Но британский закон не мог заставить пасть протекционизм в других странах. Однако Маргарет намеревалась бороться за то, чтобы едва ли не силой навязать свободный обмен продуктами производства и услугами не только в рамках ЕЭС, но и Всемирной организации торговли, а также в сфере двустороннего сотрудничества с различными странами. В нескольких словах она подвела итог противоречиям во взглядах поборников протекционизма и изоляционизма, которых сегодня назвали бы антиглобалистами: «Если импортные стиральные машины дешевле <…>, потребитель хочет иметь право выбора. Это порочный круг. Владельцы наших фабрик хотят иметь защищенный от иностранцев рынок. Это также требование профсоюзов, опасающихся „социального демпинга“. Но те же самые члены профсоюзов в качестве потребителей хотят иметь открытый рынок. Они не могут выиграть на двух шахматных досках сразу, напротив, они могут на обеих проиграть».

Мэгги считала, что дело владельцев предприятий — производить лучшую продукцию, дело наемных работников — усиленно повышать производительность труда и дело всего населения — соглашаться на «временную безработицу вследствие недостаточной подвижности рабочей силы», неизбежной при экономических переменах. Маргарет так настойчиво говорила о необходимости повышения производительности труда, потому что в период между 1973 и 1979 годами ее прирост в Англии составил всего лишь 6,3 процента, в то время как в большинстве стран ЕЭС он ежегодно составлял около 30 процентов. В тени субсидий и управляемой экономики Англия дремала в ленивом забытьи. Маргарет же провозглашала, что «цель — это подъем уровня жизни для всех при экономике, характеризующейся высокой производительностью труда, высокими зарплатами и пониженными налогами». Короче говоря, речь шла о том, чтобы вновь заставить Англию работать, сменив «политику спроса» на «политику предложения», основанную на свободных, прозрачных, конкурирующих и эффективных, насколько это возможно, рынках.

Как это ни парадоксально, но когда пристально изучаешь экономические основы «тэтчеровского проекта», то начинаешь отдавать себе отчет в том, что они довольно далеки от традиционного протекционизма тори. По иронии судьбы и истории, самый великий премьер-министр от партии консерваторов XX века после Черчилля говорит и думает как либерал XIX века. Последний реванш вигов над тори! Когда Маргарет Тэтчер говорит, мы слышим не голос Дизраэли, а голос Гладстона[123]…