Достоинства мускулистого прагматизма

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Достоинства мускулистого прагматизма

Надо сказать, что путешествия за границу были почти удовольствием на фоне той борьбы с противоречиями, которую она должна была вести в своем теневом кабинете, дабы их разрешить. Между Джеймсом Прайором и Китом Джозефом разница была почти столь же велика, как между Джеральдом Фордом и Тито.

Маргарет сознавала, что Англии брошены два вызова: один из сферы макроэкономики — инфляция, а второй из социальной сферы — давление со стороны профсоюзов и их способность блокировать страну и мешать всем глубинным реформам.

Чтобы сохранить единство Консервативной партии, Маргарет вынуждена была по этим двум вопросам вести бесконечные переговоры, обсуждения, теоретические беседы, столь продолжительные, что голова шла кругом. Можно было подумать, что у Маргарет нет направляющей линии. На деле же она проявляла здоровый прагматизм и чувство «реальной политики». Даже если она и верила в то, что надо осмеливаться «думать о немыслимом», она все же знала, что нет такой политики, которая чего-то стоит вне реальностей.

К вопросу об инфляции были возможны два подхода: монетаристский и контроль над ценами и доходами. Первый подход не имел большинства сторонников среди членов теневого кабинета, многие его просто не принимали. Второй подход уже доказал на деле, что если применять эти меры в одиночку, то они будут совершенно неэффективны. Однако в документе с изложением доктрины партии, опубликованном накануне проведения в Блэкпуле ежегодной партийной конференции 1976 года под названием «Правильный подход», Маргарет сумела совместить их. В «Белой книге» также указывалось на то, что «политика контроля над ценами и доходами не представляет собой долгосрочного решения по вопросу об инфляции, но что будет неразумно полностью и окончательно отвергать ее идею». В сфере отношений с профсоюзами в «Белой книге» также защищалась идея «согласованных действий» (по германской модели), хотя и не уточнялось, идет ли речь об автономных переговорах социальных партнеров или о переговорах по указке и под надзором государства, в частности, под руководством знаменитого Совета национального экономического развития.

Маргарет так научилась всяческим политическим уловкам, что сумела написать предисловие к обстоятельному докладу Кита Джозефа «Монетаризм сам по себе недостаточен». Так как доклад был очень длинен и сложен, почти неудобоварим, ибо изобиловал цифрами и графиками, то большинство «архонтов» Консервативной партии прочли из всего текста только заглавие. Они были в восторге. Ну наконец-то. Мэгги окончательно отреклась от монетаризма! На самом деле в докладе Кит Джозеф говорил нечто, прямо противоположное заглавию, или, если точнее, шел еще дальше и показывал всё превосходство и достоинства монетаризма. Он подчеркивал, что кроме контроля над денежной массой следовало еще и чрезвычайно жестко сократить общественные расходы и государственный долг, чтобы вся тяжесть дефляционной политики не легла бы только на плечи частного сектора, производителя, созидателя богатства. Но левое крыло партии все прочло по-своему и успокоилось, так как дымовая завеса сработала прекрасно.

Четырнадцатого марта в Цюрихе, в ЕЭС, перед сообществом банкиров, Маргарет вновь подтвердила свои убеждения в сфере экономики. Мы еще к ним вернемся, когда будем говорить об основах тэтчеризма. Запомним только, что тогда она с уверенностью, достойной мужчины, в одной речи утверждала идеи монетаризма, политику спроса и предложения, идею проведения массовой денационализации промышленности и идею морального превосходства капитализма. Теоретически адресованное тем, кого Вильсон называл «цюрихскими гномами», то есть руководителям МВФ (Международного валютного фонда), крупных банков и бирж, эти слова конечно же мгновенно преодолели Ла-Манш. Левые завопили. И хитрые «борзые» Консервативной партии залились звонким лаем вместе со сворой.

Маргарет тотчас предприняла «тактический отход». В июле 1977 года в здании Мемориала Иэна Маклеода она занялась разъяснением сути своей консервативной философии, и эти разъяснения походили на своеобразную дань, выплачиваемую всеобщему окружающему конформизму. Она предстала в облике наследницы Дизраэли и наследницы теории «Единой нации». Она напомнила присутствующим, что читала и любила романы Дизраэли, в особенности его роман «Сибилла, или Две нации», где столь явно проявилось его сочувствие к несчастным и обездоленным Викторианской эпохи. Она указала на то, что у нее нет намерений как-либо затрагивать «общество всеобщего благоденствия», ибо «индивидуализм есть создание общественное, рожденное в определенной семье или классе, в некоем сообществе, в лоне народа или нации, где все люди связаны между собой узами взаимной зависимости». Стремясь внушить доверие и успокоить слушателей, она даже добавила: «Мы повернулись спиной к чаяниям, которые внушила нам „Белая книга“ 1944 года по поводу политики в сфере занятости, не потому, что кейнсианство испортилось, как говорится, прокисло, нет». Она обещала только «установление нового равновесия между обществом всеобщего благоденствия и личной ответственностью».

В области отношений с профсоюзами Маргарет проявила такую же осторожность. Даже если конфликты и носили более локальный характер, чем те, что парализовали королевство при правительстве Хита, они в то же время бывали очень жестоки и влекли взрывы насилия. Конгресс тред-юнионов на глазах у всех открыл двери троцкистским агитаторам. Группировка «Милитант» («Борец») взяла контроль над многими тред-юнионами. Высокие советские должностные лица были приняты там с большой помпой. Общество наблюдало за действиями, совершенно неслыханными в демократической стране. Профсоюз почтовиков в январе 1977 года принял решение бойкотировать доставку писем и телеграмм, адресованных в Южную Африку. В ответ на поступивший по сему поводу запрос правительство лейбористов вынудило отвечать генерального прокурора, который сказал, что речь идет о «законном устрашении». Правда и то, что большая часть бюджета этого правительства зависела от воли профсоюзов.

При виде подобной добровольной сдачи позиций правительством немногочисленны были те, кто решил подняться и возвысить свой голос. В основном эти люди не состояли в партиях, некоторые из них являлись членами Национальной ассоциации борцов за мир, которую возглавлял парламентарий и герой ВВС Великобритании Билл Делиль-Дадли. Им удалось доказать в Европейском суде по правам человека, что практика так называемых закрытых предприятий незаконна и подлежит осуждению как противоречащая праву на свободу высказываний. Но партия консерваторов не пошла по их следам, сочтя, что это слишком рискованно в политическом смысле.

И все же одно событие потрясло, пробудило Англию. Маргарет Тэтчер была вынуждена выйти на линию огня. Случилось так, что на одном небольшом предприятии в Гранвике трое рабочих были уволены за то, что начали так называемую «дикую» забастовку. Профсоюзы тотчас же «ухватились» за представившийся случай. На предприятии началась всеобщая забастовка. Судебные инстанции могли сколь угодно долго утверждать, что увольнение носило совершенно законный характер, но разъяренные представители рабочего класса непременно желали воспользоваться удобным случаем[105]. Теперь у них была кость, которую они могли глодать, и они ее уже не выпустят из челюстей. Маргарет Тэтчер вспоминает, какая тогда в стране была атмосфера: «Возникла и сформировалась коалиция левых <…>, чтобы наказать Гранвик <…>. Это стало своего рода „местом свиданий“ для леваков». Даже три министра-лейбориста сменили свои костюмы с Сэвил-роуд на рабочие комбинезоны. И вот они уже в кабинетах забастовщиков. Да, странноватое занятие для министров правительства Ее Величества! В июне фарс превратился в драму. Пикетчики не давали рабочим, не принимавшим участия в забастовке, войти на территорию предприятия. Машины, доставлявшие «штрейкбрехеров», были забросаны булыжниками и бутылками с «коктейлем Молотова». Один автобус перевернулся, второй был подожжен. Полиция, казалось, была бессильна. В обоих лагерях были раненые. Разыгрывались те же сцены, что можно видеть в фильме Кена Лоуча «Виртуозы», хотя все и происходило в лейбористской Англии мистера Калла-гена, а не при Тэтчер и не при Блэре.

До чего должны были дойти консерваторы? Члены теневого кабинета давили на Маргарет, убеждая ее в том, что заходить слишком далеко нельзя и что не надо отталкивать профсоюзы. А потому она не подсказывала правительству, что пора прибегнуть к радикальным мерам, хотя и была готова к этому. Она довольствовалась чисто символическими «жестами», попросив Адама Батлера, своего парламентского секретаря, и заместителя Джеймса Прайора сесть в автобус с рабочими, которых пытались линчевать. «Картинка» получилась замечательная! К тому же булыжники, летевшие в них, смелость рабочих и страх, испытанный перед напором преисполненной ненависти разъяренной толпы, не способствовали улучшению имиджа тред-юнионистов среди членов команды Маргарет. Физический страх — лучшее средство, чтобы заставить думать!

Маргарет также написала открытое письмо, адресованное НАФФ (Национальной академии кинематографии и телевидения), полное недомолвок: «Мы полагаем, что сцены дикого насилия, показанные телевидением, сами по себе достаточны для того, чтобы общественное мнение заняло в большинстве своем правильную позицию, и гораздо более эффективны, чем долгие часы дискуссий».

Но когда Маргарет стали задавать вопросы на телевидении в ходе передачи «Неделя и мир», она ничего никому не обещала и всячески избегала предрекать неизбежность открытой конфронтации. Она только заявила, что «если жесткий конфликт и должен случиться, то тогда необходим референдум». Это предложение было хорошо принято прессой и сторонниками «двух течений» в Консервативной партии. Сама же Маргарет не могла пойти дальше, «так как по таким вопросам, как власть профсоюзов, политика в области доходов или общественных расходов, по-прежнему не существовало согласия среди членов теневого кабинета», пишет она в мемуарах.

Единственная сфера, где Маргарет могла дать волю своим убеждениям, был вопрос об иммиграционной политике. Кроме тех случаев, когда возникала необходимость предоставления убежища «в соответствии с честью и традициями британской нации», и случаев, когда уже были выданы паспорта или были заключены договоренности с некоторыми странами Содружества, Маргарет призывала положить конец политике массовой иммиграции, практикуемой лейбористами. У нее не было никаких комплексов, ведь, по ее мнению, «всякий зажиточный политик может публично проповедовать теорию достоинств толерантности, а затем вернуться в удобное жилище в спокойном квартале, где цены на недвижимость обеспечивают ему все преимущества апартеида, но без его стигматов»; она также считала, что общество, в котором встречаются представители многих разных культур, порождает немало проблем для тех, кто сталкивается с проблемой иммиграции. Она охотно вступала в споры по сему поводу, поскольку считала, что «левые готовы эксплуатировать проблемы, которые они создали сами».

В интервью, данном программе «Уорлд ин экшн» («Мир в действии») в 1978 году, Маргарет представила свое видение этой проблемы, которое в то время явно разделяло в большинстве своем общественное мнение: «Люди действительно с опасением наблюдают, как страна заполняется выходцами из иной культуры <…>. Если вы хотите, чтобы в стране существовали хорошие отношения между представителями разных рас, надо успокоить людей относительно количества иммигрантов <…>. Мы должны открыто рассмотреть вопрос о прекращении иммиграции, за исключением, разумеется, тех случаев, когда речь идет о гуманитарной необходимости…» Далее она добавила: «Всякий человек, проживающий здесь на законных основаниях, должен быть уверен, что с ним будут обходиться справедливо и достойно, в соответствии с законом». Естественно, таким образом она дала сигнал к вальсу господ тартюфов, открывающему бал фарисеев. Деннис Хили в связи с этим заговорил о циничном расчете, целью коего было всколыхнуть мутные воды межрасовых отношений. Министр внутренних дел обвинил Маргарет в том, что она, видите ли, «сделала расовую ненависть явлением респектабельным, достойным уважения». Но Маргарет не обращала внимания на эти обвинения, для нее было важно, что она смогла высказать свои убеждения. Это сказалось на результатах опросов: она набрала еще 11 очков.

Но вообще эти годы в оппозиции были для нее опасным упражнением в сложнейшем танце и контрдансе, в лавировании между двумя противоположными тенденциями в Консервативной партии. Энок Пауэлл отметил сей факт, выразив свое полувосхищение-полуразочарование: «Маргарет может несколько лет прожить, держа что-то в голове и говоря себе: „Я с этим не согласна, мне это не нравится, но я сейчас ничего не могу с этим поделать. Когда я смогу уладить или решить этот вопрос, я это сделаю. Я сейчас жду и воздерживаюсь от вмешательства“».

Именно это она и делала, находясь в оппозиции. Теневой кабинет был своеобразным подобием венецианского карнавала, где каждый носил маску и все головы были забиты задними мыслями, а цель у всех была одна: подставить подножку при исполнении пассакальи другому танцору. Маргарет вынуждена была подчиняться общим правилам, она не могла себе позволить сбросить маску и заставить это сделать других.