В поисках могилы дельфина

Билл Беннетт

Билл Беннетт – один из самых опытных и уважаемых кинематографистов Австралии. За свою карьеру, которая длится уже почти 30 лет, он создал 15 художественных фильмов и более 40 документальных. Он получил множество международных премий, трижды проводились крупные ретроспективы его фильмов. Билл является обладателем премий Австралийской академии кинематографа (австралийских «Оскаров») в номинациях «Лучший фильм» и «Лучший режиссер». Благодаря режиссерской работе он побывал во многих странах, в том числе в таких отдаленных регионах, как Папуа – Новая Гвинея, Индия, Китай и Африка.

Я взглянул на помятую пластиковую бутылку с водой.

Это была полуторалитровая бутылка, которую я, как всегда, взял с собой утром, перед тем как отправиться в путь. Я уже выпил две трети. Я жадно глотал воду во время долгого пути из Асэба к берегу Красного моря, пробираясь через иссушенную эритрейскую пустыню мимо деревень, опустошенных засухой и голодом, не осознавая, что каждая капля может стать драгоценна.

Снаружи «Лэнд Ровера» было около пятидесяти пяти градусов выше нуля. Во всяком случае, так сказал мой водитель. Даже для него было жарко. Эта жара трудно поддается определению. Это не жара, от которой потеют. Не жара, от которой пересыхает во рту. Это не жара, когда хочется включить кондиционер на максимальную мощность. Это жара как в доменной печи. Это жара, при которой плавится железо. Это жара, при которой размягчается пластик приборной панели. Я приехал из Сиднея и думал, что жара – это когда сидишь на пляже Бонди через два дня после Рождества, поджариваешься на солнце и надеешься, что тебя охладит морской бриз.

«Лэнд Ровер» проваливался почти на всю высоту колес. Автомобиль пробивался через густую грязь, покрытую коркой, и погружался в сырой вязкий песок. Красное море плескалось буквально в нескольких метрах, над водой поднимался пар, как из носика кипящего чайника. Было ужасно жарко. Так жарко, что я не мог вдохнуть ртом. Это было все равно что вдохнуть воздух от разбушевавшегося лесного пожара.

Воздух обжигал горло, и приходилось дышать только носом, делая быстрые резкие вдохи, потому что грудь ныла от раскаленного воздуха. Из-за жары пересохли глаза, и я щурился. Язык распух, а губы потрескались, как высохшая грязь под ногами или под колесами автомобиля.

Четверо местных молодых мужчин, сопровождавших нас в качестве гидов, пытались вытащить автомобиль, но лишь еще больше зарыли его. По пути мы проезжали деревню, она осталась примерно в десяти километрах позади, но пройти по такой жаре десять километров пешком было невозможно. Никто не знал, где мы, я по глупости никому не сообщил о наших планах, и у нас не было аварийного GPS-передатчика. Мы могли запросто погибнуть от невероятной жары в этом отдаленном уголке планеты, и никто не догадался бы об этом в течение недель, месяцев или, возможно, даже лет.

Водитель Томми говорил по-английски, он был в замешательстве. Он объяснил мне, что земля, по которой мы ехали в течение последнего часа или около того (ровная, похожая на битум береговая полоса), на самом деле была высохшей грязью, и когда мы остановились, колеса под весом автомобиля просто продавили толстую корку, погрузившись в нее по самое днище. Внизу было плотное глинистое месиво.

Когда автомобиль вязнет, объяснял он, можно либо поднять его домкратом, либо найти листву или ветки, чтобы подложить под колеса и продвинуться по ним вперед. Но там, где мы оказались, на отдаленном берегу Красного моря, не было деревьев или булыжников, которые можно было бы использовать как подъемник, нечего было подложить под колеса, кроме редко встречающихся камней, сразу же погружавшихся в вязкую грязь. «Лэнд Ровер» по самое брюхо сидел в покрытой потрескавшейся коркой шоколадной грязи, мы были вымотаны.

Я думал о жене и детях, оставшихся в Сиднее, действительно беспокоясь, что больше никогда не увижусь с ними. Меня утешал тот факт, что голливудский продюсер, отправивший меня в эту безумную поездку, чтобы найти настоящую русалку, оформил по моему требованию договор страхования жизни. Если я умру в этом адском котле, моя семья, по крайней мере, хоть что-то получит.

Это был великолепный сюжет, из которого должен был получиться великолепный фильм. Книга называлась «Могила для дельфина», в ее основе лежала реальная история.

Ее написал итальянец-картограф, которого отправили на эритрейское побережье в преддверии Второй мировой войны, чтобы он составил карту акватории для вторжения военного флота Муссолини. Будучи там, он начал сходить с ума от перегрева и одиночества, а проснувшись однажды утром, увидел красивую полуобнаженную женщину-масаи, пытавшуюся спрятаться от работорговцев. Если верить дневнику этого человека, женщина оказалась дельфином, и она была влюблена в другого дельфина, по вечерам выпрыгивавшего из теплых вод Красного моря, чтобы увидеть ее.

Я не буду вдаваться в подробности, скажу только, что женщина-дельфин в итоге умерла, и картограф похоронил ее под пирамидой из камней у кромки Красного моря, рядом с границей с Джибути. В книге было много зацепок, и мне нужно было попытаться найти эту пирамиду и удостовериться в правдивости этой истории.

Я заключил контракт на написание сценария и съемки этого фильма с одним очень успешным голливудским продюсером. Прочитав книгу, я понял: чтобы написать сценарий, близкий к реальности, и избежать клише, мне действительно необходимо отправиться в Эритрею и познакомиться с культурой, языком, особенностями тех мест и людей и попытаться найти эту могилу. Это дало бы мне исходный материал для работы.

Продюсер восхитился моим профессионализмом, понимая, что поездка сделает сценарий интереснее, а потому ему будет легче решить финансовые вопросы со студией. Но хотя он был очень успешен, его состояние превосходило все мои оценки и он ежедневно имел дело с шести-и семизначными суммами, он не раскошелился на мою поездку, даже на авиабилет экономкласса. Стоимость моего путешествия была эквивалентна стоимости хорошего ужина в ресторане Spago для нескольких руководителей киностудии. Но нет, все организовано, как он выразился, «за мой счет». Добро пожаловать в Голливуд.

В то время я уже обзавелся семьей и вовсе не был богат. Мне показалось, что это было отличной возможностью написать что-нибудь стоящее, и моя жена дала добро при условии, что продюсер застрахует мою жизнь на случай, если что-то пойдет не так. Мы только что купили новый дом и поселились в нем со своими маленькими детьми, а Эритрея была зоной боевых действий, хотя район, куда я собирался, находился в стороне от войны. Продюсер согласился оформить страховку, и я отправился в путь, сначала в Аддис-Абебу, а потом в Асэб, расположенный рядом с побережьем.

В Асэбе был только один настоящий отель, и он скорее напоминал разбомбленный бетонный бункер. В моем номере были так себе кровать, так себе душ, ничем не застланный цементный пол. На окнах не было штор. Никто не хотел бы оказаться в таком месте.

В душе был только один кран – с холодной водой, и вскоре я понял: это потому, что в горячей нет необходимости. Вместо холодной воды тек чуть ли не кипяток, по-видимому, из-за того, что трубы лежали в земле, а земля была такой горячей, что по ней почти невозможно было ходить. Мне приходилось сливать воду в пластмассовое ведро, любезно предоставленное отелем, и ждать, пока она остынет, прежде чем я мог помыться.

За городом встречались обнесенные заборами участки, где стояли десятки старых танков и автомобилей с ракетными установками, все они были покорежены пустыней и прошлыми войнами. Хотя Асэб находился к югу от столицы Эритреи, Асмэры, где шли основные сражения, здесь повсюду были солдаты.

Город также был наводнен представителями гуманитарных организаций, настоящей армией профессиональных членов неправительственных объединений, боровшихся с голодом в окружающих районах. Засуха была бесконечной, страна лишилась всей растительности, за исключением немногих корявых деревьев и редких кактусов. Сами эритрейцы были тощими, как жерди, но все равно везде передвигались бегом. Они бегали по пыльным улицам, они бегали по утрам и вечерам, они бегали босиком по земле, такой горячей, что я был вынужден носить «Тимберленды» с толстой подошвой и асбестовыми стельками.

Я понял: вот почему в Африке такое огромное количество легкоатлетов. Вместо того чтобы расслабляться в своих хижинах, смотря спортивные программы по телевизору, или прохлаждаться в оазисе, читая книгу, они бегают.

Я договорился с гидами, чтобы они провели меня дальше на юг, в сторону границы с Джибути, к тому месту, где, как я верил, должна была находиться могила. Несмотря на расходы, сложные условия жизни, опасность и невыносимую жару, я был увлечен этой историей. Могло ли быть правдой, что в этом Богом забытом уголке мира в море обитают дельфины, способные превращаться в женщин? Настоящие русалки?

Я был полон решимости выяснить это.

Следующим утром мы отправились в путь. Прямо перед отъездом я взял бутылку воды в магазинчике, местной версии 7-Eleven. Мы выехали из города, проехали мимо кладбища танков, мимо заграждений на дорогах, укомплектованных уставшими солдатами со старомодными автоматами, которые, возможно, уже даже не стреляли, мимо жилистых молодых босых мужчин, бегущих в раскаленную пустыню просто потому, что они любили бегать.

Когда мы выехали утром, температура воздуха была +49 градусов. Двое из гидов надели рубахи, ведь было «прохладно». Они не могли согреться, пока температура не поднялась выше пятидесяти четырех градусов.

Дул резкий ветер. Он делал жару еще более невыносимой, режущей губы, раздражающей глаза. Несмотря на это мы продвигались в диковинный край – к Красному морю, Персидскому заливу. Перед отъездом из Сиднея я прочитал, что ученые считают, что из-за особенностей древней геофизической активности Красное море стало своего рода закрытой экосистемой, где обитают виды, которых больше нет нигде на Земле. Может ли быть, что в этом герметично закрытом аквариуме проживают настоящие русалки?

«Лэнд Ровер» был старьем, хотя день его аренды стоил баснословных денег.

Это был автомобиль с длинной колесной базой и без таких роскошеств, как кондиционер или радио, но он с легкостью катился по колеям и тропам, ведущим к побережью Красного моря, мимо деревень с мрачными соломенными хижинами и красивыми женщинами в яркой цветастой одежде, развевающейся на горячем ветру.

Там не было полей, не было колодцев, не было хоть какого-то сельскохозяйственного производства или скота. Были только опаленная солнцем пустыня и каменистые холмы с колючими сорняками и те хорошо сложенные, выносливые люди, которые населяли эту непригодную для жизни землю.

Через несколько часов мы добрались до побережья. Вместо земли появилась словно заасфальтированная низина, ведущая нас прямо к кромке моря. Я надеялся, что смогу поплавать, так как температура перевалила за плюс 55 градусов, а я уже выпил половину воды.

Я ожидал увидеть ослепительный белый песок, ведущий к синей сверкающей воде, где, может быть, есть кораллы, а на рифах рядом с берегом обитают экзотические птицы; где резвятся дельфины, где черепахи высовывают головы из воды, чтобы глотнуть воздух, а косяки рыб покрывают рябью поверхность Персидского залива. Другими словами, у меня было очень романтическое представление о том, какое оно – Красное море.

Но у кромки воды меня ждало нечто совсем иное – покрытый запеченной коркой берег, быстро поглощаемый катящейся стеной густого тумана, или скорее пара, который клубами поднимался от воды. На расстоянии пятидесяти метров от берега невозможно было ничего рассмотреть. А грязное море, в котором я попробовал поплавать, оказалось горячим, как баня. Это не было освежающим погружением в приятную, кристально чистую воду. Это был перехватывающий дыхание нырок в вонючий, густой, бурлящий горячий туман.

Я быстро залез обратно в автомобиль, и мы отправились дальше на юг, теперь следуя вдоль побережья. Мы приглядывались к каждому каменистому образованию, которое хоть немного напоминало пирамиду, где была похоронена женщина-дельфин. Несколько раз мы останавливались, я выпрыгивал из авто, подбегал к насыпи или груде камней, осматривал их, но все они оказывались именно тем, чем были – насыпями или грудами камней. Совсем не тем, что описал безумный итальянский картограф в качестве мавзолея для своего волшебного создания.

Когда мы добрались до того места, которое вроде бы было границей с Джибути («вроде бы», потому что там не было ни таможни, ни иммиграционного контроля, ни веселого указателя с надписью «Вы выезжаете из Эритреи, хорошего дня!»), и нам казалось, что мы заехали достаточно далеко, а соседняя страна уже совсем рядом, я заметил узкий мыс, выступающий в Персидский залив. Я вспомнил похожее описание в книге, в этом месте была стоянка картографа.

Я сказал Томми подъехать туда, и когда мы приблизились, я увидел большую груду камней. В книге картограф описал, как он хоронил женщину, принося камни с окрестных холмов. Мы остановились. Я вышел из автомобиля и подошел поближе.

Что я надеялся найти? Человеческие кости? Рыбьи кости? Выгоревшие на солнце останки женской головы и рыбьего хвоста? Надгробный камень с надписью «Покойся с миром, девушка-дельфин»?

Все, что я нашел, – большую груду камней там, где груды камней быть не должно. Было непонятно, как она здесь появилась, но, может, ее строил человек. Если как следует прищуриться, она выглядела немного итальянской. Возможно, миланской школы каменного дизайна. Ха. Кто знает? Возможно, это и было могилой, но, возможно, она была сооружена здесь рыбаками в качестве ориентира. Или, вероятно, она была причудливо разрушена непогодой. Точного ответа я никогда не узнаю.

Я сделал фотографии, чтобы голливудский продюсер знал, что я здесь побывал, потом вернулся к машине и увидел, что мы завязли.

У нас ушло четыре часа на то, чтобы руками откопать джип. И я действительно думал, что умру. Когда я загребал пальцами вязкую грязь, стоя на коленях у задних колес, а обжигающий жар окутывал все мое тело, я думал о своей жене и маленьких детях, о нашем новом доме и о страховке, которая поможет им прожить после того, как мое тело, сморщенное, как чернослив, найдут где-то в пустыне южной Эритреи.

Наверняка, панихида пройдет в церкви, в которой отпевали всех кинематографистов в Сиднее, может быть, в газетах напечатают несколько статей. Местный телеканал, возможно, покажет пару моих фильмов в память обо мне, скорее всего, в половину второго ночи. Было бы хорошо. Об этом я думал, вычерпывая грязь.

Наконец, мы заставили автомобиль тронуться. Уже темнело, а я так ослабел от перегрева и обезвоживания, что у меня начались галлюцинации. Воду я прикончил еще несколько часов назад, и мы ехали дальше на юг к рыбацкой деревне, расположенной рядом с границей. Мы надеялись, что сможем раздобыть там питье.

Деревня представляла собой группу маленьких хижин, покрашенных в пастельные цвета и расположенных вокруг небольшого холма, смотрящего на залив. Цвета были ориентиром для уходящих далеко в море рыбацких лодок, чтобы они могли найти путь домой. Мне предложили воду, добытую из почти опустевшего колодца. Это была не столько вода, сколько жидкая грязь. Она скорее напоминала ту жижу, которую я вычерпывал из-под машины. Но это была жидкость, пусть и плохая, и я выпил столько, сколько поместилось в желудок.

Несколько дней спустя, когда я вернусь в Аддис-Абебу, я буду прикован к постели в своем номере в Hilton и пару недель не смогу даже пошевелиться.

Но вернемся к тому дню. После того как я утолил жажду жижей из колодца, водитель Томми повел меня к кромке воды, где рыбаки сидели в темноте вокруг дымящегося костра и чинили свои сети.

При помощи переводчика я спросил стариков, слышали ли они историю или легенду об итальянце, прибывшем в этот район пару поколений назад и встретившем женщину, которая, как он верил, была дельфином.

Мужчины долго смеялись. «Мы постоянно их видим, – сказали они. – Женщин-рыб. Они путают наши сети. Нам все время приходится чинить их, и это так нам надоело».

Я был потрясен. Они серьезно? Или они дурачат меня? Рыбаки не выглядели злыми шутниками или обманщиками, у них не было причин врать: не было никакой финансовой выгоды.

– Когда это случилось в последний раз? – спросил я.

Главный их них, старик со сморщенным обветренным лицом, подумал, обсудил что-то с товарищами и ответил, что пару месяцев назад. Он сказал, что существо было похоже на рыбу, но с женской грудью и гениталиями.

Интересно, был ли это дюгонь[14] – его часто принимают за полуженщину-полурыбу? Конечно, должно было быть какое-то логическое или научное объяснение. Старик сказал мне, что как-то они поймали и освежевали это существо. Кожа висит в одном из домов на краю деревни.

– Можете показать? – тут же спросил я.

Тогда я смог бы узнать, содрали ли они кожу с женщины из племени масаи или с дюгоня. Да, это было жутковато, но, пройдя этот путь до конца, я по крайней мере получил бы точный ответ. Но Томми начал колебаться. Уже почти стемнело, а в городе был комендантский час. Нам следовало отправляться в путь, иначе нас могли арестовать или вовсе застрелить. Я умолял, заклинал, предлагал деньги, но Томми был непоколебим. Нам следовало ехать прямо сейчас. Так что я так и не увидел высушенную кожу русалки.

Я вернулся в Асэб до комендантского часа и побежал в душ, чтобы охладиться: толку от кондиционера в номере почти не было. Но когда я залез под кран, я закричал. Я подумал, что, может быть, я случайно включил горячую воду, но там не было крана с горячей водой. В «холодной» воде можно было варить яйца.

На следующее утро я улетел обратно в Аддис-Абебу. Я не был до конца уверен в своих успехах. Была ли груда камней на самом деле могилой? Мне хотелось бы так думать, но с другой стороны, когда-то я полагал, что Красное море – синее. Было ли правдой то, что рассказывали рыбаки о морских существах женского пола, которые путали их сети? Конечно, в этой части света можно было поверить во что угодно, даже в самое фантастическое, и если то, что Персидский залив стал закрытой экосистемой – правда, почему бы в его тайных глубинах не плавать настоящим русалкам?

В воде, которую я выпил в деревне, было полно бактерий и паразитов, и я серьезно заболел – настолько серьезно, что не мог вылететь из Эфиопии. Но, по совету местного доктора, я начал есть домашний йогурт, и то ли он убил бактерии, то ли привел их в замешательство, потому что вскоре я все же был в состоянии полететь в Австралию.

Вернувшись, я позвонил в Голливуд и рассказал продюсеру о своих приключениях. Конечно, он пришел в восторг, как и все голливудские продюсеры во время разговоров со сценаристами. Он был очень заинтригован, когда я описывал ему, как застрял в пустыне и чуть не умер. Я сказал, что очень благодарен ему за страхование жизни, потому что это немного утешало меня в те жуткие моменты.

Продюсер рассмеялся. Подобный смех можно услышать от клоуна-робота перед тем, как закинешь ему в рот мячик.

– Вы ведь правда застраховали меня, да? – спросил я его.

– Ну да, – ответил он, все еще посмеиваясь. – Надо сказать, я не рассчитывал, что вы вернетесь, поэтому получателем страховой премии я сделал себя. Я смог бы финансировать свою следующую картину.

Мы закончили разговор, все еще смеясь.

Фильм так и не был снят. Продюсер потерял права на него; я слышал, что они перешли к продюсеру картин Бертолуччи, но тот тоже не снял его. Но все равно это было великолепным путешествием.