Поиски монахов в Таиланде

Джо Каммингс

Джо Каммингс родился в Новом Орлеане и рос в Калифорнии, Франции и Вашингтоне. Интерес к буддизму привел его в Таиланд, где он учился в Технологическом институте Ладкрабанг короля Монгкута. Затем Джо вернулся в США и получил степень магистра в области тайского языка и истории искусств Юго-Восточной Азии в Калифорнийском университете в Беркли. Он отправился в Таиланд, чтобы написать первый путеводитель по Таиланду для Lonely Planet, за которым последовали еще четыре книги. Джо также помогал готовить переиздания гидов о других странах региона. Среди написанных им книг Buddhist Stupas in Asia, The Buddhist Temples of Thailand, Burmese Art, Design & Architecture, A Golden Souvenir of Muay Thai, Chiang Mai Style и Lanna Renaissance. Последняя книга Джо – Sacred Tattoos of Thailand: Exploring the Magic, the Mastery & the Mystery of Sak Van. Джо играл небольшие роли в нескольких художественных фильмах. Он также помогает кинокомпаниям снимать художественные и документальные картины в Таиланде, где он сейчас живет.

Как мне сказали, 80-летний режиссер Жан-Клод Любчанский снимает кинокартины на эзотерические, духовные темы, действие которых происходит в экзотических землях. Он готовит документальный фильм о буддизме, часть которого будет сниматься в Таиланде. Смогу ли я оказать содействие?

«Он собирается снять невероятный эпизод, в котором большая группа монахов будет молиться до рассвета на фоне великолепного храма, – говорилось в письме, которое я получил по электронной почте от посредника. – Кроме того, будет сцена с несколькими монахами в лесу».

Буддизм – вот что привело меня в Таиланд в первую очередь. И хотя сегодня я не могу сказать, что именно это удерживает меня здесь, я с готовностью взялся за дело. После того как мы обговорили некоторые детали, Любчанский и продюсер Карлос Вехарано наняли меня на работу над таиландской частью, хотя киносъемка также должна была проводиться в различных местах Индии, Непала и Бутана.

Планирование началось за месяцы до прибытия съемочной группы в Таиланд. Томас Келли, фотограф-ветеран («фотоактивист», как написано на его веб-сайте), впервые побывавший в Непале как доброволец Корпуса мира в 1978 году, служил главным каналом связи между мной и съемочной группой, часто посылая письма по электронной почте.

За два месяца до запланированного прибытия съемочной группы Томас прилетел в Бангкок, чтобы обсудить места и объекты съемки. Я предварительно отобрал буддистские монастыри, которые, по моему мнению, лучше всего подошли бы для производственной группы во время четырехдневной съемки. Томас педантично фотографировал места и, вернувшись домой в Катманду, отпечатал аккуратную подборку для каждого, добавив к изображениям краткие описания, имена монахов и список монастырей.

Для получения правительственного разрешения на съемку в Таиланде, а также разрешений на работу для съемочной группы понадобилась сотня электронных писем, отправленных между Парижем, Катманду и Бангкоком. В Бангкоке мне потребовалась продюсерская компания с государственной лицензией, чтобы представить документы на рассмотрение от ее имени. Поэтому я связался с Томом Уоллером из De Warrenne Pictures, с которым работал над «Королем слонов» несколько лет назад. Том терпеливо, раз за разом напоминал о необходимости наличия фотографий съемочной группы, сканов паспортов, краткого содержания кинофильма и списка оборудования. Но сбор всех недостающих сведений и окончательное оформление пакета документов тянулись не одну неделю.

Между тем я читал о Любчанском. Карьера француза успешно началась в 1963 году, когда он стал режиссером монтажа противоречивого фильма Питера Брука «Повелитель мух» – экранизации одноименного романа. Позже он заслужил репутацию глубокого режиссера-документалиста. Он особенно известен своим участием в пяти фильмах, касающихся жизни и учения Георгия Ивановича Гурджиева. После долгих лет, проведенных в изучении духовных традиций Центральной Азии и Египта, мистик греко-армянского происхождения разработал «Четвертый путь», систему, сочетающую метафизику, медитацию и танец.

После выхода фильма «Георгий Гурджиев» (1976 год) Любчанскому предложили стать консультантом по сценарию для фильма Питера Брука «Встречи с замечательными людьми» (1979 год), основанного на автобиографии мистика. Оба фильма так заинтересовали «Искателей истины» (как иногда называли себя последователи Гурджиева), что позже Любчанский снял документальную трилогию, предназначенную для просмотра только в кругу приверженцев этого учения. Я узнал, что теперь режиссер по большей части интересуется созданием фильмов подобного рода, документальных картин, которые будут смотреть только последователи тех традиций, о которых они рассказывают. Как мне сказали, его документальный фильм о буддизме финансировался фондом «Ось мира» и предназначался для зрителей-буддистов.

К тому дню, когда съемочная группа должна была вылететь в Бангкок, разрешения на киносъемку все не было. Уоллер говорил, что волноваться не стоит: к началу работы оно у нас появится.

* * *

Когда наконец я приветствую в Бангкоке режиссера, только что сошедшего с самолета из Парижа, то чувствую шокирующее узнавание. Его закрученные вверх усы, брита я голова и спокойное выражение лица напоминают фотографии самого Гурджиева.

Не менее потрясающ Карлос Вехарано: высокий, тощий как жердь мужчина с царственным выражением лица и густыми серебристыми волосами. Он возглавляет расположенный в Женеве фонд «Ось мира», финансирующий документальный фильм Любчанского как вторую часть серии культурно-духовных фильмов под названием «Живая молитва». Как и Любчанский, Вехарано излучает спокойствие особого рода, предполагающее долгие годы самопознания. Позже я узнал, что он также является управляющим поместьем Лилиан Беттанкур (наследницы компании L’Oreal) на одном из Сейшельских островов. Говорят, ее имя занимает вторую строчку в списке самых богатых женщин мира.

Триумвират культурных мудрецов мирового значения, работающих над фильмом, дополняет Ричард Темпл, владелец лондонской галереи Темпла и всемирно известный специалист по русским иконам. Темпл приехал по приглашению Вехарано, так как он в течение долгих лет регулярно посещал таиландские центры випассаны (буддистской медитации прозрения). Очень почитаемый монастырь Ват Пхра Тхат Си Чом Тхонг, один из тех, которые мы будем снимать, на самом деле является путеводной звездой Темпла.

Дополняют съемочную группу Микаэль Любчанский, бородатый сын Жан-Клода, который будет управляться с инфракрасной видеокамерой, и Уильям Лонг, симпатичный молодой австралиец, ответственный за аудиозапись.

Во время первого совместного ужина в Novotel Suvarnabhumi Bangkok режиссер ясно дает понять, что они не хотят снимать ритуалы или проповеди.

– Нам нужны исповедующие религию монахи, которые могут на примере показать нам свои молитвы, – объясняет он мне серьезным тоном с парижским акцентом. – И это должно быть реальным.

Той ночью я возвращаюсь в свой номер, думая, смогу ли я справиться. Я подготовил несколько монастырей на севере, чтобы они могли принять съемочную группу. Я объяснил цель документального фильма настоятелям и попечителям, и меня заверили, что они предоставят монахов, которых можно снимать во время молитвы. Но наша группа будет вести съемки во время ежегодного праздника Макха Буча, который чтит память стихийного собрания тысячи двухсот пятидесяти просветленных монахов, пришедших услышать Будду без предварительного призыва. Это один из красивейших праздников в тайском буддистском календаре, завершающийся тем, что по всему Таиланду верующие ходят вокруг храмов с зажженными свечами.

Я не уверен, что это то, чего хочет режиссер. И я не уверен, что разрешение на киносъемку будет выдано вовремя.

* * *

На следующее утро во время регистрации на наш рейс в Чиангмай прибывает невысокий круглолицый таец. Сотрудник департамента кинематографии привозит толстые запечатанные конверты, в которых находятся наши разрешения на работу и разрешение на киносъемку. Он будет сопровождать нас на протяжении всего съемочного процесса, как требует тайский закон.

Чувствуя большое облегчение от того, что теперь являемся законной иностранной съемочной группой, мы летим в Чиангмай. Там я организовал два автофургона, которые отвезут команду и съемочное оборудование к нашему первому месту. В Маэ-Риме, полусельском районе к северу от Чиангмая, находится Dhamma Drops, современный центр, связанный с Сулаком Сивараксой, самым известным в стране буддистским общественным деятелем. Нас тепло встречает Пхра Та, главный монах центра. Центр был открыт всего год назад и до сих пор частично достраивается.

Пхра Та сделал так, чтобы группа могла заснять около двадцати монахов, медитирующих в трех местах: в тиковом лесу, манговой роще и большом павильоне с тиковыми колоннами, смотрящем на реку Маэ Раем. В тиковом лесу на деревьях висят противомоскитные сетки конической формы, в течение часа монахи неподвижно сидят под ними, скрестив ноги. Потом группа садится в автофургоны и посещает два других места сидячей медитации, правда, без сеток, потому что манговая роща очень тенистая, а в павильоне есть крыша.

Киносъемка идет хорошо, пересмотренные кадры изумительны. Любчанский вроде бы доволен материалом, но по его молчанию во время обеда я понимаю, что такая активность, устроенная для нас, не совсем соответствует его целям.

Поблагодарив монахов за их содействие и оставив им немалую сумму наличными в качестве пожертвования, мы движемся к следующей остановке, храму Ват Умонг.

Ват Умонг («тоннельный храм») был основан в XV веке, когда Чиангмай являлся процветающей столицей королевства Ланна. После бирманского завоевания триста лет спустя он оказался почти заброшен. Буддхадаса Бхиккху, один из известнейших тайских монахов второй половины XX века, в 70-х годах возродил этот буддистский храм, чтобы тот стал северным «филиалом» его знаменитого родного монастыря Ват Суан Моккхапхаларам, расположенного на юге. Сегодня «тоннельный храм» считается одним из важнейших монастырских центров Чиангмая.

Здесь настоятель любезно одалживает нам около десятка монахов, и они упражняются в ходячей медитации вокруг большой ступы, стоящей на холме на территории монастыря. Дневной свет великолепен, а группе удается снять интересные кадры с мужчинами в красновато-желтых одеждах. Монахи молча движутся вокруг древнего сооружения.

Потом я веду команду и маленькую группу из шести монахов к туннелям, давшим имя монастырю. Их выкопали столетия назад в склонах холма и выложили кирпичом, чтобы они могли служить прохладным приютом для медитации. Одно время туннели могли посещать только монахи и королевская семья Ланны, но теперь они открыты для всех. В пустых нишах в стенах когда-то находилось множество принесенных по обету статуй Будды, а в некоторых местах до сих пор можно разглядеть поблекшие следы настенных росписей.

Здесь наша команда снимает монахов, сидящих и медитирующих в одном из небольших боковых туннелей, затем идущих гуськом через один из туннелей побольше. Сцена, освещенная только последними лучами солнца, горизонтально проникающими сквозь конец туннеля, по моему мнению, идеально подходит для документального фильма.

Мы в ночи отправляемся из Чиангмая на юго-запад, чтобы добраться до маленького городка Чом Тхонг. Там за монастырем Ват Пхра Тхат Си Чом Тхонг расположен Центр медитации прозрения Северного Таиланда. Широко раскинувшаяся группа беленых одноэтажных домов напоминает пригородный район и принадлежит тайско-американской паре, Танату и Кэтрин Чиндапорнам. Они любезно размещают всю съемочную группу в одном из домиков для медитаций.

Над монастырем висит огромная, почти полная луна, а завтра, в день полнолуния, здесь пройдет несколько великолепных церемоний. Сотни монахов со всего севера соберутся на внутреннем дворе, окружающем главный храм, чтобы в унисон читать мантры, пока над большими деревянными резными дверями будет водружаться позолоченный шпиль.

Возможность заснять подобную сцену привела бы в восторг большинство кинематографистов, но когда я описываю, что здесь будет происходить, Любчанский дает понять, что это его не интересует. Для него буддистская практика – медитация, а не песнопения.

Кэтрин предложила на следующий день отвезти съемочную группу в Ват Тхам Тхонг, уединенный монастырь в лесу примерно в часе езды на восток. Там мы обязательно найдем медитирующих монахов, даже в такой большой буддистский праздник. Любчанский и группа соглашаются, и я удаляюсь на тонкий матрас на полу, надеясь, что следующий день принесет нам то, что нужно для завершения киносъемки. В нашем графике остается только один полный день.

* * *

Мы просыпаемся под песнопения монахов, потом молча завтракаем с ними чаем и рисовой кашей. На семь утра назначена личная аудиенция с Аджаном Тонгом Сиримангало, настоятелем Ват Пхра Тхат Си Чом Тхонг.

Несмотря на то, что Томас Келли сказал, что Любчанский не хочет слушать, как монахи разъясняют положения буддизма, я смог убедить режиссера, что было бы невежливо не увидеться с настоятелем, когда мы являемся гостями в его монастыре.

Служители настоятеля ведут нас в большой солнечный зал с высоким помостом и алтарем, где мы должны ждать Аджана Тонга. Будучи молодым монахом, он два года учился медитации сатипаттхана (осознанности) в Мьянме и был одним из первых тайских монахов, представивших это учение в Таиланде. Теперь ему восемьдесят девять лет, и он является не только монахом высочайшего ранга в северной части Таиланда, но и одним из самых значимых живых мастеров медитации в стране. Тот факт, что нас семерых представят ему, является для меня большой честью и привилегией.

Аджан Тонг входит без объявления и даже не смотрит в нашу сторону. Он медленно поднимает свое тяжелое тело вверх по короткой лестнице на помост. Его бритая голова усеяна старческими пятнами, на носу криво сидят очки. Трижды упав ниц перед позолоченным образом Будды на алтаре, настоятель садится, скрестив ноги, и начинает читать нараспев низким, ровным голосом. Тем временем инфракрасная камера снимает.

Его молитвы заканчиваются, старый монах, все еще скрестив ноги, поворачивается, чтобы сесть лицом к нам. Кэтрин переводит вопросы Любчанского и Темпла о его духовной жизни. Краткие и твердые ответы Аджана Тонга словно хотят убедить нас в том, что каждая секунда, потраченная на мирские дела, такие как съемка фильма, – потерянное время.

– Все, что вам надо знать о буддизме, находится прямо здесь, в границах этого тела и этого ума, – говорит он в какой-то момент. – Нет нужды куда-то идти или что-то читать. Изучайте то, с чем родились. То, что вы ищете, – здесь, и нигде больше.

А потом аудиенция заканчивается, и наши автофургоны преодолевают горный серпантин по пути к последнему месту, Ват Тхам Тхонгу. Мы приезжаем как раз вовремя и видим, как живущие здесь монахи выстраиваются в длинный аккуратный ряд у подножия известнякового утеса. Они качают в руках черные чаши для пожертвований, чтобы получить пожертвованную еду от мирян в этот благодатный день полнолуния.

Пока одна камера снимает этот ритуал, я веду Любчанского прогуляться вдоль ручья за лесным монастырем, чтобы показать ему ряд известняковых пещер в утесах. В большинстве пещер находятся маленькие алтари с Буддой, куда миряне приносят дары: свечи, благовония и цветы.

Мы надеялись найти в пещерах медитирующих монахов, но они пусты. К счастью, настоятель Аджан Суджин Вимало, сморщенный маленький человек с большими глазами, позвал несколько живущих здесь монахов. Они сопровождают нас к уединенной пещере, расположенной высоко в известняковом утесе, куда можно подняться по крутым цементным ступеням.

Сев полукругом на полу пещеры, монахи произносят нараспев несколько молитв, а потом начинают сидячую медитацию.

Камеры постоянно меняют угол съемки в пещере, но ряд бритых молчаливых голов мало чем отличается от групповых планов в тиковом лесу днем раньше. На самом деле практически все наши эпизоды постановочные, они очень наглядны и самобытны, но я не уверен, что режиссеру нужно именно это. Я вспоминаю его слова: «И это должно быть реальным».

Мне становится скучно в пещере, я знаю, что группа будет снимать еще полчаса или дольше, так что отправляюсь прогуляться. Я не иду назад к главным зданиям монастыря, а следую по усыпанной листьями тропе, идущей параллельно реке Маэ Джаем. Река вьется через муссонный лес, вдоль голых утесов и течет к глубокому узкому ущелью Об Луанг.

Тропа быстро становится крутой и каменистой. Я мог бы повернуть обратно, но чувствую, как что-то тянет меня вперед, какая-то сила ускоряет мой шаг. Тропа сужается, потом совсем исчезает у косогора, где я пытаюсь остановиться, но, поскользнувшись на мокром от тропического дождя толстом слое листвы, падаю на задницу. Монотонный шум реки усиливается – я соскальзываю почти до самой кромки воды.

Я пытаюсь встать на ноги, отряхиваю одежду от грязи и лесного мусора и вдруг вижу перед собой великолепную картину: кристально чистую воду с гладкими валунами. Один большой камень разделяет реку надвое, создавая со своей подветренной стороны тихий водоворот. Я замечаю в центре водоворота воронку, а над ней охряную вспышку.

Толстая попона обернута поверх рясы, в исчезающих лучах солнца блестит голова. Темный оттенок одеяний монаха говорит о том, что он красил их собственноручно, возможно, используя сердцевину древесины хлебного дерева. Его кожа, красновато-коричневая от солнца и ветра, означает, что он – монах-тудонг, практикующий строгий аскетизм, и в том числе дал обет не жить под крышей.

Учитывая шум, с которым я катился вниз по склону, я ожидал, что монах встанет из позы лотоса, в которой сидел на валуне, и исчезнет в лесу. Но он даже не шевелится.

Я несусь обратно к пещере по ровной, протоптанной в сезон засухи тропе, идущей прямо у воды, и рассказываю режиссеру о монахе, сидящем посреди реки. Через десять минут уже установлены камера и звук, и в течение следующего часа, до тех пор, пока солнце не садится за верхушки деревьев, команда снимает одинокого лесного монаха со всех возможных углов.

Все время съемки монах так и не меняет своей позы, не открывает глаз, не подает ни малейших признаков того, что знает, что мы здесь.

– Вот это был настоящий кадр, – говорит мне за ужином сын режиссера Микаэль. В тот же вечер мы вернулись в Чом Тхонг.