Любовь на острове

Дэни Клейн Модисетт

Дэни Клейн Модисетт – писатель и актриса, создавшая шоу Afterbirth: Stories You Won't Read in a Parenting Magazine, которое выходит в прямом эфире. Сборник историй из этих программ был опубликован издательством St Martin's Press. Предыдущие десять лет Дэни работала актрисой на Бродвее, снималась в кинофильмах и телесериалах, выступала как комик, а потом обосновалась в Лос-Анджелесе со своим мужем. Она часто пишет статьи в журнал Parents, а также создала еще одно шоу, Not What I Signed Up For, которое рассматривает тему брака с теми же откровенностью и остроумием, с какими Afterbirth проливало свет на правду о родительстве. У Дэни два маленьких сына, она закончила Дартмутский колледж.

– Твои родители никогда не возили тебя на Гавайи? Мужчина с седеющими висками задал мне этот вопрос с той же серьезностью, с какой вы могли бы спросить о чьем-нибудь детстве, проведенном в скитаниях из одного приюта в другой. Стоял июнь, и мы с моим мужем То-дом приехали на встречу выпускников его средней школы. Я была не в том настроении, чтобы выслушивать сожаления по поводу того, что меня никогда не возили на тропический остров. Я получила достаточную порцию жалости, точнее, жалости к самой себе, потратив год на тщетные попытки зачать второго ребенка. Так как мы с Тодом истощили не только свои душевные ресурсы, но и семейные сбережения, пытаясь снова завести малыша, выслушивать, насколько ужасной была моя жизнь из-за того, что меня не вывозили на каникулы в чертовы тропики, было выше моих сил, и я присосалась к шоколадному фонтану на десертном столе.

– Этот парень всегда был тупицей, – сказал Тод, когда мы ехали домой, а я время от времени погружалась в углеводную кому. – Я отвезу тебя на Гавайи, дорогая, – добавил он, убирая прядь волос, приставшую к коричневым пятнышкам шоколада на моей щеке.

На следующий день, пока наш сын Габриэль, год и семь месяцев, спал, я набрала в поиске «отели на Гавайях». Немного постучав пальцами по клавиатуре, я остановилась на Mandarin Oriental на острове Оаху. Я не могла отвести глаз от дельфинов, синхронно плавающих и выпрыгивающих из сверкающей голубой воды под звуки гавайской народной музыки. Как же я хотела зажмурить глаза и оказаться там. Но, к сожалению, я не была героиней фильма «Колдунья», а мы были на мели.

– Мы должны поехать, – сказал Тод, глянув на экран по пути в спальню, куда он шел, чтобы посмотреть, проснулся ли Габриэль.

– Да, точно, – сказала я, откидываясь в кресле, до сих пор загипнотизированная островами. «Ну конечно, – подумала я, – сделаем деньги из воздуха и отправимся в отпуск на Гавайи. Потом, когда мы вернемся домой отдохнувшими и посвежевшими, я могу устроиться работать в Starbucks и брать с собой Габриэля: по крайней мере, мы сможем бесплатно пить кофе».

Тод вернулся с еще сонным Габриэлем на руках, сын услышал мой голос и потянулся ко мне:

– Мама! Мама! Хочу к маме!

Полагаю, что необходимость почти год собирать сперму в пробирку и чувствовать, что ты не в состоянии сделать свою жену счастливой, может подвигнуть мужчину на неблагоразумные поступки, потому что Тод сдержал обещание. Он собрал все деньги, которые у нас оставались, и даже те, что у нас не было, и решил увезти своего любимого сына и очень уставшую жену для столь нужного обновления и восстановления. Это было особенно необходимо сейчас, когда стало ясно, что нас так и будет трое. Итак, мы стояли у выхода на посадку в самолет, отправлявшийся через Тихий океан. Я прикрепляла бирку к прогулочной коляске Габриэля.

– Это абсолютное сумасшествие, Тод, – сказала я, пытаясь сложить коляску, чтобы пронести ее в самолет.

– Знаю. Они должны были придумать, как ее легче складывать.

– Я имею в виду не коляску, – заметила я, с щелчком сложив конструкцию и прищемив палец.

– Я знаю, что ты имеешь в виду, – с улыбкой ответил Тод. – Но ты заслуживаешь этого, – добавил он, освобождая мой пульсирующий от боли мизинец. – Мы заслуживаем этого. Честно говоря, мы нуждаемся в этом. И это уже решенный вопрос, так что надо просто попытаться повеселиться.

– Мама, сися, – сказал Габриэль, дергая меня за рубашку на груди.

– Ладно, милый, в самолете, – сказала я, наклонившись к нему и пытаясь не смущать других туристов.

– Алоха, леди и джентльмены! Все пассажиры с маленькими детьми приглашаются на посадку на рейс 357 до Гонолулу.

Так как Габриэль решил как следует подзаправиться и не отпускал мою грудь все пять часов полета, к тому времени, как шасси самолета коснулись посадочной полосы, я была довольно раздраженной и очень уставшей.

Сын задремал примерно на десять минут, но умудрился проснуться как раз в момент, когда самолет приземлялся. Габриэль постоянно показывал на свои уши и визжал, пока Тод суетился, собирая наши вещи и пытаясь избавить окружающих от этих воплей.

– Знаю, ты что-то сказал насчет того, что надо попытаться повеселиться, но на самом деле… – сказала я, держа Габриэля на своем бедре и на этот раз пытаясь разложить коляску. Когда я выпрямилась, пристегнув сына ремнями к сиденью, незнакомая загорелая рука обвилась вокруг моей шеи и слегка задела мою многострадальную грудь, надев на меня гирлянду из свежесрезанных орхидей. Она благоухала гибискусом и кокосом.

– Алоха, мадам, добро пожаловать на Гавайи. Позвольте вам помочь.

Как раз в это время Тод вернулся из туалета.

– Дорогой, мне только что подарили цветочную гирлянду.

– Отлично! И ты покраснела.

* * *

– Пожалуйста, сюда, друзья, – сказал мой спаситель, держа руку у моей поясницы и показывая нам направление.

Как только мы вышли на улицу, влажный воздух стал пощипывать кожу. Прохладная, мягкая, сырая погода казалась невероятно приятной. Ничего подобного никогда не было в пустыне южной Калифорнии. Нас ждал микроавтобус, который должен был отвезти нас в отель. До того как мы сели, мою шею обвила еще одна гирлянда из орхидей.

– Алоха, мадам, – сказал водитель автобуса.

– И вам алоха, – сказала я, не уверенная, как правильно ответить этому человеку с добрым лицом. Тод стоял за мной и улыбался.

– Мама, пошли! Автобус! Автобус! – закричал Габриэль, хватая меня за руку и таща по ступенькам вверх к нашим местам.

По дороге к отелю к нам подсели еще человек шесть. Каждый следующий пассажир был симпатичней предыдущего. Все были одеты в свободную, яркую одежду для отдыха; казалось, что она может упасть, если оторвется хотя бы один крючок или расстегнется одна-единственная пуговица. К тому времени я уже так долго использовала свой организм (и организм Тода) в качестве научного инструмента, что забыла, каким красивым, изящным, гладким и горячим может быть человеческое тело. И оказалось, что отдыхающие на Гавайях люди очень привлекательны. Кроме того, они приятно пахнут свежесрезанными цветами, миндальным маслом и успехом.

Войдя в лобби отеля Mandarin Oriental на острове Оаху, я почувствовала себя королевой или как минимум знатной особой. Это было огромное открытое пространство в восточном стиле, полное света, где главенствовала огромная, расположенная в центре люстра. С двух сторон расположились бары, подающие фруктовые напитки. Мы решили присесть и пропустить по стаканчику, а уже потом подниматься в номер. Габриэль бегал вокруг нас кругами, останавливаясь ненадолго, чтобы взять орех из бамбуковой чаши, стоявшей на столе между Тодом и мной. Перед нами стоял мужчина в белых брюках, ожидая, когда мы сделаем заказ. Обычно мне не нравятся мужчины в белом, но так как мы сидели, а он стоял на расстоянии вытянутой руки, было трудно не заметить, как они ему шли.

– Милая, ты пялишься, – сказал Тод.

– Что? На его запонки из слоновой кости. Они явно сделаны руками. Я имею в виду, ручной работы. Они ручной работы! – сказала я, хихикая.

Со мной что-то было не так. Предполагалось то, что я в депрессии.

– Ручной работы! – закричал Габриэль, подражая мне, и схватил макадамию. Мы подписали чек и направились в номер.

– Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь, меня зовут Кай, – несколько минут спустя сказал носильщик, закатывая в номер наши сумки.

– Хорошо, Кай, спасибо, – ответила я, протягивая ему чаевые и думая, что он, должно быть, является родственником нашего официанта.

Я размышляла о том, что мы оказались в очень странной вселенной, где все невероятно изящны и красивы. Интересно, сложно ли устроиться здесь на работу? И есть ли у них вакансии для женщин, которые когда-то были веселыми?

Наш просторный номер был роскошно декорирован яркими мягкими тканями и свечами с легким ароматом. В нем оказалось полно глянцевых гавайских журналов. Огромное окно смотрело на океан. На большой двуспальной кровати была навалена гора подушек, застланная плотными хлопковыми простынями. В ванной висели большие мягкие полотенца, на синевато-сером бортике глубокой ванны стояла емкость с миндальной солью, которую можно было сыпать в воду при помощи маленькой ракушки. Там даже была симпатичная корзинка специально для малышей: с детским шампунем, несколькими небольшими керамическими черепашками и тремя памперсами. Они были слишком маленькими для Габриэля, но ведь на крайний случай сгодится любой подгузник. Как мы и просили, у окна стояла детская кроватка.

Я стояла и наслаждалась роскошью – но кое-что меня все же тревожило. Конечно, я была почти уверена, что мы с Тодом больше никогда не займемся сексом, не спланированным заранее, не намеченным на определенную дату и затем не проанализированным с точки зрения эффективности. Но в случае если мы все же решим вырваться из рамок и предаться любви на острове, мы будем заниматься этим на глазах у Габриэля. Несмотря на королевское гостеприимство отеля, оказалось, никто не задумался о том, где и как мы будем выражать свою вновь проснувшуюся страсть, когда прямо под боком находится малыш.

Я осмотрела гардеробные, чтобы понять, не поместится ли в одну из них кроватка – возможно, это противозаконно, но вряд ли нам придется оставлять его там на ночь. Но комнатки были очень маленькими. «Ну и ладно, – подумала я, – мы все равно не планировали сексуальных приключений. Девизом этого отпуска должна была стать фраза: «Теперь я больше не буду чувствовать отчаяния, потому что всегда смогу переехать на Гавайи и стать горничной». Что же касается отеля, каким бы он ни был шикарным, разумеется, они не обязаны думать об интимных потребностях своих гостей.

Мы разложили вещи, быстренько посмотрели бассейны, в том числе и тот, в котором обитали дельфины, выпили по нескольку бокалов вина, поели куриных наггетсов с ананасовым соусом, любуясь закатом, и решили пораньше лечь спать. Ничто не может быть прекраснее звуков океана, убаюкивающих в большой мягкой постели.

– Мама! Мама! Мне здесь не нравится! – Три часа спустя Габриэль все еще кричал.

Тод сдался и отключился в час ночи, читая New Yorker. Он даже не пытался претендовать на то, что может успокоить своего маленького сына лучше, чем мама, и чаще всего я его не упрекала. Но той ночью я не чувствовала себя такой великодушной. В конце концов я вынула Габриэля из его кроватки, взяла его к себе в кровать, и мы оба заснули.

Утром я услышала шуршание и притворилась, что сплю.

– Эй, дружок, давай дадим маме поспать, – прошептал Тод, – и пойдем поедим яйца, а потом посмотрим на дельфинов!

– Дельфины! Дельфины! – закричал Габриэль.

Я дышала тихо-тихо, пока не услышала, как за ними закрылась дверь.

Минутку я спокойно полежала в фантастической тишине, но потом решила занять место у бассейна, чтобы полностью насладиться отпускным настроением. Я натянула купальник, обтягивающий меня как презерватив, постаралась не смотреть в зеркало в полный рост, обернула вокруг бедер шаль (якобы парео) и пошла вниз. Я нашла шезлонг, удобно расположенный напротив молодого человека, который привлек мое внимание еще вчера. Его кожа была покрыта ровным загаром, у него были темные глаза и густые волнистые волосы. Он носил тонкий кожаный браслет, завязанный узлом на запястье, который так и притягивал мой взгляд. Его короткие шорты сидели на мускулистых бедрах так, словно он только и ждал, что их кто-нибудь сдернет.

Я подумала, что это могла бы быть я, улыбаясь самой себе и оглядываясь в поисках напитка. А как насчет того, что он выглядит лет на восемнадцать, а ты только что разменяла пятый десяток и приехала сюда в первый семейный отпуск, миссис Робинсон?[6] То, что я пялилась на этого парня, должно было вызвать чувство вины. Но нет. Я ощутила себя сексуальной. Сексуальной, словно я была незамужней и бездетной. Я изголодалась по тому сексу, которого так жаждут подростки. Конечно, секс с целью деторождения заключается в том же обмене телесными жидкостями и в тех же движениях, но в нем нет ничего от тех беззаботности, вседозволенности и сумасшедшей страсти, свойственных, скажем, сексу с симпатичным, замкнутым, загорелым парнем на тропическом пляже.

Я изменила наклон шезлонга, откинулась на спину и провела рукой по волосам. Интересно, заметил ли он меня за те двадцать четыре часа, что мы провели в этом отеле вместе? Меня, знойную брюнетку, соски которой болят из-за кормления грудью. Я закрыла глаза, глубоко вдохнула и перенеслась назад во времени, когда мне тоже было восемнадцать. Мы познакомились с ним за стаканчиками прохладного огуречно-клубнично-лимонно-ананасово-мятного напитка в сверкающем спортивном зале со стеклянной стеной, через которую видны просторы Тихого океана. Мы заметили друг друга несколько минут назад, оторвав взгляды от индивидуальных телевизионных экранов, удобно расположенных на уровне глаз на каждом кардиотренажере. Мы достаточно долго смотрели друг на друга, чтобы я сказала: «Я согласна». Он налил мне чашку воды из серебристого кулера, даже не спросив, хочу ли я. Я взяла ее, глядя прямо в его нахальные карие глаза. Мы были вместе, дыша, потея, восстанавливая силы, готовы были заговорить друг с другом, а потом я услышала это:

– Мама! Мама! Иди посмотри, иди посмотри большую рыбу, мама!

Мои глаза открылись, и все изменилось. Словно я была Золушкой, и полночь уже наступила. На мое лицо вернулись морщинки в уголках глаз, грудь обвисла, сердце забухало, и я увидела, как ко мне бегут Тод и Габриэль.

Габриэль был впереди, а Тод тянул руки, чтобы успеть схватить его до того, как он свалится в бассейн.

– Привет, ребята! Ну как? – спросила я, заслоняясь от солнца рукой и легонько покачивая головой, словно вытряхивая свои неподобающие мысли, как сухой песок.

– Я думаю, он на самом деле спит, – сказала я Тоду, когда тем вечером мы вернулись в номер после еще одного ужина на свежем воздухе.

– Классно! – ответил из кровати Тод. – Иди сюда, гавайская танцовщица.

Днем я участвовала в бесплатном уроке гавайского танца на пляже, пока Габриэль спал, и мне это понравилось. Я тихонько промурлыкала несколько строчек из хита Дона Хо и забралась к мужу.

Он нежно поцеловал меня в губы, развязывая верхнюю тесемку купальника, в котором я была до сих пор. Тод отбросил треугольники ткани в сторону и притянул меня к себе. Я помнила, что его шея пахнет цитрусом и корицей, помнила, как Тод всегда обнимает меня, и утонула в его руках.

– Мама? Мама. Мама!!!

* * *

Следующим утром я почувствовала на лице солнечный свет, проникающий сквозь щель в шторах, и открыла глаза. Проспав шесть часов подряд, я ощутила себя словно заново рожденной. Но я крайне нуждалась в латте. Так как мальчики все еще спали, я быстро оделась и прокралась вниз в ресторан Hokus. Это необычно для курорта, но я знала, что у них есть хороший кофе и, надеюсь, маласадас[7], которые я принесу Габриэлю. Вчера он получил один из этих пышных, жареных, посыпанных сахаром пончиков и, засыпая (второй раз за прошлую ночь), говорил о них.

– Я только что слышала, как ребята на улице обсуждают рекордные для этого острова волны. Это правда? – спросила я официантку, подогревающую для меня молоко.

– На Северном берегу зафиксировали утром 15-метровые волны, – ответила она. – Пара помощников официантов встали сегодня пораньше, чтобы поехать туда и посмотреть на них. Вам тоже стоит съездить. Но отправляйтесь пораньше, там будет толпа.

– О, здорово! Мы обязательно поедем! – сказала я.

Я хотела вживую посмотреть, как катаются сёрферы, пока мы были там. Я взяла пакет с пончиками для Габриэля и поспешила в номер. Когда я открыла дверь, они с Тодом бегали и смеялись, придумывая имена для глиняных черепашек.

– Одевайтесь, мы поедем смотреть на самые большие волны!

– Одевайся! – сказал Тоду Габриэль, подражая мне, и засунул в рот сладкий пончик.

– Хорошо, – ответил муж.

– Хорошо! – закричал Габриэль.

Мы добрались до самого желанного пятачка для наблюдения за волнами: люди стояли уже повсюду. Я нервничала, потому что считала, что это не самое безопасное место для Габриэля, кроме того, у нас заканчивался солнцезащитный крем. И тут я заметила первую огромную волну, направлявшуюся к берегу. В считаные секунды мы увидели, как из океана поднялась, словно вытягиваемая богом, стена воды. Мы трое схватились за руки и не могли оторвать взгляд от сёрферов (отсюда они казались размером с блох), покоряющих эти волны. Вода разбивалась о берег и возвращалась обратно в океан с ужасающим грохотом. Я посмотрела в лицо Габриэля, и, хотя он толком не мог это выразить, было очевидно, что он только сейчас понял, что значит слово «потрясающе».

Восхищение и недостаток сна последних нескольких дней утомили его, и, когда мы ползли вдоль побережья обратно в отель, Габриэль заснул в своем автокресле.

– Ого, – сказала я Тоду, – здесь и правда очень красиво.

– Угу, – согласился муж.

– Так что тот парень на твоей встрече выпускников не абсолютный тупица. Я имею в виду, у него хотя бы хороший вкус.

– Как и у меня, – сказал Тод и взял меня за руку. – Хорошо, что мы это сделали, правда?

– Да, – ответила я, целуя его в ухо. – Спасибо.

Габриэль все еще спал, когда мы вынесли его из машины и закатили в номер в коляске. Тод поставил его в самый темный угол номера и достал из-под нашей подушки шоколадку в форме дельфина. Он развернул ее, откусил и положил оставшийся кусок мне в рот. Мы вместе лежали на кровати, наслаждаясь сладостью и тишиной. Мы целовались, снимая друг с друга одежду, как в старые добрые времена.

И даже лучше.

Садясь на самолет в конце нашего путешествия, я продолжала думать о четырех словах, которые прочитала на подставке под бокал в лобби, куда мы зашли в первую очередь, приехав в отель. На одной стороне было написано «Aloha aku, aloha mai», на другой – «Дари любовь, получай любовь».

Через две недели после того, как мы приземлились в Лос-Анджелесе, я поняла, что беременна.