Зов Марокко

Сандра Бернхард

Сандра Бернхард – актриса и стенд-ап комик. Она написала три книги, ее статьи печатались в многочисленных изданиях, в том числе New Yorker, Vanity Fair и Conde Nast Traveler. Она живет в Нью-Йорке с подругой и дочерью.

Я трижды была в Марокко. Поводы для поездки были самые разные, и каждый раз меня приводило туда сильнейшее желание. Вернуться в место, о котором я мечтала, которое представляла себе и по которому тосковала. Ничто не может сравниться с эмоциями, что я испытывала, рассматривая карту Северной Африки. Марокко звало меня, словно я была там в сотне других жизней.

Во время моего второго путешествия в Марокко все было совсем по-другому. Годы спустя после моей первой беззаботной спонтанной поездки я стала матерью. Хотя в душе я все еще оставалась бродягой (с сильной тягой к красивым простыням и первоклассным матрасам), первостепенным стало внимание к некоторым подробностям. Я была помешана на всем органическом, поэтому начала паниковать: чем я буду кормить Сисели (мою дочь), когда мы прибудем в эту страну, где отсутствуют блага современной цивилизации? Я связалась со своей подругой Сумайей, которая должна была принять нас в своем семейном доме в Касбе Танжера.

Сумайя, казалось, растерялась от нашего разговора и просто дала мне свой адрес. Я отправила друзей за органическим детским питанием, молочной смесью и подгузниками. Можно было подумать, что мы собирались на необитаемый остров. Мы упаковали все это в большие коробки, аккуратно завернув каждую бутылку, потом вызвали UPS[19]. Когда их сотрудники прибыли, чтобы все вывезти, я бежала за ними со словами: «Пожалуйста, осторожней. Это ценный груз. Он должен в целости и сохранности прибыть в пункт назначения!»

Потом я присела и немного задумалась об этой поездке и о себе самой. Это было большое путешествие. Я брала с собой всю банду: Сисели, ее няню Вики, которая в возрасте десяти лет эмигрировала из Гватемалы, одна, чтобы воссоединиться со своей живущей в Лос-Анджелесе мамой Анитой (Анита уехала в Америку в поисках работы несколькими годами ранее, чтобы содержать оставшихся дома детей, хотя она знала, что может больше никогда их не увидеть), Митча, моего музыкального директора, и Брин, мою помощницу из Гарретсон-Бич, Бруклин. Мы все отправились в аэропорт имени Джона Кеннеди и сели на рейс до Танжера, следующий через Лондон. Мы выбрали American Airlines, потому что они предоставляют детям различные игрушки и письменные принадлежности, которые могут понадобиться во время долгого полета.

Я настояла на том, чтобы на всем протяжении пути на мне была белая соломенная ковбойская шляпа, и это стало своего рода раздражающим талисманом. На лондонском рейсе я оставила ее на верхней багажной полке, что доставило мне немало проблем: я бегала в поисках специальной службы, которая принесла бы ее мне в зону получения багажа. Ужасно начинать так путешествие, но я не могла двинуться дальше без этой шляпы. Во время всей нашей поездки Брин говорила со своим сильным бруклинским акцентом: «Если вы ищете Сандру, то это та, у которой идет пар из-под ковбойской шляпы».

После ночи в «Хитроу-Хилтоне» мы восстановили силы, сели на другой самолет и отправились в наш пункт назначения. Затруднения продолжались. На марокканской таможне обнаружилось, что Вики «все-таки» нужна была виза. Сумайя и ее отец Абсалим, уже подъехавшие к этому моменту, оставались спокойными: это были люди, которые жили по принципу: «В Америке есть часы, но у нас есть время». К этому моменту мое терпение, которое и так не является одной из моих сильных сторон, стало тоньше бумаги. Но отец Сумайи сказал, чтобы мы все отправлялись домой, а он останется, чтобы все уладить. Я проплакала всю дорогу, думая, что же я буду делать без своей решительной (хотя временами даже слишком) Вики Г.

Мы подъехали к окраине Касбы с шиком и блеском; автомобили остановились, и к нам подбежали одетые в джеллабы джентльмены с тележками, чтобы увезти наш багаж. Семья в главном доме тепло встретила нас всех и тут же преподнесла по стакану «марокканского виски» (мятного чая). Мы сели во дворе при входе, солнце уже садилось. Повсюду зажгли мерцающие свечи, и Сумайя познакомила нас с домочадцами.

Конечно, там была мама, Хадуш, невероятно элегантная и относившаяся ко всем как к родным. Она держала Сисели и сдувала с нее пылинки. Я нервно спросила, доставили ли детское питание. Этот вопрос испортил настроение всем. Дамы косо посмотрели на меня, и я поняла, что они расценили это как блажь. Хадуш обняла меня и сказала: «Мы будем готовить малышке свежую еду. Она не захочет есть ту дрянь, что добиралась сюда дольше, чем вы!»

Она унесла ребенка в глубь дома, на кухню, где главный повар, Хадиша, завернула Сисели в плотную ткань и повязала ее вокруг своих плеч. Маленькое довольное лицо Сисели торчало сверху. Малышка была абсолютно спокойна, пока Хадиша занималась своей работой, прибираясь, помешивая кускус в горшочках на плите, следя за тажинами на огне. Когда она наклонилась, чтобы проверить в духовке питу, у меня перехватило дыхание – я боялась, что Сисели может выскользнуть на пол. Но все было хорошо.

Хадиша продолжала заниматься делами, а я заметила в углу коробку, которую я отправила шесть недель назад. Она была помята и поломана, раскрыта с одного угла. Я с тревогой подошла и заглянула внутрь. Содержимое было нетронуто, но казалось довольно убогим на фоне всех этих свежих продуктов: яиц, лежавших на облицованном плиткой кухонном столе, керамических чаш, полных мандаринов и баклажанов, цукини и инжира, кинзы, помидоров и, конечно же, ароматных специй. Травы высушивали и в каждом доме смешивали по индивидуальному рецепту. Такая смесь – острая, дурманящая, притягательная – называется рас-эль-ханут, что переводится как «хозяин дома». И на фоне этого изобилия стояли мои унылые припасы, на покупку, упаковку и укладку которых я потратила не один час, не говоря уж о шестистах долларах за доставку. Коробка так и оставалась в углу все время нашего пребывания там. Я больше ни разу не взглянула на нее.

Поздно ночью, перед тем как отправиться спать, мы получили весточку от Вики: ее вернут нам на следующий день, после того как будет получено официальное разрешение. Уставшая и расстроенная, я отправилась спать и проснулась ранним утром от первых звуков голоса муэдзина, сзывающего правоверных на молитву. Призыв раздавался из минаретов, он был похож на далекие, но постепенно приближающиеся сирены. Поначалу я испуганно вскочила, но потом снова легла, и голос успокоил меня. Через два дня я просто перестала обращать на него внимание.

Наше пребывание в Танжере также запомнилось нам удивительной едой. Стоит отдать должное кулинарным талантам Сумайи, ее матери и всех дам, приходивших на кухню на рассвете и остававшихся там еще долго после заката. На завтрак мы ели кашу, на обед – свежую рыбу или бастиллу, в четыре часа дня пили мятный чай с медовой выпечкой.

Ужин был настоящим пиром: овощи с кускусом, баранина и тажин со сливами, острые тефтели в томатном соусе, и все это было приготовлено прямо перед трапезой. Иногда мы ели в кухне, иногда во дворе, отгороженном от мира тяжелыми деревянными воротами. К нам часто приходили друзья, чтобы поболтать, перемежая разговор обрывками французских и английских фраз.

В Танжере много экспатов из Америки, Великобритании, Франции. Однажды мы зашли навестить бывшего главу колумбийского наркокартеля, который бежал из страны и теперь тайно жил здесь, наслаждаясь уединенностью и изысканностью Марокко. Он попросту избавился от своего прошлого, о котором здесь вряд ли кому-то было известно.

Абсалим знал в городе всех. Мы следовали за ним по пятам, проводили с ним время и навещали тех, рядом с кем он вырос. Однажды нас пригласил в свое скромное жилище Пол Боулз; на пристенном столе лежала стопка «High Times». Я пожала его слабую руку: «Я счастлива познакомиться с вами».

Он сидел на краешке двуспальной кровати, застеленной простынями с Микки Маусом. «Я счастлив, что могу сделать вас счастливой, дорогуша», – ответил он.

Мы немного пробыли там, поболтав о нынешнем времени и грядущих переменах. Казалось, что для него это был давно заведенный порядок; благожелатели и пронырливые незваные гости давно стали частью его повседневной жизни.

Как-то ранним вечером мы с Митчем и Брин гуляли и забрели в расположенное прямо у Касбы маленькое прокуренное кафе, где только что начали играть музыку. Скрипки, qsbah (флейты), ghita (тонкая гитара), ta’arija (барабаны) и другие музыкальные инструменты воспроизводили классические мелодии Чааби, сливавшиеся с джазом и другими международными стилями. Музыканты смотрели на нас немного настороженно, но все же полностью отдавались игре, мелодии сменяли друг друга, достигали максимальной громкости в кульминационные моменты и почти стихали, так что можно было слышать дыхание людей. Музыканты спросили, не хотим ли мы продолжить у кого-то дома, где мы также можем насладиться гашишем.

Мы оставили щедрые чаевые и попытались поблагодарить их на смеси разных языков: «мерси», «шукран», «иншаллах» (я постоянно, при любой возможности использовала два последних слова). После этого мы решили прогуляться в сумерках, чтобы посмотреть на Средиземное море, Гибралтарский пролив и южный краешек Испании, исчезавшие в темноте. Потом мы пошли домой ужинать.

* * *

Когда мы прилетели в Фес, его красота мгновенно развернулась перед нами. Мы словно перенеслись назад во времени: в городе все выглядело так же, как и пять тысяч лет назад. Солнце освещало своими лучами древний базар, и вскоре мы направились к симпатичному отелю Palais Jamais, расположенному у входа в медину[20]. Мы устроились в наших номерах, все суетились вокруг таращившей глаза Сисели, самой маленькой путешественницы. Она прекрасно справлялась с поездкой и была идеальной туристкой. Мы пошли в бар, где заказали джин-тоник и орехи, готовясь к самому невероятному приключению нашей поездки. По крайней мере, нам так обещали.

Молодой парень, слонявшийся у отеля, предложил нам свои услуги гида. Мы долго торговались и готовы были уже уйти, когда он уступил и принял наше очень щедрое (таковым мы его считали) предложение. Мы отправились на прогулку, оставив малышку с Вики, которая предпочла остаться у бассейна с клаб-сэндвичем, картошкой фри и кока-колой.

Мы пошли в самое сердце Феса. Наш гид повел нас влево, потом резко свернул вправо. Мы шли вверх по лестнице, пробираясь между осликов, нагруженных корзинами с кирпичами, блеющих и бодающихся коз, мимо множества прилавков со всевозможными сортами оливок, берберок с покрасневшими зубами и мужчин, носивших национальные головные уборы. В какой-то момент я наткнулась на ряды с товарами из кожи, где увидела свою любимую сумку: это была кожаная сумочка ручной работы, в которую могут поместиться только кредитные карты, немного наличных и один комплект ключей. Я использую ее и сегодня (хотя она уже изрядно потрепалась), несмотря на недовольство моей подруги Сары. Я храню в ней несколько стареньких дирхамов[21], а также другой памятный хлам.

Немного позже наш юный гид, Мохамед, набрел на «кошерный» ресторан, где мы отлично поели. Я была рада обнаружить, что в Марокко до сих пор живут евреи. Мы продолжили свой путь, и вдруг Мохамед исчез. Мы начали паниковать, искали его везде и бесцельно бродили по базару, где мясники выставили свой товар: козьи головы, требуху, непонятные куски мяса, вокруг которых жужжали мухи. Запах козьих испражнений смешивался с темной пылью, покрывшей все вокруг. Где ты, Мохамед? Мне казалось, что мы в любую минуту можем увидеть рождественскую сценку, настолько происходящее напоминало странный библейский сон.

Наконец, когда у нас уже начались галлюцинации, наш таинственный проводник вновь возник прямо рядом с нами, словно никуда и не отходил. Он смеялся и подмигивал Брин, которая обругала его.

Мохамед повел нас к торговцу коврами, который заставил нас присесть на низкие табуреты и должным образом оценить его гостеприимство, пока его помощники волокли к нашим ногам груды ковров. Мы пили самый сладкий чай из всех, что нам предлагали в этой стране, эффектно налитый из чеканного серебряного чайника в красочные стаканы. Он достал зажигалку и демонстрировал, что ковры изготовлены из чистой шерсти: «Видите, он не горит! Это очень хороший ковер, купите его! Мы доставим его вам, это проще простого. Видите, как плотно я могу свернуть его? Может быть, вы возьмете два – я сделаю вам скидку!»

Я не смогла устоять и взяла оба ковра (когда я, наконец, через шесть месяцев достала их из бумажной обертки, я почувствовала запах базара, козьей требухи, каждой ноги, когда-либо ступавшей по ним… божественно!). Наконец, Мохамед проводил нас на главную дорогу, которая вела к выходу. Уставшие, воодушевленные, веселые, грязные и восторженные, мы ввалились в современный мир, словно прошлое вышвырнуло нас в настоящее. После душа, коктейля и хорошего ужина я уже хотела вернуться сюда вновь.