Индия: семейный портрет

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Стефани Марч

Стефани Марч – актриса, общественный деятель и увлеченная путешественница. Больше всего она известна своей ролью помощника окружного прокурора Александры Кэбот в сериале «Закон и порядок. Специальный корпус». Она также снималась в телесериалах «Анатомия страсти» и «Студия 30». Стефани играла в кинофильмах «Психоанализ», «Мистер и миссис Смит», «Изобретение лжи» и «Глава государства». Она является пишущим редактором в Fathom.

Три года назад я отправилась в отпуск с семьей. Три блондинки из Техаса, которые любят веселье и коктейли, решили побаловать себя поездкой «для девочек» – моя мама, сестра Шарлотта и я. Мы хотели ходить по магазинам, пить чай, посещать представления и посмеиваться над другими родственниками. Мы решили осуществить это в Индии.

Групповое путешествие предполагает одну и ту же основную иерархию вне зависимости от того, кто собирается в поездку. Один из участников всегда является «Главным». Он выбирает место отдыха и проживание, прокладывает основной маршрут и планирует мероприятия на каждый день. Второй является «Старпомом». Он берет с собой путеводители и солнцезащитные средства, предлагает ужины в интересных местах или необычные достопримечательности и помогает «Главному» реализовать идеальную, в его понимании, поездку. Тайная власть «Старпома» заключается в его способности создать путешествие по своему вкусу, никогда не вступая в прямую конфронтацию с «Главным». «Ворчун» – человек, который с пассивной агрессивностью жалуется на протяжении всей поездки, не предпринимая никаких реальных попыток улучшить дело. «Ворчун» хочет вегетарианскую еду. Да, «Ворчуну» жарко; да, он знал, что нам надо было повернуть налево; да, ему нужно чистить зубы бутилированной водой. Эта система получает еще большее значение, если путешественники являются близкими родственниками и обладают тридцатью годами опыта в семейной иерархии, встроенной в их ДНК. Представьте, что вас попросили сшить лоскутное одеяло для здоровенной кровати. А теперь представьте, что одеяло должно быть сшито только из пищевой пленки. Вот на что похожа семейная поездка. Удачи!

Мы провели рекогносцировку и резко поменяли вектор движения во время ночевки в Дели (Шарлотта уже пробыла в Индии три недели одна). У нас ушло двенадцать часов на то, чтобы вымыть голову, выпить по нескольку порций джин-тоника (нашего любимого средства от малярии) и заново собрать сумки для путешествия в Удайпур следующим утром. По прибытии в шумный «западный» отель аэропорта я обнаружила, что мой любимый пленочный фотоаппарат умер таинственной смертью. Его не могли оживить ни новая батарейка, ни новая пленка, ни тот факт, что я аккуратно протерла шестеренки и линзы. Не найдя в себе сил отправить его в позорную могилу, то есть в мусорную корзину отеля, я протаскала его с собой все путешествие завернутым в ночную рубашку. И я отобрала мамин фотоаппарат, прикрывшись неопровержимым доводом, что я фотографирую намного лучше, чем она (что подтверждали многолетние рождественские фотокарточки). А потом я занялась тем, что снимала этот ад, который представляло собой наше индийское приключение. В тот момент я была «Главной». Я точно знала, как провести эту часть поездки.

Ради всего святого, ведь я же работала в сфере искусств. Вся моя жизнь была кинофильмом и повестью. «Я знаю, что я делаю, так что просто сфотографируй нас с Шарлоттой на фоне бугенвиллеи и уступи дорогу, ладно?»

В Удайпуре я втиснула нас во всевозможные сценки в духе сериала «Драгоценность в короне». Мама и Шарлотта на фоне далекого дворца и туманного заката. Мама и Шарлотта на забавной прохудившейся лодке медленно продвигаются к стоящему посреди озера отелю. Мама и Шарлотта смотрят из-за резных мраморных перегородок, похожих на кружево. Мама настояла на том, чтобы взять у меня фотоаппарат и снять нас с Шарлоттой на верблюдах, и я немедленно начала ворчать по поводу того, как ужасно она строит кадр. В ту же минуту, как я слезла (спуск на землю занял некоторое время – боже мой, они высокие!), я просмотрела ее кадры. Я была права. Эти снимки были фактами, а не историями, и меня в очередной раз разозлила ее неспособность поймать момент. Закатив глаза, я без слов показала снимки Шарлотте, которая с раздражением согласилась с тем, что мамины фотографии очень посредственны. Мы больше не являлись заложницами ее режима, ее обязательного дневного сна, ее уверенности в том, что печень с луком является отличным ужином. Ну уж нет. Мы были «Главным» и «Старпомом». Запрыгивай на борт или плетись в хвосте.

Мы пронесли эту своевольную манеру через все оставшееся путешествие. Нас было не остановить. Эта было совершенно необходимо мне для самоутверждения. Моя личность попала в ловушку в 1989 году, и единственным способом из нее вырваться было нагло, демонстративно, патетически, с закатыванием глаз заявлять: «Ты мне не начальник». Мы с Шарлоттой были правы, абсолютно правы насчет всего. Куда повернет такси, в какое время закрываются музеи, готовят ли дал только из зеленой чечевицы или нет, и, кстати, эти туристы с забавным акцентом были из ЮАР, а не Британии, господи боже мой.

Все было не так плохо. Совсем нет. На самом деле все прошло замечательно. Индия – удивительная страна, даже если ты встал не с той ноги. Нас многое здесь радовало. В Удайпуре мы посетили Городской дворец, где нас сопровождал Ашук, самый очаровательный гид в стране. Ашук не пропустил ни одной резной ниши или нарисованной миниатюры, не рассказав о ней с восторженным щебетанием. Он прославлял достоинства каждого художника-портретиста со времен Великих Моголов (по моим подсчетам, их было около семидесяти пяти тысяч). Мы пообедали под баньянами, набрав несколько килограммов из-за параты. Мы дружно сдерживали хихиканье каждый раз, как кто-нибудь говорил о фильме «Осьминожка» – его снимали в нашем отеле, и это был один из самых часто упоминаемых фактов о городе. Если честно, можно было провести в Удайпуре неделю и не услышать ни слова о Киплинге. Но совсем другое дело – попробовать пройти по городу хотя бы десять минут, чтобы никто не всунул тебе в руку диск с «Осьминожкой». Как-то вечером мы, наконец, сдались и завалились в мамин номер с бутылкой виски и DVD-диском. Это все равно что поцеловаться с тем, кто тебе не нравится: проигнорировать это невозможно, и остается откровенная тошнота.

Чтобы сделать веселые снимки в Керале, я загнала спутниц на хлипкую деревянную лодку, которая медленно несла нас по заводи цвета тигрового глаза. Кожа рулевого была черной, а его руки словно отлили из камня. В своем отеле мы обнаружили кофе с кардамоном (эту вкуснятину я продолжаю покупать и в Нью-Йорке), а во время каждого завтрака пили кокосовое молоко. Напротив нашего отеля находился переливающийся огнями театр с соломенной крышей, где выступали труппа катхакали[18] и несколько гастролирующих музыкантов. Мы посещали представления вместе с десятком бродячих котов, бегавших по стропилам, и восхищались грациозностью и тех, и других. Я никогда не забуду танцора, который под стук барабана двигал всеми лицевыми мышцами одновременно. Я восторженно снимала все это на мамин цифровой фотоаппарат. Освободившись от необходимости экономно использовать пленку, я начала сооружать чудовищный шедевр – наше «идеально запечатленное путешествие».

Мы мчались от одного волшебного, волнующего приключения к другому, споря, хихикая и переругиваясь. Мы ворчали на бедную маму из-за ее багажа, который определенно был очень далек от понятия «ручной клади». Мы закатывали глаза по поводу ее термобигуди, оттого, что ей надо было затыкать уши во время полета, оттого, как она подзывала моторикш. Мы вздыхали над ее ужасными воплями во время передвижения по дорогам Мумбай, как будто пережившими последствия метеоритного дождя. Мы были веселыми, умными гаденышами, которые не могли не вспоминать, как вели себя в прошлом. Что это было? Может, именно это делало нас единым организмом? Что это была за неожиданная, непостижимая потребность доказать, кто главный?

К тому времени как мы добрались до Агры, наш багаж потяжелел на десять килограммов. Это были в основном текстильные изделия, серьги и невероятные закуски с карри, которые мы купили на рынке специй в Мумбай. Отличные кулинарные сувениры! Мы потребляли ужасающее количество джина «Бомбей», чтобы сгладить острые углы между нами. В качестве финала нашей эпопеи мы решили одеться в сари и сделать групповой снимок перед Тадж-Махалом. Если вы не одобряете подобные вещи, примите во внимание вот что: очень часто лучший способ преодолеть неизбежное клише – полностью его воспроизвести. У нас не было ни малейшего шанса сделать по-настоящему художественную фотографию нас троих. Я имею в виду, что никто кроме меня не справился бы с этой задачей, а я при этом собиралась присутствовать в кадре. Поэтому смирись с очевидным. Весело плыви по течению. Мой план был таков: поставить Шарлотту и маму так, чтобы за ними был Тадж-Махал, встать туда же и попросить немецкого туриста щелкнуть нас несколько раз. Я решила, что немецкого, потому что все знают, что они могут работать, словно дорогущие роботы, и обладают серьезным подходом к любому веселью. Нам нужен был аккуратный человек, который мог бы точно следовать указаниям.

Мы пребывали в ворчливом настроении, потому что было рано, мы путешествовали уже две недели, а чай в Индии, как ни странно, не продавался на вынос в полулитровых стаканчиках. Если вы приходите в чайную, то должны сесть и выпить его там. На территории Тадж-Махала нас удивили бесцеремонные торговцы. Они постоянно приставали к нам. Как репей. Куда бы мы ни повернулись, кто-нибудь обязательно оказывался сбоку от нас, у наших ног или за спиной, без конца повторяя: «Купите это, леди». Открытки, статуэтки, благовония, украшения, игральные карты, рюмки. Тут даже были ребята, которые предлагали сфотографироваться на цифровой фотоаппарат за двадцать долларов. Если бы я не была такой уставшей, то отнеслась бы к этому более снисходительно – боже мой, я знаю, что в некоторых местах трудно заработать на жизнь. Но в тот день у меня был другой настрой. Я была сосредоточенным, грубым туристом «на задании», и ничто не могло удержать меня от завершения своего шедевра. Эта фотоповесть (не просто набор фотографий) о нашем путешествии требовала впечатляющего снимка Тадж-Махала. Я была одета в сари, мое внимание всецело было занято планшетом и наушниками.

Надо заметить, что в реальности Тадж-Махал выглядит еще более великолепным. Он похож на фильм о самом себе. Он пышный, он захватывающий, он – поэма и гимн. Не хватит слов, чтобы описать его математическую точность. Этот шедевр любви и страдания не может не пленить своим величием. Понятно, что мне предстояла нелегкая работа. Я деловито расставила спутниц, чтобы они создавали идеальную композицию. Было непросто добиться того, чтобы здание было видно максимально, а толпы навьюченных японских туристов минимально, но мне это удалось. Мы попросили кого-то сфотографировать нас (честно говоря, я не смогла понять, какой национальности был этот человек), и отметили это галочкой в своем списке жизненно важных дел. Потом, растерявшись в какой-то момент, мама согласилась, чтобы нас сфотографировал один из местных приставал. Мы с Шарлоттой отнеслись к этому скептически. Двадцать долларов за цифровой снимок? Да мы бы и сами это могли. Господи боже мой. Надо просто успокоиться и смириться с этим. Она спокойно заплатила ему за работу и забрала приличный, хотя и не идеально сфокусированный, снимок. Ну и ладно.

Четыре дня спустя мы приземлились в Ньюарке, усталые и слабые после долгого полета. Я провела три часа в самолете, редактируя и доводя до совершенства свой альбом. Если вы любите фотографировать, вам просто необходимо отправиться в Индию. Вы не ошибетесь. Рынки специй, храмы, раскрашенные слоны, обезьяны на крышах, тускло-розовые закаты, джунгли – у меня было всё. Ну, я думала, что всё.

А в автомобиле по дороге домой у меня сжался желудок. Я поняла, что фотоаппарат исчез. Исчез. Испарился. Бесследно пропал. И как бы лихорадочно я ни перерывала весь багаж, это не могло вернуть его из небытия. Я была абсолютно не в себе. Должно быть, он выскользнул из моей сумочки и исчез под ногами других пассажиров. Или его украли. Или он был похоронен под газетами, полиэтиленовыми обертками, салфетками и всем другим хламом шестнадцатичасового полета. Или боги разозлились.

Вся подборка лучших моментов прекратила свое существование. Каждый снимок, от залитого неоновым светом бара в Дели до танцующих мальчиков в темно-оранжевых тюрбанах, от коровы, украшенной ракушками, до кокетливой маминой улыбки у Красного форта и профиля Шарлотты на фоне Аравийского моря, был утрачен навсегда. Даже когда я пишу это три года спустя, я все еще немного чувствую тошноту.

Когда я сказала об этом сестре и маме, они неожиданно трогательно стали меня утешать. «Это не твоя вина. Такое случается. Главное – воспоминания, а не фотографии…» Три недели я настаивала на том, что являюсь единственной из нас, кто может нормально запечатлеть путешествие. Гавкающий Наполеон с «Кодаком», который может удовлетворить свое чувство прекрасного, только держа все под контролем. Исчезло все то, что подтверждало мою новообретенную власть. Глупо. Тупо. Стыдно. Со знакомым раскаянием я позвонила маме, чтобы извиниться. У нас не было ни одной проклятой фотографии всего нашего путешествия.

Ну, не совсем. Была одна фотография. Один зернистый нечеткий снимок трех блондинок, наряженных в радужные сари и завернутых в шали, улыбающихся прохладным ранним утром. За ними возвышается Тадж-Махал. Она была сделана за десять секунд и стоила двадцать долларов.

Я должна благодарить за это маму.