Дуэли Пушкина

Пушкин имел репутацию храбреца. Его дуэльный список лишь немногим уступал дон-жуанскому. Известны его «истории» с канцелярским чиновником С.Т. Перевощиковым (после ссоры в театре в 1818—1819 гг.); с майором Денисевичем (после подобной же театральной ссоры); с Кюхельбекером (из-за эпиграммы в 1819 г.), с М. Корфом (1819—1820).

На Юге вызовы следовали один за другим, не имея ни серьёзных поводов, ни тяжёлых последствий. В Кишинёве в 1820 г. он повздорил в биллиардной с полковником Ф.Ф. Орловым, и поединок был с трудом предотвращён. Примерно в то же время он вызвал француза — эмигранта барона де С… Тот предложил стреляться на ружьях, зная, что его противник прекрасно владеет пистолетом. Поединок закончился шуткой. На другой день поэт повздорил и послал вызов французу русской службы полковнику Л.

В 1821 г. у него вышло столкновение с французом Дегильи. Последний сначала предложил биться на саблях, а затем вовсе отказался от боя, за что был опозорен Пушкиным. Весной 1822 г. на поединке с офицером Генерального штаба Зубовым Пушкин не стал отвечать на неудачный выстрел противника и спросил его: «Довольны Вы?» После этого он удалился домой.

В том же году он имел дуэль с командиром Егерского полка С.Н. Старовым. Была метель. Пушкин выстрелил первым и не попал. Противники дважды обменялись выстрелами, а затем поединок был прекращён из-за снегопада и мороза. Вскоре же дуэлянт дал пощёчину молдавскому боярину Т. Балшу, что едва не привело к новому поединку. В 1824 г. А.И. Тургенев передал Вяземскому толки, будто в Одессе Пушкин дрался на дуэли, но противник отказался стрелять в него.

Почти бретёрское поведение Пушкина объяснено Ю. Лотманом: «В кишинёвский период Пушкин оказался в обидном для его самолюбия штатского молодого человека в окружении людей в офицерских мундирах, уже доказавших на войне своё мужество»[1358]. Из ссылки поэт вернулся, имея славу лучшего поэта России и отчаянного дуэлянта, что сказалось на его последующих поединках. Они приобрели в значительной мере ритуальный характер.

Исключением могла стать дуэль Пушкина с графом Толстым-«Американцем». Тот распространял клевету по поводу высылки поэта из столицы в 1820 г. Вызов был послан лишь в 1826 г., после возвращения поэта из Михайловского. Стараниями друзей дело было улажено.

В Петербурге Пушкин намерен был стреляться с Н.И. Тургеневым, но затем одумался и просил у него прощения. В 1827 г. поэт принял картель от В.Д. Соломирского. В 1828 г. поэт потребовал объяснений у секретаря французского посольства Лагренэ, предположительно из-за Закревской. История была чревата дуэлью. В 1836 г. он вызвал на поединок графа В. Соллогуба, затем С.С. Хлюстина[1359]. Характерен инцидент с генералом Репниным, героем Отечественной войны, который был на двадцать лет старше поэта. Репнин и министр Уваров были женаты на родных сёстрах. Ода Пушкина «На выздоровление Лукулла» косвенно затронула семью Репнина. Толки по этому поводу дошли до поэта в искажённом и преувеличенном виде, и он послал генералу письмо с требованием объяснений. «Как дворянин и отец семейства, — писал Пушкин князю, — я должен блюсти мою честь и то имя, которое я оставлю детям»[1360]. Другому своему «противнику» юному В. Соллогубу поэт пояснил, что как общественный деятель он находится в полной зависимости от света и светского мнения. «Неужели вы думаете, — сказал он, — что мне весело стреляться? Да что делать. Я имею несчастье быть человеком публичным, и, знаете, это хуже, чем быть публичной женщиной»[1361].

Дуэли Пушкина по большей части не имели ни серьёзных поводов, ни драматических последствий. Столкновение с Дантесом было исключением. Поединок был следствием долгого и мучительного конфликта. Поэт готовился к поединку самым тщательным образом. Сохранилось известие о том, что в январе 1837 г. он встретился в книжном магазине с ротмистром графом Е.Е. Комаровским и просил назвать ему какую-нибудь книгу по дуэли[1362]. Пушкина интересовали как прецеденты, так и правила ведения боя.

Насколько легко и скоропалительно поэт посылал картели в молодости, настолько мучительно и трудно далось ему решение написать письмо послу Геккерну, которое сделало дуэль неизбежной.

«Пушкин любил бой», — писал Ю.М. Лотман. Конспирация тайных обществ, участие в схватке у Эрзерума, пыл журнальной полемики, азарт карточной игры, хладнокровная смелость у барьера на поле чести — всё имело общий психологический корень: «Есть упоение в бою»[1363]. Справедливо, что смертельный риск, битва, азартная игра манили Пушкина. С друзьями он не раз обсуждал загадку — «непонятное желание человека, когда он стоит на высоте, броситься вниз»[1364].

Всё, всё, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья.

Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю…

Но едва ли можно усомниться в том, что его подлинной стихией была гармония.

По преданию, гибель Пушкина была предсказана ему гадалкой Александрой Кирхгоф. Ранние записи из дневника историка М.П. Погодина донесли слова, исходившие непосредственно от поэта. Его родственник Д.В. Веневитинов в 1826 г. рассказал Погодину следующее: «Ему (Пушкину. — Р.С.) предсказала судьбу какая-то немка Кирхгоф и грек (papa, oncle, cousin) в Одессе. „До сих пор всё сбывается, — сказал Пушкин, по словам Веневитинова, — например два изгнания. Теперь должно начаться счастие. Смерть от белого человека или от лошади, и я с боязнью кладу ногу в стремя… и подаю руку белому человеку“»[1365].

В 1827 г. Пушкин опубликовал в журнале ядовитую эпиграмму на А.Н. Муравьёва. Встретив вскоре же редактора журнала М.П. Погодина, он сказал: «А как бы нам не поплатиться за эпиграмму? — Почему? — Я имею предсказание, что должен умереть от белого человека или белой лошади»[1366].

В своих воспоминаниях Муравьёв писал, что в то же лето встретил Соболевского и спросил, чем вызваны нападки Пушкина. Одна из гадалок, отвечал Соболевский, предсказала поэту, что смерть придёт к нему от высокого белокурого молодого человека; с тех пор при встрече с таким человеком ему приходит на ум испытать рок. Волосы у Муравьёва были белокурыми. При первой же встрече с молодым литератором Пушкин просил у него прощения за глупую эпиграмму[1367].

В год гадания — 1819 — «закадычным другом» Пушкина был П. Мансуров. Последний вспоминал, что предсказание Кирхгоф произвело на поэта сильное впечатление, особенно сначала: «…если кто из наших напоминал об этом, ясно видно было, что это ему неприятно; он всячески старался отклонить разговор»[1368].

Перед Пушкиным приоткрылся неведомый и грозный мир. В нём таинственные силы — рок — управляли судьбами людей. В 1822 г., через три года после встречи с Кирхгоф, Пушкин сочинил «Песнь о вещем Олеге». В этом стихотворении можно услышать отголосок пророчеств, адресованных ему в день гадания у Кирхгоф. Мудрый кудесник предсказывает князю смерть от коня («примешь ты смерть от коня своего»). Предсказание сбывается. Олег гибнет от белой головы — его жалит змея, выползшая из побелевшего конского черепа.

Среди рисунков, набросанных Пушкиным на черновиках в 1825 г., можно обнаружить автопортрет в виде лошадиной головы. Портрет окружают белые лошадиные морды[1369].

Если верить преданиям, перед свадьбой Пушкина будто бы мучили дурные предчувствия. Он навестил цыган. Те спели ему подблюдную песню:

Ах, матушка, что так в поле пыльно?

Государыня, что так пыльно?

Кони разыгралися. А чьи кони то, чьи то кони?

Кони Александра Сергеевича …

Пение повергло поэта в слёзы. Песнь о конях предвещала ему большую потерю[1370].

Друг поэта П.В. Нащокин описал гадание у Кирхгоф так. Разложив карты, немка сказала: «Это голова важная! Вы человек не простой!» После того она предсказала , что он умрёт или от белой лошади, или от белой головы (Weisskopf)[1371].

В 1828 г. Пушкин рассказал мистическую историю гостям то ли Карамзиных, то ли Дельвига. Героем устной новеллы был мелкий чиновник, который был погублен чёртом, принявшим облик белокурого мужчины. В конце жизни герой «при внезапном появлении высокого белокурого человека с серыми глазами приходил в судороги, в бешенство». Новелла была записана и опубликована писателем Владимиром Титовым в 1829 г. Предварительно Титов дал просмотреть текст Пушкину[1372].

В 1829 г. Пушкин встретил на Кавказских минеральных водах отставного офицера В.А. Дурова. По некоторым сведениям, у Дурова хранился собственноручный рисунок Пушкина с изображением «двух поединщиков» и надписью «Смерть Пушкина»[1373]. Видение смертельного поединка не покидало поэта. Туманные предсказания насчёт лошади были забыты или, во всяком случае утратили пугающую неожиданность. Перспектива смерти на поединке подкреплялась практикой многочисленных дуэлей. По уверениям П.И. Бартенева, перед свадьбой поэт писал, «что ему вероятно придётся погибнуть на поединке»[1374].

В 1833 г., будучи в Казани, поэт рассказал о давнем гадании А.А. Фукс-Апехтиной. Он вспомнил, как гулял с Н.В.В. (Н. Всеволожским) по Невскому, зашёл к гадалке и услышал от неё три прорицания. Последнее было: «…вы кончите вашу жизнь не естественною смертью»[1375].

Брат Пушкина Лев упомянул о трёх пророчествах Кирхгоф (включая женитьбу). Четвёртым было пророчество о том, что поэта ждёт преждевременная смерть от руки высокого белокурого человека[1376].

А.Н. Вульф знал о гадании со слов Пушкина, но записал его рассказ много лет спустя. Ворожея, по его версии, объявила Пушкину, что он будет убит из-за женщины молодым белокурым мужчиной[1377].

С наибольшими подробностями встречу поэта с Кирхгоф описал С.А. Соболевский. Оценивая достоверность рассказа, ссылаются обычно на тесную дружбу автора с Пушкиным и подробность самого повествования[1378]. Однако надо учесть, что Соболевский записал свои припоминания в очень позднее время. По его словам, Пушкин услышал от гадалки пять предсказаний и все они сбылись. Первые четыре были ординарными: о скором получении денег, о неожиданном предложении, о том, что двадцатилетнего поэта ждёт слава и он дважды подвергнется ссылке. Последнее пророчество гласило, что поэт погибнет насильственной смертью в 37 лет.

Сенсационный рассказ Соболевского требует критической проверки. Язык колдуньи, в его передаче, явно отличался от традиционного языка гаданий, лишённого конкретности и допускающего разные толкования. В своих Записках Мартенс воспроизвёл предсказания Кирхгоф императору Александру I. Его рассказ даёт представление о стиле пророчеств гадалки: «Вы не то, чем вы кажетесь… Вы находитесь в… опасном положении… Вначале вы испытаете большое несчастье, но, вооружившись твёрдостью и решимостью, преодолеете бедствие»[1379]. Для всех было очевидно, что Россия стоит на пороге наполеоновского вторжения, но Кирхгоф избегала подробностей и точных дат.

Незадолго до смерти Соболевского В.А. Соллогуб писал: «Я твёрдо убеждён, что если бы С.А. Соболевский был тогда (в 1837 г. — Р.С.) в Петербурге, он, по влиянию его на Пушкина, один мог бы удержать его» (от дуэли. — Р.С.). Соболевский процитировал эти слова в неоконченных заметках, после чего в печати появилась его статья «Таинственные приметы в жизни Пушкина». В своей статье друг Пушкина так изложил речи гадалки: «…он проживёт долго, если на 37-м году возраста не случится с ним какой беды от белой лошади, или белой головы, или белого человека (weisser Rösser, weisser Kopf, weisser Mensch), которых и должен он опасаться»[1380]. На склоне лет Соболевский повторил общеизвестные вещи насчёт гадания Кирхгоф, от себя же прибавил, будто гадалка назвала поэту год его смерти.

Пушкин вспоминал слова Кирхгоф многократно и в разные периоды, а это значит, что предсказание относилось к неопределённому будущему. В молодости зловещее пророчество тревожило его, но в 1837 г. он, кажется, и вовсе забыл о нём.

Соболевскому импонировало предположение Соллогуба. Он пересмотрел известие о гадании Кирхгоф, чтобы подкрепить слова Соллогуба. Соболевского не было в Петербурге, и он не смог предотвратить дуэль. Если бы он успел вернуться в Петербург, Пушкин не погиб бы в 37 лет и, согласно предсказанию гадалки, прожил бы долгую жизнь.