1

Пытаясь постичь тайну театральной смерти, для начала я решила полежать в гробу. Лежать в гробу было… Как? Сразу не объяснишь. Неуютно? Страшно? Жестко? А может быть, просто глупо лежать здесь в расцвете сил и красоты? Чего только не пронеслось в моей головке, упирающейся в струганую деревяшку, по сравнению с которой парковая скамейка показалась бы периной. Мистики добавили монтировщики МХТ, которые решили создать мне все условия, приближенные к преисподней: вырубили свет и пустили орущую кошку. Я лежала в гробу и видела себя со стороны.

– Они еще не так развлекаются, – говорит бывший завпост (то бишь зав. постановочной частью) Лида Самойлова. – Вот в «Маскараде» у нас гроб выезжает с муляжом актрисы. И как-то один мебельщик за кулисами взял и лег в гроб вместо куклы. В тишине я услышала голос: «Я здесь», – и через минуту: «А меня уже нет». Что-то вроде гробовых пряток.

Да, так играть со смертью и ее атрибутами, наверное, можно только в театре. Грех это или великое искушение? Искушение, которое театральный человек не в состоянии преодолеть? А дойдя до края в игре, он заглядывает туда… В бездну? Я мучаюсь вопросами жизни тире смерти, как бессмертный писатель Смертяшкин.