Народные артистки на дороге не валяются

Немирович в ногах Станиславского – Дзержинский играл «на автопилоте» – Овечка для Сталина

Коллекция Бориса Львовича началась с мхатовской байки – про то, как мирились Станиславский с Немировичем-Данченко. Легенда гласит, что однажды актеры решили помирить отцов-основателей, которые друг с другом годами не разговаривали и даже имели свои отдельные дирекции. Все задумывалось так: после спектакля публике объявляли, чтобы она не расходилась, и под торжественную музыку Станиславский и Немирович, выходившие из разных кулис, должны были встретиться точно посреди сцены, пожать друг другу руки и молча разойтись. Таким образом могло произойти историческое примирение. Более того, идея понравилась и Станиславскому, и Немировичу. В назначенный день все шло по задуманному сценарию. Публика задержалась, открылся занавес, соратники двинулись навстречу друг другу из разных кулис. Но… поскольку Станиславский был очень высокий, он быстрее дошел до условленного места, а Немирович, намного меньше его ростом, заспешил, споткнулся о ковер и упал аккурат в ноги Станиславскому. Тот, будучи человеком наивным, принял это за чистую монету и, отыскав глазами организаторов примирения, произнес: «Ну зачем же уж так-то, господа?!» Больше основатели МХАТа не разговаривали никогда.

Существует классификация баек – по театрам, актерам. Есть эстрадные, писательские и музыкальные истории. Имеется особый раздел баек про актерских детей. И немереное количество связанных с выпивкой. И баек опохмелительного характера.

Однажды дирекция небольшого театра в глубинке России предупредила артиста: «Все, старик, твои пьяные дела нам надоели. Если еще раз завалишь по пьянке спектакль, сразу приходи и подавай заявление об уходе. Сумеешь удержаться – работай, не сумеешь – сам виноват». Артист решил, что и впрямь пора завязывать.

Но тут начались елки, пошли деньги, образовалась компания. Артист честно посчитал, что следующий спектакль у него будет 3 января, а на дворе было 25 декабря. «Успею», – решил артист и пошел в загул.

Просыпается как-то, смотрит на календарь, а там 4 января. Понял, что вчерашний спектакль он завалил. Ну, привел себя в порядок и поплелся подавать заявление об уходе. Видит, ребята стоят у доски объявлений. Спрашивает:

– Ну что, ребятки, как вчера?

– Да ничего, – отвечают.

– Спектакль-то отменили?

– Почему отменили? Сыграли.

– Сыграли? А кто Дзержинского-то играл?

– Как кто? Да ты и играл.

Про каждого ли знаменитого артиста слагались байки – законный вопрос. Ответ – далеко не про каждого. Рассказывают прежде всего про остроумных. Вот, например, великий мхатовец Борис Ливанов. Вспоминают такой его блистательный экспромт. Хрущев только что разоблачил антипартийную группу Маленкова-Молотова-Кагановича. Кагановича, к слову, звали Лазарь Моисеевич, а Молотова – Вячеслав Михайлович. Так вот, ректор Школы-студии МХАТ представляет труппе молодых артистов. Называет фамилию одного, другого, третьего.

– А вот это Вячеслав Михайлович Невинный.

И Ливанов забасил из зала:

– Вячеслав Михайлович – невинный? А Лазарь Моисеевич в таком случае?

Борис Ливанов обожал издеваться над другим великим мхатовцем, Леонидом Леонидовым. Все действия, совершенные Леонидовым без тени юмора, тут же вызывали реакцию Ливанова.

Например, Леонидов повесил на двери гримуборной табличку: «Народный артист СССР, лауреат Государственной премии, профессор Леонид Миронович Леонидов». А Ливанов несмывающимся клеем приклеил под табличкой бумажку:

«Ежедневный прием от 500 до 800 грамм». И Леонидов на глазах у всего театра отдирал это. Или рассказывают, что Леонидов из поездки по Скандинавии привез очень красивый свитер, синий с белыми полосками: одна полоса – на уровне шеи, другая там, где живот переходит в грудь. Он всем показывал заграничный свитер – редкость по тем временам, а за ним ходил Ливанов и громким шепотом комментировал: «Это линия налива – до спектакля, после спектакля».

Много баек про Утесова. Он был из тех одесситов, что старались не пропустить ни одного повода для репризы. Но однажды его перешутили. Таким шутником, посягнувшим на репутацию остроумца Утесова, оказался рижский портной по фамилии Беринбаум, у которого шил костюмы сам Аркадий Райкин. Он-то и дал телефон портного Утесову, отправившемуся на гастроли в Ригу. И вот Утесов приходит к мастеру со всей своей свитой.

– Месье Беринбаум, вот у меня два отреза. Я хочу два костюма – песочный и серый. Только я здесь на гастролях две недели, так что по-стахановски.

На что Беринбаум очень серьезно ответил:

– Мосье Утесов, мы ваших стахановских методов не знаем. Так что через три дня придите заберите оба.

Окружающие затихли.

Утесов был откровенно уязвлен: портной его явно перешутил. Тогда он сказал:

– Месье Беринбаум, вы, наверное, меня не поняли, мне нужны хорошие костюмы. Как вот этот, который на мне.

Беринбаум обошел Утесова кругом:

– Кто это вам шил?

– Это мне шил в Москве знаменитый Затирка.

– Я не спрашиваю, как его фамилия. Я спрашиваю, кем он работает.

После этого Утесов кинулся обнимать портного.

Но история театра знает, как забавный случай может обернуться смертельной опасностью. Во время войны в эвакуации в Томске актрису МХАТа Преснякову пристроили в цирк, чтобы она с голоду не померла. Она заканчивала представление стихами. На последних словах: «…И кто всем нам прокладывает путь!» – все циркачи на манеже поворачивались в сторону ложи, где сидело областное начальство. Плюс открывался огромный портрет Сталина. И вот однажды актриса почему-то оговорилась и звонким голосом на весь цирк грянула: «И кто врагам прокладывает путь!» И все показали туда, в ложу.

А на дворе был 42-й год. Конечно же, вечером за ней пришли, и спасло ее только то, что все артисты в один голос заявили: «Она говорила правильно, а вам послышалось».

Да, оговорки могли сослужить артистам убийственную службу. Однажды во время войны рано утром подняли диктора Владимира Герцога и повезли на радио. Был не его рабочий день, но Левитан заболел, и Герцогу пришлось зачитывать в прямом эфире речь Сталина. Диктор попросил минуту хотя бы посмотреть ее. Не дали. За спиной встали два человека из органов. Диктор собрался как мог (накануне с друзьями он крепко выпил) и прочитал. Но в конце была фраза: «Это получается ни богу свечка, ни черту кочерга». Текст был плохо пропечатан, и Герцог прочел: «Ни богу овечка, ни черту…» Дурацкая ошибка, но двое сказали: «Вы понимаете, что значит оговорка в речи товарища Сталина? Пойдемте с нами». Он еле отвертелся, после того как сто раз они просмотрели текст.

Интересно, какова доля вымысла во всех этих историях? Вот, например, когда Раневская упала на улице, она сказала: «Поднимите меня, народные артистки на дороге не валяются». Кто это слышал?

И вообще, валялась она или нет – теперь уже неизвестно. Очень может быть, что она придумала эту фразу, а потом присочинила к ней предлагаемые обстоятельства.

Уникальный баечный раздел – детский. Актерские дети – это целый мир. Однажды с сыном одного артиста вышла такая история. Школа. Второй звонок. Все дети пошли в класс, а он в обнимку с портфелем сидит на стульчике. Учительница спрашивает: «Славочка, а ты что, не слышал звонок? Почему не идешь?» Славочка на полном серьезе ей отвечает: «Вот третий дадут, я и пойду». Он привык, что в театре зал заполняется по третьему звонку.

Смешная детская история про Кобзона. В детском саду к 50-летию Победы воспитательница решила провести показательный урок мужества. Пришла комиссия из роно. Воспитательница спрашивает:

– Дети, какой у нас сегодня праздник?

– День Победы, – хором отвечают дети.

– А с кем воевали наши доблестные воины?

– С немцами.

– Правильно. А кто у немцев был самый главный начальник?

Тут детки замялись, но несколько голосов все же протянули:

– Гитлер.

– Правильно. А у нас кто был главный начальник?

И тут дети замолчали. Эту фамилию они на своем веку не слышали.

– Ну, я вам помогу, – сказала воспитательница, – его зовут Иосиф…

И все дети хором заорали:

– Кобзон!

Самое интересное, что старые театральные истории становятся почвой для анекдотов. Вот два из них. Первый – о вечном конфликте актера и режиссера.

В туалете у писсуара встретились два артиста. Один другому говорит: «Ну, этот новый главный режиссер, ну такое говно!.. Ну, такого говна я не видел». Другой: «Осторожно, он сзади». Первый: «Ну, я же в самом высоком смысле этого слова».

Второй анекдот повествует об актерской импровизации, которая оборачивается совершенно неожиданной стороной.

Прибегает артист на репетицию, а режиссер уже в зале. Артист своему приятелю шепчет: «Вова, возьми мой текст, подавай, я не выучил». Режиссер начинает репетицию. Из кулис голос Вовы: «Не буду с тобой жить, Маша». Артист импровизирует: «Все, Маш, не буду я больше с тобой жить. Кончается наша жизнь, Маш».

Голос: «Болею я».

Артист: «Болею я, Маша. Не нужен я тебе такой больной».

Голос: «Голова болит».

Актер: «Голова раскалывается круглые сутки».

Голос: «Ноги».

Актер: «Ноги мои не ходят».

Голос: «Руки».

Актер: «Руки мои, которыми я столько сделал, не работают».

Голос: «Медленно встает».

Актер удивлен: «Что?»

Голос: «Ну, встает медленно».

Актер: «И теперь, Маша, о главном».

Это и есть истинный театральный анекдот, многие из которых родились от баек.

Истории, которые собрал за много лет Борис Львович, – все из прошлого. А современные артисты, они что, не шутят?

– Может, и шутят. Но почему-то рассказывают об этом в нашем мире мало. Мне не приходит в голову ничего даже про Калягина, Янковского, Караченцова – личностей не меньших, чем их предшественники. Но, может, время должно пройти, чтобы новые байки зазвучали.