9

Актеры и режиссеры в нашей романтической истории – особый союз. Союз корысти, творчества и секса. Причем роли тиранов и жертв постоянно переходят из рук в руки, как приз, и никто его надолго не удерживает. В этом альянсе столько же циничного, как и профессионально-прекрасного. Главным предметом в этом союзе долгое время был диван режиссера. Мебель – как правило, кожаная – не подозревала, какая роль была ей отведена в театральном процессе. Если бы диван, столь же многоуважаемый, как чеховский шкаф, мог говорить, то он поведал бы массу загадочных историй.

В таком положении людей и вещей – режиссер-диван-актриса – ничего нельзя изменить. И как ни парадоксально, но именно через близость некоторые режиссеры могут многое объяснить неопытной актрисе. Они рассматривают свои сексуальные претензии как источник вдохновения. И это чистая правда. Это, как правило, режиссеры романтического склада, чьи спектакли отличаются красотой и театральностью.

Невероятным чутьем по части женского пола обладал режиссер Вахтанговского театра Рубен Симонов. Рассказывают, что когда Симонов шел к театру в своем белом макинтоше с высоко поднятым воротником и его миндалевидные восточные глаза обволакивали встречных женщин, то те не могли устоять. Но человеком, как поговаривают, он был скуповатым и со своими пассиями расплачивался ролями. Собственно, что значит скуповатым? Да если бы всех актрис Симонова спросить, что для них важнее – цветы, конфеты или духи, они стройным девичьим хором простонали бы: «Роль, роль, роль!!!» А Мастер умел выстраивать роль до миллиметра.

Галина Коновалова вспоминала:

– Я помню, как актрисе Елене Добронравовой он поручил роль в спектакле «Фома Гордеев», и все были свидетелями, как он высекал рисунок ее роли. Она выходила на сцену в черном платье, высокая, красивая, и он ей из зала говорил: «Значит, Леночка, сейчас возьмите платочек, платочком сделайте так, теперь голову налево, чуть-чуть правее…» Потом все удивлялись, откуда у девушки что взялось. А когда ему актриса была неинтересна, он проходил с ней мизансцену быстро, с плохо скрываемым желанием побыстрее от нее (то ли от мизансцены, то ли от актрисы) избавиться. А если актрисы ему отказывали? Чтобы кто-нибудь Рубену Николаевичу отказал – такого случая в Вахтанговском не помнят.

– Как вы думаете, он творчески подпитывался от романов?

– Да. Он уже в училище присматривал себе студенток. Так он присмотрел Вертинских, и сестры бывали у него дома. Ему очень нравилась студентка Нина Никитина, которая потом озвучивала в кино все роли Симоны Синьоре. Так вот, Никитину должен был смотреть худсовет в спектакле «Много шума из ничего» для того, чтобы утвердить или не утвердить на новую роль. Симонов очень хотел, чтобы Никитина ее получила, но как хороший режиссер понимал, что если худсовет увидит ее в «Шуме», то все, никакой авторитет не спасет. Тогда он через посредников заставил ее сказаться больной прямо перед спектаклем. И таким образом она не сыграла провальную роль и получила новую. Говорят, играла блестяще. И ее карьера круто пошла вверх.

– Но, может быть, это естественно, когда для достижения творческого результата главреж пользуется своей властью? Может быть, интересы театра в данном случае должны быть превыше всего?

– Если это обоюдная история, связанная с тем, что в дальнейшем поможет роли и спектаклю, то это нормально. Когда начинается шантаж, когда режиссер не дает роль прежней пассии, потому что у него завелась другая, – вот это ужасно. И к тому же при всей труппе он показывает, что прежняя не в фаворе.

Актрисы, которые отказывали своим главным, имели непростую судьбу. Но таковы законы театра, где всегда найдется свой Карабас Барабас и Мальвина. И каким образом он сделает из нее примадонну – на его совести. Зрителю же на самом деле безразлично, какой ценой режиссер и актриса добились успеха. Цену знают только за кулисами и добровольно платят или не платят ее.