5
Милые, чудные, уютные, но безвозвратные подробности далекого прошлого рисуют нам собирательный образ господина суфлера. Но каким он был конкретно? Ясно, что бескорыстным и любящим свое дело до такой степени, что причинял ущерб себе. Например, суфлер К. из Саратова, у которого были редкие зубы, отправляясь на спектакль, каждый раз пломбировал расстояние между зубами гигроскопической ватой. А вот картинка из жизни реально существовавшего суфлера, вышеупомянутого находчивого г-на Ананьева, найденная в архивах известного артиста Самсонова.
«Шесть часов утра. По улице бежит на базар маленький плотненький господин с русой бородкой. Купил молока, хлеба, десяток яиц, масла и два фунтика говядины.
Вернулся домой. Квартирка маленькая. Развел керосиновую кухню, надел фартук.
– Папа, сегодня что же будет? – спрашивает мальчик.
– Яички, душечка, яички.
– Всмятку?
– Всмятку.
– И мне, и Володе?
– Да, да, да. И Паше, и Володе.
Жена охает. Больна. Покормил своих мальчиков. В аптеку. Вернулся. Написал несколько писем товарищам, раскиданным по матушке России. Заклеил несколько афиш в бандероль. На почту. Вернулся обратно. Из карт выстроил домик и Паше, и Володе.
Глядь на часы. Три четверти десятого. В театр.
– А, Иван Павлович! Здравствуйте, – слышится кругом.
Иван Павлович лезет в суфлерскую будку, зажигает свечу, очень тщательно на ней поправляет ширмочку из картона, вынимает из кармана леденчик, пососал его. Карандаш в руке.
– Готов?
– Готов.
На какой-нибудь реплике запинается актер, сейчас карандашиком – чирк! – пометил… Репетиция кончилась. Рюмочка водочки или кружечка пивца. А если еще нет двух часов, то „насчет бильярда“.
Прибежал домой. Опять керосиновая кухня, фартук, стряпня при общем восторге детей. Часок вздремнул… В театр! Спектакль!
Самсонов в роли – ни в зуб ногой, Киселевский – ни в зуб. Движением головы, пальцем покажет из будки, когда „переходить“, когда „уходить“… „Браво! – кричит публика – Самсонова! Киселевского!“ Спектакль сошел превосходно. А незаметная машина, которая вертела все дело, ни при чем…
Скорее домой. Кастрюлечка, керосиновая кухня и наконец сон, благодатный сон».
Ну как можно поднять руку на такое существо? Впрочем, среди суфлеров находились отчаянные ребята, и месть их была страшна. Вот лишь один невинный пример, как артист становился игрушкой в руках опытного человека из будки.
В городе N. один суфлер у хаживал за хорошенькой актрисой. Она не желала пользоваться его расположением и учила роли.
– Все равно, сколько ни учите, захочу, так собью вас, – твердил ей воздыхатель.
– Нет, не собьете.
– Нет, собью, вот увидите!
Как-то давали «Горе от ума», где артистка играла Лизу. В заключительном монологе во втором действии суфлер подает Лизе:
Ну, люди в здешней стороне!
Она к нему, а он ко мне!
А я… одна лишь я любви до смерти трушу!
А как не полюбить суфлерчика Ванюшу!
И артистка, ни о чем не думая, повторяет за ним слово в слово – «суфлерчика Ванюшу» вместо «буфетчика Петрушу».