6

Да, гроб на сцене – это, как правило, свидетельство или режиссерской беспомощности, или отчаянного таланта. Обладатель последнего, Петр Фоменко, – один из немногих, кто смело выставлял гробы, пугая ими публику и номенклатурное начальство. В Театре имени Маяковского шла «Смерть Тарелкина», и артист Алексей Эйбоженко, игравший Тарелкина, ложился в гроб, закрывал крышку, а потом вылезал и прыгал на нем, как на кухонном табурете.

Другие режиссеры все же побаиваются гробов. Даже Михаил Левитин, чей театр «Эрмитаж» неравнодушен к смертельной теме, отказался от постановки комедии Ивлина Во «Незабвенная», которая по количеству гробов и мертвецов переплюнула всех. Гроб Офелии не стал выносить Сергей Арцибашев, который все убийства в «Гамлете» вывел за скобки спектакля. Боятся, и правильно делают.

У артистов же, послушных воле режиссера, к гробам отношение проще, поскольку они в них и ложатся. Михаил Державин в спектакле «Самоубийца» падал в гроб двести раз.

– Я вылетал на сцену с криком: «Федя Петунин застрелился и записку оставил: „Подсекальников прав. Действительно, жить не стоит“», – рассказывает артист. – И при виде живого Подсекальникова хлопался в гроб.

– Ну и как ощущения?

– Никаких рефлексий на этот счет у меня не было. Спектакль был смешной. И покойные Рома Ткачук и Миша Зонненштраль ничего подобного мне не говорили. Ложиться в гроб не противнее, чем изобразить половой акт. Только когда Рома Ткачук умер, Ольга Аросева сказала мне: «Миня, не надо тебе больше падать в гроб. Рома же умер». Не знаю, есть ли тут какая-то связь.

В Театре сатиры, похоже, всегда было здоровое отношение к гробам и покойникам. Когда Роман Ткачук лежал в гробу, артисты вокруг хохмили: что-то шепчут ему или цветок положат на то место, куда покойникам не кладут. А Анатолий Папанов, изображавший фальштруп в «Последнем параде», развлекался тем, что держал скрещенные руки ниже живота. Ему в руки вставляли гвоздику, которую он то поднимал, то опускал – ко всеобщей радости.

Вообще работать «покойником» непросто. В казанском театре на спектакле «Цилиндр» «покойник», устав ждать, захрапел.

Но умные люди время на сцене проводят с большой пользой. В Кирове на репетиции сцена прощания длилась так долго, что артист, неравнодушный к партнерше, лежащей в гробу, начал крутить с ней любовь. Пока режиссер что-то нудно объяснял про смерть, в гробу тем временем жизнь била ключом. Роман, начавшийся в гробу, как рассказывают, продолжался 40 лет.

Гробовые хиханьки на сцене – не цинизм артистов, а скорее защитная реакция, инстинкт самосохранения. О чем и свидетельствует доктор Фрейд: «Бессознательное в нас не верит в собственную смерть. Оно вынуждено вести себя так, будто мы бессмертны. Быть может, в этом кроется тайна героизма». И многие другие тайны – тоже.