2

А начинался он так. Пьесу «Амадей» во МХАТ, которым в то время руководил Олег Ефремов, в 1982 году принес режиссер Марк Розовский. В этот момент Олег Ефремов разрывается между Лениным и Кафкой. В том смысле, что со спектаклем о Ленине «Так победим!» у него проблемы, а Кафку, то есть спектакль по пьесе «Отец и сын», власти вообще закрывают. Постановщик Кафки, малоизвестный режиссер без звания и даже без категории Марк Розовский предлагает про Моцарта и Сальери.

Марк Розовский: Ефремов разрешил мне ставить Шеффера. «Вот только кто будет Сальери?» – спрашивает он, а при этом сам уже перебирает фамилии своих актеров. «А если Табаков?» – говорю я. Он аж крякнул – у них были непростые отношения из-за ухода Ефремова из «Современника». «А он согласится?» – «Конечно. Я с ним говорил», – соврал я и без звонка отправился к Олегу на Смоленскую. Тот спал, я передал пьесу жене и ушел. А потом…

А потом… Табаков, артист с колоссальной интуицией на роли, согласился, и начались репетиции. В общем, от авантюр бывает польза: в результате Табаков перешел во МХАТ, а Сальери стал его первой ролью на академической сцене.

– Олег Павлович, почему вы согласились на Сальери, ведь вы же – Моцарт?

– Можно, играя Сальери, оставаться Моцартом, – хитро улыбается Табаков. – Когда я был директором «Современника», я немало видел таких людей на заседаниях и в разных комиссиях. Так что за многие годы мои представления об этом типе человека вполне сформировались.

– Сальери – завистник?

– Несчастный человек. Нет, на мой взгляд, муки тяжелее, чем зависть.

Сам Табаков, бедняжка, обделен напрочь этим чувством и завидует только тем, кто играет на фортепьяно или даже умеет бренчать на гитаре, а также знающим три иностранных языка. Более того, он не верит, что Сальери порешил Моцарта.

– Он сам себя раньше времени на тот свет отправил. Печенку собственную съел.

Что это было за время, когда в Москве народился «Амадей»? Вот лишь один эпизод, объясняющий, что все мы тогда жили на другой планете. Итак, начало 80-х. Тверской бульвар. Художественный театр, еще не разделенный на мужской и женский. Сонные прохожие вдруг как будто просыпаются и тихо шалеют от того, что видят. А видят они, как молоденькие солдатики, дрожа на морозе, кипятком из чайника поливают обледенелые ступеньки МХАТа. Что это – сон? Театр абсурда среди зимы? Оказывается, в этот вечер здесь ждут Леонида Брежнева, которому не так много остается жить. Партийный шлягер «Так победим!» войдет в историю даже не тем, что роль Ленина сыграет актер Калягин, а неадекватным поведением Брежнева во время спектакля. У своих подчиненных глуховатый и уже в маразме Генсек, глядя на сцену, будет спрашивать громко и сам себе отвечать – так, что услышит весь зал: «Это Ленин?» «А это Свердлов?» «Я должен его приветствовать».

Но в самом МХАТе, вернее за его кулисами, уже не до Ленина. Здесь живут Моцартом и Сальери, что, согласитесь, тогда (да и теперь) намного приятнее.

Моцарт. Схвачу – проглочу! Растерзаю!.. Возьму и разорву пополам белыми клычками-пятачками свою малютку – Станцы-ванцы-банцы. Да ты дрожишь! Мне кажется, ты испугалась своего киску-проказника! Я, верно, до смерти тебя напугал! Ты даже панталончики, наверное, запачкала! Замарашка моя ненаглядная! Смотри не наделай на пол.

Констанция. Ш-ш-ш-ш-ш! Тебя кто-нибудь услышит! Да перестань же, Вольфери! Ш-ш-ш-ш!

Моцарт. Ух и вонищу разведем!