В. А. Шупер Борис Николаевич Зимин (1929–1995)
Экономикогеограф, д.г.н. (1993). В Институте в 1962–1995 гг. с перерывом, зав. редакцией географии БСЭ (1974–1978)
Есть люди, значение которых осознается только после их смерти, и Борис Николаевич Зимин, безусловно, принадлежит к их числу. Плохое здоровье, почти не позволявшее ему выходить из дома, и полное отсутствие стремления к саморекламе совершенно не способствовали широкой известности, и знали его, в основном, те, кто работал с ним в Институте. Между тем Б. Н. Зимин был одним из самых самобытных отечественных экономикогеографов и, может быть, сопоставлен по масштабу с таким корифеем, как И. М. Маергойз.
Б. Н. Зимину принадлежат многие замечательные достижения, среди которых следует отметить новаторский эволюционный подход к теориям размещения промышленности, теорию малых высокоразвитых стран и представления о цикличности интеграционных и дезинтеграционных процессов в развитии мирового хозяйства, районном цикле, а также об оптимальных размерах интеграции. Если наша наука будет развиваться дальше, если не перестанет существовать наш Институт как обветшавший храм, в котором хранится священный огонь знаний, идеи Б. Н. Зимина получат развитие в работах молодых последователей, ибо со временем они не только не устаревают, но, наоборот, приобретают все большую актуальность. Именно так произошло с представлениями о чередовании интеграционных и дезинтеграционных циклов в развитии мирового хозяйства, получивших дальнейшее развитие в работах Л. М. Синцерова и блестящее подтверждение с началом нынешнего финансово-экономического кризиса.
Теория размещения была любимым коньком Б. Н. Зимина. В ней он сделал особенно много, но, пожалуй, самый важный в мировоззренческом отношении результат – это эволюционный подход к теории размещения. Любая отрасль размещается сначала «по Веберу», в точках, обеспечивающих минимальные издержки, а затем «по Лёшу», в точках, обеспечивающих максимальную прибыль. Две, казалось бы, взаимоисключающие штандортные теории предстали при этом как характеристики разных этапов освоения территории, а освоение это, по Зимину, идет постоянно, ибо каждая новая отрасль осваивает территорию заново.
Тесная связь эволюционизма с рационализмом вполне очевидна: если мы верим в прогресс, отказавшись при этом от примитивных линейных представлений о его однонаправленности и неуклонности, то мы неизбежно встаем на позиции эволюционизма. Эволюционная идея имеет плохую репутацию в социологии, но социально-экономическая география гораздо ближе к естественным наукам, а биология столь же проникнута эволюционизмом, сколь и осознанием крайней сложности и нелинейности этого процесса. Не удивительно, что наиболее глубокие мыслители среди социальных географов нашего Института – В. М. Гохман, Ю. Г. Липец, Ю. В. Медведков, В. А. Пуляркин были убежденными эволюционистами. Было бы удивительно, если бы им не был и Б. Н. Зимин, яркий представитель этой славной плеяды.
Совершенно недостаточно осознается научным сообществом предложенная Б. Н. Зиминым теория районного цикла. Суть ее очень проста, как проста любая фундаментальная идея. По мере того, как район развивается, растет стоимость рабочей силы и на определенном этапе она становится столь высокой, что начинает перевешивать все конкурентные преимущества. Район становится депрессивным. В результате резко снижается стоимость рабочей силы. Снизившись, она сама становится конкурентным преимуществом района и привлекает инвестиции. В результате возобновляется экономический рост. Надо ли объяснять, сколь актуальна эта идея, когда господдержка радикальным образом искажает течение районного цикла? Громадные средства, закаченные в Рур, не позволили снизиться стоимости рабочей силы настолько, чтобы снова сделать этот район привлекательным для инвесторов. Да иначе и быть не могло в социальном государстве. Между тем дилемма состоит не в том, чтобы помогать или не помогать, а в том, чтобы помогать либо территории, либо людям. Если помогать именно людям, то надо вкладываться в их переселение в динамично развивающиеся районы, что требует значительно более высокой мобильности рабочей силы, такой, как в США, а не в ФРГ. В то же время резкое снижение численности населения депрессивного района становится естественным ограничением для снижения зарплат. Сейчас, когда мы в очередной раз разочаровались в рыночных механизмах и переживаем «второе пришествие» кейнсианства, нам следует иметь хоть немного мудрости, дабы понять, что нам предстоит вторично пережить и разочарование в госрегулировании. И Зимин скоро опять подставит нам плечо, когда мы станем судорожно искать выход из чудовищной неэффективности зарегулированной экономики и прозатратной региональной политики. Глубокие мыслители не уходят от нас, они навсегда остаются с нами, как остались и Дж. М. Кейнс, и Ф. фон Хайек.
Б. Н. Зимин – тренер по легкой атлетике, детская спортшкола, 1970 г.
Теория малых высокоразвитых стран – если не самый крупный, то самый красивый изумруд в том великолепном украшении, которое Б. Н. Зимин создал для любимой науки, ведь он принадлежал именно к тому поколению романтиков, для которых наука была смыслом жизни. Эта теория – не только блестящий образец решения масштабной научной задачи, но и урок того, что термины определяются в структуре теории. К сожалению, мы все никак не можем усвоить этот урок и продолжаем бесплодные споры о терминах, у которых не может быть ни конца, ни результата.
Столкнувшись с необходимостью определения малой высокоразвитой страны, Б. Н. Зимин ввел понятие стандартного экономического района как территориального комплекса с ВРП 90–110 млрд. долл. США (в ценах 1970 г.) и экспортной квотой в 1/3. Поскольку такие хозяйственные целостности, как правило, представляют собой мощные ядра, не покрывающие территорию полностью, Б. Н. Зимин ввел, наряду со стандартным экономическим районом, стандартный экономико-географический район, в котором к ядрам «прирезаются» межъядерные пространства. «Экономическая масса» такого района будет несколько больше – 120–130 млрд. долл. в ценах 1970 г. Помнится, с каким сарказмом мы, студенты 70-х гг., говорили об объективности экономических районов, постулированной Н. Н. Баранским. Между тем научная интуиция не подвела прославленного корифея, и можно смело утверждать, что Б. Н. Зимин дал новую жизнь идеям об объективности экономических районов: «В ряде случаев стало модно повторять за западными методологами, что объективных районов не существует, т. е. собственное невежество облекли в высокую философскую форму, тем более что чужие ошибки прикрывали «нищету собственной философии»[31].
Сделав такой сильный ход, Б. Н. Зимин получил возможность определить малую высокоразвитую страну как страну меньше одного стандартного экономического района. Понятно, что малая высокоразвитая страна может успешно вписаться в международное разделение труда только благодаря филигранно отточенной специализации и, по Зимину, вынуждена развивать нижние, ресурсные «этажи» своей экономики, обеспеченные постоянным спросом, будь то норвежская нефть или шведская железная руда, а также самые верхние этажи, представленные производством уникальной продукции, будь то строительство ледоколов и платформ для подводного бурения в Финляндии, или производство часов высшего ценового сегмента в Швейцарии. Средние «этажи», т. е. массовые производства, не для таких стран, чья структура экономики напоминает песочные часы.
Главным козырем малых высокоразвитых стран Б. Н. Зимин считал более высокий уровень социальной инфраструктуры, понимаемой значительно шире, чем это принято в большинстве случаев, а именно как образ трудового мышления. Это предполагает значительно меньший расход человеческого материала в фиктивных сферах (политика, армия, чиновничество) и несравненно большую, нежели в больших странах, прозрачность и доступность власти. Более высокое качество человеческого материала и, как следствие, более высокое качество жизни – результат существования пирамиды прямого восприятия (все жители такой страны знакомы друг с другом либо лично, либо через общих знакомых), поэтому население такой страны не может превышать 12 млн. жит. Задолго до нынешней «гуманитарной географии» и с несравненно большим успехом Б. Н. Зимин исследовал информационное поле, одну из составляющих экономико-географического поля, наряду с расселенческим (много более консервативным) и экономическим (значительно более изменчивым). Информационное поле при наложении другого, более мощного, может сохраняться на протяжении двух поколений, но в горах, в условиях изоляции оно может сохраняться столетиями. Любимый пример Б. Н. Зимина – сарацинские анклавы в Швейцарии.
«Трогай!» – на картошке, Борис Николаевич в роли возничего.
Б. Н. Зимин разрабатывал на теоретическом уровне проблемы оптимальной величины экономической интеграции. Он считал исключительно успешной интеграцией ЕЭС в границах, определенных Римским договором, но уже вступление в ЕЭС Великобритании в 1973 г. полагал шагом в направлении снижения экономической эффективности. Его позиция в отношении дальнейшего расширения вполне понятна, да и само это расширение было мотивировано чисто политическими причинами. Именно поэтому в ЕС совсем не склонны обсуждать и, тем более, исследовать взаимозависимость расширения и экономической эффективности. Но мы пока еще свободны от цензуры политкорректности, тем более от нее был свободен Б. Н. Зимин, писавший: «Стандартной интеграцией» автор считает объединение девяти экономико-географических районов среднего масштаба (для случая высокоразвитых районов и стран), которое обладает максимальной устойчивостью как система в силу того, что при объединении девяти СЭР замыкание экономических связей «на самих себя» достигает максимума. При меньшей или большей величине «интеграции» возникает не только значительно большая необходимость в связях с внешним миром, но в случае превышения оптимума – даже и внутренняя борьба отдельных частей интеграции, тем более сильная, чем меньше возможность закрытия «излишка» связей во внешнем мире»[32].
У тех, кто знал Бориса Николаевича, в памяти остался очень грузный и очень добрый человек, поразительно напоминавший добродушного гиппопотама из сказок К. Чуковского. Те, кто учился с ним на геофаке МГУ, отдавали должное его незаурядности еще в студенческие годы, восхищались и в дальнейшем его поразительной способностью правильно предсказывать экономические пропорции различных явлений. Это было результатом энциклопедических познаний и исключительного исследовательского таланта. Сам Б. Н. Зимин то ли не осознавал своей незаурядности, то ли совершенно не находил нужным ее подчеркивать, хотя нисколько не был застенчивым и высказывался порой довольно резко, но всегда совершенно беззлобно.
В 1993 г. Б. Н. Зимина не без трудностей привезли в ИГАН на предмет защиты докторской диссертации по совокупности трудов. Непосредственный начальник Б. Н. Зимина Ю. Г. Липец, который на самом деле был для него не начальником, а ангелом-хранителем, во многом сам написал текст доклада и исхлопотал в ВАКе разрешение на защиту по совокупности трудов в порядке исключения, что было гораздо трудней. Защита была настоящим праздником науки, но это было последнее появление Зимина в Институте. Через два года его не стало.
Новая генерация ученых, сформировавшаяся под большим или меньшим влиянием постмодернизма – это люди совсем другого толка, они сами, если талантливы, гораздо интересней своих работ. Не таков был Зимин, презиравший модные поветрия и решительно выносивший за скобки «экономические фикции», изучая их как патологию хозяйственного развития. Он следовал принципу романтиков «Быть, а не казаться», а не постмодернистской манере казаться, а не быть. Он был исключительно обаятелен как человек и невероятно интересен как собеседник, уже хотя бы в силу фантастической эрудиции, при этом его идеи еще глубже и интересней, чем он сам. Он вполне мог бы сказать, как Чехов: «Читайте мои книги, там же все написано». Но написал он не так много. В 80-е годы он собирал у себя аспирантов и молодых кандидатов, чтобы прочитать им курс географии промышленности, еще более необычный, чем его создатель. А также напоить чаем с пирожными и конфетами, которые он доставал каким-то непонятным образом, поскольку в продаже всего этого уже не было. Ему было не жалко для тех, кому он передавал эстафету. Найдем ли мы кому ее передать?