17

17

1977 год выдался нелегким.

Гомеостатическое Мироздание ни на минуту не ослабляло своего давления.

Сложности в семье Аркадия Натановича… Борис Натанович попал на операционный стол… Его настроение хорошо чувствуется в письме Борису Штерну (9.VIII. 1977): «У меня дела так: фильм снимается, но медленно и трудно; в издательствах — тишина, пыль, редактора пьют чай и делают бутерброды с сардинками, замасленными руками осторожно и с отвращением перебрасывают листки никому не нужных рукописей. „Пикник“ не появится никогда, будь они трижды неладны…»

Работая с Андреем Тарковским (режиссером сложным, человеком невыносимым), Стругацкие создали множество вариантов сценария. Некоторые из них сохранились. Они представляют собой нечто весьма далеко ушедшее от «материнского текста», то есть от самой повести «Пикник на обочине», но всё еще нимало не похожее на фильм, снятый в итоге и получивший мировую известность. Один из вариантов сценария был опубликован в «Сборнике научной фантастики» (выпуск 25, 1981). Другой, изначальный, — в многотомном собрании сочинений Стругацких (2001). По этим вариантам видно, как уходили из фильма элементы фантастики.

«— Стой! — командует Виктор.

Все замирают на месте. И вдруг слева, над кучками мусора возникает из ничего темный полупрозрачный светящийся столб. Он похож на маленький смерч, но это не смерч. Он похож на „пылевого чертика“, но это и не „чертик“. Он неподвижно стоит, крутясь вокруг оси, над кучей битых бутылок, и от него исходит шуршащее металлическое стрекотание, как будто стрекочет гигантский кузнечик. Виктор, не шевелясь, только скосив глаза, наблюдает за ним. Призрачный столб вдруг сдвигается с места и, описывая замысловатую кривую, скатывается с кучи мусора и проходит между Антоном и Профессором.

— Стоять! Стоять! Не шевелиться! — хриплым шепотом кричит Виктор».

В «Сталкере» всего этого уже не будет. А в «Пикнике на обочине» не было и в помине.

Впрочем, Аркадий Натанович не поддерживал слухов о «нажиме» со стороны режиссера. «Что значит — „нажим“? Я не понимаю, что такое „нажим“. Сценарист — раб режиссера. По нашему глубокому убеждению, фильм делает режиссер, а не сценарист. Режиссеру нужны сцены, режиссеру нужны узлы, режиссеру нужны реплики. Мы это и пишем. Он говорит: „Мне это не нравится“. Мы переделываем… Сначала Тарковского очень увлекала фантастическая сторона, и мы изощрялись в различных выдумках. У нас был даже вариант, где фигурирует замкнутое пространство-время… В общем, всякая чепуха там была… В конечном итоге пятый или шестой вариант Тарковскому… нет, не то чтобы понравился… не знаю, понравился или нет… Видимо, Тарковский просто отчаялся и начал снимать… И вот он снял две трети пленки, отпущенной на фильм. Снял этот самый пятый или шестой вариант… А тут подошла очередь на проявочную машину. У нас, оказывается, в Советском Союзе единственная такая машина для „Кодака“ — на „Мосфильме“. Зарядили туда наш фильм, зарядили половину „Сибириады“ и зарядили весь фильм Лотяну, по-моему, „Табор уходит в небо“. Ну, и… всё испортили… Всё погибло. Денег больше не давали, пленки больше не давали…»[32]

Надвигалась катастрофа.