12

12

Стругацкий-старший внимательно следил за положением литературных дел. Он понимал, что поезд старой научной фантастики ушел, прежними приемами новую жизнь не покажешь. И в письме брату (от 29.IX. 1957) высказывает, наконец, вполне конкретные положения.

«Все эти вещи (фантастические. — Д. В., Г. П.) объединяют по крайней мере две слабости:

а) их пишут не писатели — у них нет ни стиля, ни личностей, ни героев; их язык дубов и быстро приедается; сюжет примитивен и идея одна — дешевый казенный патриотизм;

б) их писали специалисты-недоучки, до изумления ограниченные узкой полоской технических подробностей основной темы.

И еще одно — этого, по-моему, не учитываешь даже ты. Они смертельно боятся (если только вообще имеют представление) смешения жанров. А ведь это громадный выигрыш и замечательное оружие в умелых руках. В принципе это всем известно: научная фантастика без авантюры скучна. Голого Пинкертона могут читать только школьники. Но пользоваться этим законом никто не умеет».

И продолжает пойманную, уже осознанную им мысль:

«Понял, браток? Понимаешь теперь, какой громадный козырь упускают наши горе-фантасты? Наши произведения должны быть занимательными не только и не столько по своей идее — пусть идея уже десять раз прежде обсасывалась дураками — сколько по:

а) широте и легкости изложения научного материала; „долой жюльверновщину“, надо искать очень точные, короткие, умные формулировки, рассчитанные на развитого ученика десятого класса;

б) по хорошему языку автора и разнообразному языку героев;

в) по разумной смелости введения в повествование предположений „на грани возможного“ в области природы и техники и по строжайшему реализму в поступках и поведении героев;

г) по смелому, смелому и еще раз смелому обращению к любым жанрам, какие покажутся приемлемыми в ходе повести для лучшего изображения той или иной ситуации. Не бояться легкой сентиментальности в одном месте, грубого авантюризма в другом, небольшого философствования в третьем, любовного бесстыдства в четвертом и т. д. Такая смесь жанров должна придать вещи еще больший привкус необычайного. А разве необычайное — не наша основная тема?»