19

19

Как художественное произведение повесть «Стажеры» в значительной степени держится именно на стиле, на «хемингуэевском лаконизме», поскольку ей дана очень рискованная сюжетная конструкция. Стругацкие заставляют любимых героев, известных еще по «Стране багровых туч», осуществить инспекционное путешествие по планетам, астероидам и спутникам Солнечной системы. Каждая остановка — отдельная картинка, растянутая во времени, отдельный самостоятельный сюжет. В отличие от «Возвращения» эту мозаику все-таки скрепляет единая сюжетная константа — мотив путешествия. Оттого повесть становится похожей на записки средневекового паломника или миссионера, на «хождение ко святыням», записанное потом в подробностях.

Каждая «картинка» — предлог для разговора о новом времени и новых людях, его населяющих. Насколько их сознание рассталось с тенями «проклятого прошлого», в чем они, люди торжествующего социализма, отличаются от населения предыдущей эпохи, чего им не хватает. Кроме того, в качестве лейтмотива выступает осуждение мещанства как чего-то противного, чуть ли не противоположного гуманизму, идеалам интеллигенции (о мещанстве в «Стажерах» ведутся целые диспуты!). И то и другое рождает сильный привкус идеологического сочинения. В тоне отзыва Бориса Натановича о «Стажерах» сквозит раздражение: «Странное произведение. Межеумочное. Одно время мы очень любили его и даже им гордились — нам казалось, что это новое слово в фантастике, и в каком-то смысле так оно и было. Но очень скоро мы выросли из него. Многое из того, что казалось нам в самом начале 1960-х очевидным, перестало быть таковым. Очевидным стало противоположное… В „Стажерах“ Стругацкие меняют, а сразу после — ломают свое мировоззрение. Они не захотели стать фанатиками…»

Как уже говорилось, «Стажеры» — последний текст, который можно было бы назвать откровенно «коммунарским». В нем Стругацкие еще пытаются соединить приоритеты, входящие в «символ веры» советской интеллигенции, с научным коммунизмом и нормами реальности, наблюдаемой ими. Потом все это исчезнет, причем довольно быстро. И советизм, и официальный государственный коммунистический идеал частично совсем уйдут из повестей, частично будут заменены чем-то прямо противоположным. «Попытка к бегству» уже поднимает идеал интеллигенции на высоту бесконечно более значительную, нежели «государственный интерес». А всё, что мешает осуществлению этого идеала, так или иначе приводится авторами в близкое соответствие понятию «фашизм».

Но в данном случае речь идет не об идеологической нагрузке «Стажеров».

И «Возвращение», и «Стажеры» — крупные вещи с ослабленной сюжетной составляющей. В «Стажерах» сквозная сюжетная нить присутствует, но она гораздо сильнее «прогибается» под тяжестью «идеологической части»: опять «дидактические диалоги», отступления, рассуждения, уводящие далеко от общего действия, но слегка замаскированные под детали этого действия. Удержать внимание читателя в рамках подобной конструкции очень трудно. Стругацкие держат его, во-первых, приключенческими «вставками» (битва с летучими пиявками на Марсе, стычка с «эксплуататорами» на Бамберге, гибель Крутикова и Юрковского в кольцах Сатурна) и, во-вторых, средствами все того же «хемингуэевского лаконизма» — игрой слов, меткими психологическими зарисовками (именно отдельными зарисовками, без глубокого погружения в психологию), обильным смешиванием диалогов и авторского текста. Они всеми силами стараются удержать высокую «скорость» текста. Того, что было в повести «Путь на Амальтею», не получается, — слишком уж много коммунарства, и груз его эту «скорость» снижает; но она все-таки выше, чем в «Стране багровых туч».

В будущем Стругацкие научатся отливать идеологические отступления в формы, тяготеющие к прямому обращению: «Читатель, послушай-ка и подумай вместе с персонажем», — но в «Стажерах» они еще не овладели этим умением.

Текстов, лишенных социологизма, философии, идеологии, с этого момента в творческой биографии Стругацких будет очень мало. А сколько-нибудь крупных произведений, лишенных подобной нагрузки, в принципе не будет. Соответственно, им понадобился инструментарий, позволяющий вести с читателем интеллектуальный диалог на социально-философские темы, но без снижения драйва. И его Стругацкие нащупали в повести «Попытка к бегству»[9].