«Преждевременная автобиография»

Евтушенко: Я никогда не забуду, как прочел ее Джон Стейнбек и мне сказал грубовато: «Знаешь, ты будешь, по-моему, хорошую прозу писать когда-нибудь. Потому что у тебя две странички есть просто замечательные – о похоронах Сталина».

Волков: Да, это яркие страницы.

Евтушенко: «А вообще, – говорит, – эта автобиография у тебя слабая, ты одной только частью задницы сидел на табурете». Это правда. Я написал автобиографию совершенно случайно.

Мы были в Германии с моей женой Галей. В шестьдесят втором году, по-моему. И у Гали разболелся зуб. Ей очень быстро зуб этот вытащили. Я говорю: «Вот здорово! Как жалко, что у меня зуб не болит». – «А давайте я проверю ваши зубы», – сказал врач. И увидел у меня что-то. «А давайте, – говорит, – сейчас вытянем». Начал работать – и ничего у него не получилось! Потом, уже когда всё разморозилось, у меня распухла вот такая щека, и я был выбит из жизни на три недели. Три недели я сидел в гостинице и никуда не мог выйти. У меня отменили все выступления!

А у меня хороший был друг – редактор «Stern» и «Die Zeit» Герд Буцериус, который, между прочим, предложил меня усыновить. Меня и Галю. Потому что у него погибли все дети.

Волков: Первый раз об этом слышу. Редактор «Stern» усыновляет советского поэта с женой!

Евтушенко: Он от души это предложил, он был одинок совершенно. И очень полюбил меня и Галю. Он сказал: «Если вы даете мне слово, – я тогда не знал еще, что во мне есть немецкая кровь, – что выучите немецкий язык, то будете продолжать мое дело». А я тогда стал писать автобиографию, потому что мне пришла из «Межкниги»[63] телеграмма: меня просили выслать для американского издания автобиографию. Не оговаривался ни размер, ни манера, ничего. А поскольку было свободное время, я написал сто страничек. Буцериус спрашивает: «Что вы тут пишете?» Я говорю: «Автобиографию». – «А можно почитать? Дайте мне перевести, может, напечатаем?» Быстро перевели, и Герд сказал: «Хорошая читабельная вещь. Вы не против напечатать ее?» Потом пришел ко мне и говорит: «Вы кому-нибудь из ваших показывали этот текст?» – «Почему это я должен показывать? У нас сейчас не сталинское время», – гордо сказал я. «Но все-таки вы не советовались ни с кем? Вы не думаете, что у вас могут быть неприятности?» Я сказал: «Вы живете старыми представлениями». А он как в воду глядел!

Волков: Да, скандал был грандиозный. Первым напечатал, значит, немецкий «Stern»? Я думал почему-то, что французский «L’Express».

Евтушенко: «L’Express» сразу после, а потом всюду было напечатано. Я думал, что меня в Москве за это похвалят, когда я приеду. Но Никита Сергеевич ошибся тогда – его подвели его собственные помощники. Он вдруг, порицая меня за автобиографию, которая на самом деле была декларацией наивного социализма, такого чистого наивного социализма, – стал обвинять меня в том, что я дал интервью буржуазной реакционной газете «Les Lettres Fran?aises». Хотя это было финансируемое Советским же Союзом издание и редактировал его коммунист Луи Арагон! Вся Франция смеялась просто, когда это читала! Я сразу был приглашен во Францию, потом в Испанию – там был еще франкистский режим, и даже посадили редактора, который напечатал «Преждевременную автобиографию», – как за коммунистическую пропаганду! То есть я вообще на Западе героем ходил. Во Франции меня восемь тысяч человек встречали – и я читал стихи! Просто невероятный успех был.

Когда сейчас читаешь «Преждевременную автобиографию», это не так интересно, это наивно очень. Но так я думал, такой я был тогда! Но там, в этой автобиографии, были хорошие куски. Там был хороший про военнопленных кусок, про похороны Сталина… Там много было искреннего, много. И мне казалось, что меня в Москве встретят с оркестрами. Сергей Александрович Виноградов, посол во Франции, на банкете в присутствии руководства Коммунистической партии Франции, самого Жака Дюкло, секретаря французской компартии, сказал, что я заслужил звание Героя Советского Союза за эту вещь. А когда я вернулся в Москву, меня потащили на расправу…