Трансформация: сталинский – не сталинский – антисталинский

Волков: А дальше как? Как поэт Евтушенко из, условно говоря, поэта сталинского, каким он воспринимался окружающими, превращался сначала в не сталинского, а потом в антисталинского?

Евтушенко: Вы понимаете, какая штука… Смотрите, вот 1952 год:

Не надо говорить неправду детям,

не надо их в неправде убеждать,

не надо уверять их, что на свете

лишь тишь да гладь да божья благодать.

Не надо по желанью своему

морочить их несбыточными снами.

Учить не надо верить их тому,

чему уже давно не верим сами.

Волков: Ого!

Евтушенко: Во как!

Волков: Для 1952 года – это, считай, революционные стихи!

Евтушенко:

Солгавший детям детство обезлюдит,

подсунет им бесчестье, словно честь.

Пусть видят же не только то, что будет,

пусть видят, ясно видят то, что есть.

Сладинка лжи – отрава в манной каше.

Писк лживый не прощайте у кутят,

и нас потом воспитанники наши

за то, что мы прощали, – не простят.

Вот он, Литинститут!

Волков: А вот с этими стихами у вас уже были проблемы, когда вы их предлагали напечатать?

Евтушенко: Были, были! Но все-таки они как-то проходили.

Волков: Но, с другой стороны, когда Сталин умер, вы напечатали «Бессмертие» – стихотворение, посвященное Сталину.

Евтушенко: Да, правильно.

Волков: А когда именно и вы, и, по вашим ощущениям, вся страна начали понимать, что что-то меняется? Не знаю, согласитесь ли вы со мной, но после смерти Сталина основная эмоция ведь была – страх! Не обязательно даже, что они обожествляли Сталина, что им казалось, что без него Советский Союз погибнет, хотя и такие люди были. Люди, по моим воспоминаниям, боялись одного: что будет хуже, будет что-то страшное. Боялись, что что-то такое наступит, чего никто не ожидает!

Евтушенко: Потому что привыкли, притерпелись. Да, конечно, привыкли. Отец нации, так сказать, отец народов…

Волков: А почему Сталин до сих пор, по-вашему, является такой поляризующей фигурой в современной России? Почему до сих пор страна делится приблизительно поровну – на тех людей, кто о Сталине отзывается положительно, и на тех, кто зачеркивает его деятельность?

Евтушенко: Как вам сказать… Хотя у нас «Архипелаг ГУЛАГ» давным-давно напечатан, я очень мало людей встречал, которые его прочли до конца. Прочли по-настоящему. Многие говорят: ну, это к нам не имеет отношения, это ваше поколение, другая жизнь, это прошлое всё… А если начинается разговор о национальной гордости, то сразу: вот был Сталин, была победа!.. Да, был Сталин, была победа. Но были и предвоенные годы, когда арестовывали людей, когда уничтожали лучших. Я помню это, а они не помнят. Многие просто не хотят знать. Не хотят читать. Ведь «Архипелаг ГУЛАГ», если я не ошибаюсь, по идее президента издан для школы, входит в обязательную программу. И все равно: «Это не наша жизнь! Это нам не интересно».

Волков: В том-то и дело. Помните, говорили, что о Сталине отзываются хорошо только старики – то поколение, которое участвовало в Великой Отечественной войне? Опросы показывают: за него по возрастающей начинает высказываться молодое поколение!

Евтушенко: У меня давным-давно были написаны стихи об этом, когда я ездил с Вадимом Тумановым, знаменитым нашим золотоискателем, и к ветеранам Колымы, и по местам лагерей, где столько людей лежат, как в хрустальных гробах, в вечной мерзлоте… Там всё усеяно трупами, которые, если достаешь, звенят, потому что превратились во что-то похожее на стекло. А у шофера болтался портрет Сталина!

Волков: А почему?

Евтушенко: А потому что Сталин был человек, который умел держать народ в руке!

Волков: Но почему? Откуда такое восхищение перед сильной рукой? Может быть, это действительно генетическая черта народа?

Евтушенко: Потому что холопство невытравленное живет в людях. Это какая-то болезнь национальная. Люди не понимают, до какой степени народ унижали, сколько было уничтожено… Вот говорят: Сталин победил в войне. Но если бы не были репрессированы лучшие кадры Красной армии, не произошло бы такого отступления катастрофического, которое превратилось просто в бегство. Сталин попался на провокацию Канариса – о заговоре Тухачевского, которого не было!

Волков: Это была «деза», как сейчас выражаются, – дезинформация.

Евтушенко: Я не знаю, это какая-то болезнь просто! Болезнь! Люди никак по капле не могут выдавить из себя раба. А надо ведрами выдавливать! Я не понимаю просто, не понимаю! Достаточно же и материалов исторических, всё сейчас открыто, и всё доступно, и музеи есть, и мемориалы, и столько книг напечатано, таких сильных книг! Но не хотят читать эти книги. Не хотят!

Волков: Но каким образом этот человек умудряется до сих пор гипнотизировать воображение нации? Или, во всяком случае, большой ее части?

Евтушенко: Это комплекс неполноценности. Он очень часто смешивается с амбициозностью. Но даже в разгуле некоторых наших олигархов и overnight millionaires[26] чувствуется их плебейство. Чувствуется! Я думал, что это пройдет скоро. Я идеализировал силу литературы, потому что ну столько книг написано об этом! Но что вы хотите? Ведь даже «Доктора Живаго» не прочли по-настоящему.

Волков: Да, «Доктор Живаго» по-настоящему народной классикой не стал. Он даже в этом смысле недотягивает до «Мастера и Маргариты».

Евтушенко: А это очень сильная книга, это духовная, это просветляющая книга! В ней нет ничего антикоммунистического. Да Пастернак вообще не был антисоветским поэтом. «Ты рядом, даль социализма…» – помните? Или параллельно в «Высокой болезни» писал даже такие стихи: «Столетий завистью завистлив, / Ревнив их ревностью одной, / Он управлял теченьем мысли, / И только потому – страной». Пастернак был склонен к идеализации, но это не было карьеризмом.

Волков: Это было искреннее восхищение личностью Сталина. Об этом, кстати, сейчас тоже забывают. Срабатывал гипноз личности, гипноз фигуры. Несомненный гипноз!

Евтушенко: В Сталине была, конечно, сила какая-то. Он был хороший режиссер, но со страшнинкой.

Волков: Ну уж у него была не страшнинка, а страшнинище!

Евтушенко: Да, все-таки нельзя ему простить то, что он сделал с нашим народом!