8 Января.
8 Января.
Камера, как Невский — нервна как улица: вчера узнали, что убиты Кокошкин и Шингарев — всех подавило: пессимистический приват-доцент Буш (и он неизбежно должен быть таким, потому что он только аналитик), и Михаил Иванович Успенский всегда, несмотря ни на что, будет оптимистом, потому что лик одной иконы стоит за ним, а у Чернова Pterotrochea с хоботком. Учетчики-передовики гложут кость, а хроникеры пишут письма родным. Среди хроникеров выделяется один (нарисовать его — за обедом, за бутербродами), он нахален, у него огромная воля, потому что его родители, когда он родился, признали, что он больше их, и потом, когда у него родились дети, он отдал свою волю им. Текущий момент и красные чернила.
— Мы идем к Интернационалу, не Ленинским путем, но идем!
-16-
— Рассыпанная Азия, Индия будет самостоятельным Государством, и вот вам Интернационал.
Капитан Аки
Корректор Капитанаки — грек, пострадал за свою фамилию, которую комиссары поняли: Капитан Аки.
Солдаты-литовцы после разгона Учредительного Собрания стали на караул и, увидав сегодня нас, буржуев, стали хохотать, один не смеялся и, закатив белки вверх, с белыми глазами изображал важность власти, другой, маленький, прыскал-прыскал.
А они всё разговаривали:
— Интеллигенция была разбита еще до революции, помните «Вехи»: революционная интеллигенция не имела опоры в духе народа и должна была пробавляться исключительно демагогией.
Деликатный человек Сергей Георгиевич Руч неожиданно для себя сказал члену Учредительного Собрания Гуковскому:
— Что теперь землю и волю — вот уже воля есть, и теперь земля!
И сконфузился. А за него продолжали:
— Только наоборот, вы говорили «земля и воля», а вам говорят: сначала воля, а потом земля.
Говорят: «На волю!» А куда? Есть нечего, заработка нет.
Чиновник засушенный, озлобленный только на то, что он лишился всего, и не может это перейти.
Поздно вечером, когда все улеглись спать и курить можно только стоя у решетки, подошел смотритель и стал говорить об Израиле, что очень все сходится:
— Пробовал рассказать это солдатам — куда! Слушать не хотят.
Мы живем как на вулкане: вот-вот взбунтуются уголовные, которые хотят нам задать в отместку за обеды Красного Креста. Вторая лавина, готовая двинуться, — сыпной тиф.
-17-
Староста, Петр Афанасьевич Лохвицкий, холостяк, любитель гигиены и гимнастик по системе Мюллера — единственный из всех русских, умевший проделать весь курс, заботится о порядке и с 6-ти часов начинает будить дежурных, и они, встав, начинают резать хлеб и делать бутерброды. Встающие одни направляются к параше, другие к умывальнику. В половине 8-го все встали, и открывается форточка. Старосте забота, как бы не нарушился порядок — и не стало бы как в анархической камере: там игра в карты и, когда не хватает чего, — мольбы у нас.