8 Сентября.
8 Сентября.
Поднял с земли затейливую изукрашенную пуговку, долго смотрел на нее и думал о том времени, когда занимались люди такой роскошью. Вдруг вспомнил про С, и она стала мне казаться среди этого нового грубого бытия затерянной и никому не нужной пуговкой.
Оба мы нежно ухаживаем за А. М.: особый род любви-нежности от сознания своей виновности. И я думаю, что и наше влечение друг к другу имеет свой особенный, утонченный оттенок от его греховности.
Очень мило вышло с крестинами Левы, родные похвалили, а она говорит:
— Я и тебе надену крестик!
— Ну, — отвечаю, — это потруднее сделать, чем Леве. Не поняла меня, почему потруднее.
— Мне же, — говорю, — надо серьезно.
— Ну что же, — отвечает, — я ему серьезно надела.
О, дорогая моя грешница! как влечет тебя к святому греху...
— Я бы, — говорит, — границы никогда бы не перешла.
— И очень, — отвечаю, — плохо.
— Почему плохо?
-224-
— Потому что так больше лжи, да и значит ли что-нибудь эта граница?
— Что-то значит.
Так создается непереходимое поле сладострастия с чувством вечного грешника и лжи — что имеет, конечно, другое значение, чем настоящая страсть, настоящий грех и настоящий крест «за границей».
Я понял, что решаюсь перекопать это наше непереходимое поле — конец! Она ответила, что это невозможно и выйдет так, если только я уеду. А впрочем, ей это «мужское» решение понравилось.
Признание: никогда не испытывала полного удовлетворения чувства в брачной жизни... а сама семейная жизнь — счастливая. Так растет виноградный сад у вулкана.
Как-то вечером неискренно она говорит ему:
— Ты опять на собрание, это ужасно!
— Почему ужасно? я делаю свое, предоставляю тебе полную свободу.
Мы переглянулись: вот начинается! Я:
— Да, вот вы уходите, а что без вас тут творится...
— Вулканическая природа! — говорит он.
— Неизвестно, — говорю, — для вас: есть теория вулканическая (под землей огонь), есть теория плутоническая (вода), и есть платоническая — все возможно, а вы не знаете.
Выступил я решительно, а он увильнул по-адвокатски:
— Ничего не понимаю, ведь я же о Леве говорил, что природа у него вулканическая.
Она видела сон: рушится и горит великий город, а она с кем-то стоит, смотрит и наслаждается красотой огня, как Нерон. И еще потом стоит, смотрит с горы на белый город в садах, как в Крыму, много фонтанов бьет, и счастье полное в душе льется через край, как вода из бассейнов-фонтанов. Тот, с кем она любуется, уходит зачем-то в пещеру, и тут появляется мальчик, плачет горько и говорит ей с упреком: «Зачем она с ним, ведь это дьявол!» Тогда
-225-
она уходит в монастырь и пишет оттуда «ему», что все между ними кончено, и подписывается: «Сестра Агнесса».
Любование своим собственным пожаром... это наше игривое настроение, когда все горит... Отзвуки прошлого: «сестра Агнесса». А главное: моя природа этого сна.
Общий осадок от этого быта втроем тот самый, что предвиделся: опошление чувства. Еще чуть-чуть — и поэтическая тайна развеется. Нужно все сделать, чтобы предупредить распадение.
Ее упреки мужу, что он своими делами далек от нее. И постороннему странно: весь день занимался интересным ему делом и ничего не расскажет. Вероятно, у него в этом отношении подобное со многими: жена — уют, а дело делом и так до полного разделения. Я это стал испытывать только в последнее время, когда уже окончательно убедился в невозможности... (или утомился, или разлюбил?)
Она думает, что он не ревнует, потому что не знает, не допускает. А я думаю, что он и допускает, но все-таки не ревнует: ему, вероятно, не то дорого в ней, за что ревнуют. Отвратительно думать, что какой-нибудь циник со стороны имеет полное право сказать: «наилучшие условия для брака втроем».
К сну «сестры Агнессы»: пожар города, огонь. Маленький огонек вспыхнул и сейчас же исчез, словно подумал: «Нельзя! грех!» и спрятался, а вскоре как бы раздумал и вспыхнул сильнее, и снова — нельзя! грех! — и опять затаился, стал синим, едва заметным, — и вдруг сразу большим заревом осветился город. Тогда исчезла в пламени вся затаенность и нерешительность, и счастье пламени, счастье горящего охватило стоящих на горе у пылающего города.
— Помнишь, — сказала она, — как мы боялись чего-то, и вот нет ничего: только радость.
Изучение момента потери обручального кольца.
-226-
<Зачеркнуто: Он пишет у окна и смотрит, как жена его с другом в саду рвут для коровы траву.>
В садике друг дома (по?шло).
NB. Пошлостью называется состояние, когда идеальное наивно заменяется неизбежно житейским, цинизмом, когда сознательно.
В садике дама (Анна) сгребает траву, господин (художник Дмитрий) делает последний удар косой по бурьяну и говорит:
— Анна, я счастлив!
Она быстро оглядывается на окно: там в окне видно, как, склонившись над бумагами, он что-то пишет. Она делает глаза.
Дмитрий. Анна Михайловна! я думаю...