«Бунт маршалов»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Бунт маршалов»

Бомбы не рвались, револьверы не стреляли, на фронте борьбы с коммунизмом царило затишье. Боевые генералы, привыкшие к грохоту пушек и треску пулеметов, томились от эмигрантского безделья и возмущались пассивностью РОВСа. Им было невдомек, что без активной поддержки граничивших с СССР стран никакой революционной борьбы быть не может. И в лице Миллера нашли козла отпущения.

23 февраля 1935 года в Париже произошло событие, известное на обиходном языке РОВСа как «бунт маршалов». Тринадцать старших начальников, во главе с генералами Скоблиным, Туркулом и Фоком, предъявили Е. К. Миллеру меморандум, носивший ультимативный характер. Генералы требовали от главы РОВСа превращения его в политический центр всего национально настроенного Зарубежья. Подписи Шатилова под меморандумом не было. Но также было ясно, что и на этот раз проводилась та же линия поведения, которой он держался в бытность свою начальником 1-го Отдела РОВСа, созвав, при помощи своей «Внутренней линии», два съезда национальных группировок. Цель была всё та же — заставить Миллера покинуть пост председателя РОВСа.

В «бунте маршалов» Скоблин играл двойную роль. Вместе с остальными генералами он составлял меморандум и поставил под ним свою подпись. И одновременно о всех шагах «маршалов» осведомлял Миллера.

Естественно, Миллер еще больше расположился к Скоблину. Часто встречаясь с ним, да еще в интимной обстановке виллы в Озуар, он истолковал его поведение как яркое проявление лояльности, не слишком частое в окружавшей его пустоте. Роль лояльного соглядатая пришлась Миллеру по душе и, словно награду, в мае 1935 года он вручил Скоблину руководство «Внутренней линией».

Накануне подачи меморандума Миллеру, Закржевский писал 18 февраля Мишутушкину о своем участии в подготовке к дворцовому перевороту:

«В субботу я имел гостя, нашего человека из Монтаржи — сотника Павла Петровича Кудинова[84], — приезжавшего сюда по делам И.О.P.P., которую он представляет там. Мне пришлось побывать и у начальника И.О.P.P.[85] сегодня днем, и я с ним коснулся и многих других вопросов — он ярый поклонник 115, и на этот раз считает, что вопросы дисциплины должны отойти на второй план, и что этот план действий должен быть выработан группой людей друг другу верящих и проведен в жизнь без замедления. Я ему конечно себя целиком не раскрывал, хотя ему и небезызвестно о прошлой моей роли, но говорили мы основательно, и я в нем нашел довольно неожиданно нового союзника, пусть даже временного только, и только для достижения одной цели. Завтра еду к К-ру Лавровцев[86], у которого проведу ночь и день. Сегодня вечером буду говорить с АВТ[87], который просил почему-то приехать (а он-то меня ругал раньше), как видите, всё налаживается…»

Хотя Миллер отверг требования «маршалов», тем не менее его авторитету был нанесен сильный удар. «Вн. линия» была очень довольна, и 13 марта Закржевский писал некоему Рейну:

«…Нужно закрепить успех, чтобы о нем не забыли, и идти дальше. Это требует нашего руководства, которого мы хотим и которому верим[88]. Пусть Патриарх[89] остается вне руководить, но пусть делают другие. К этому мы и идем сейчас…»

Шатилов, официально отчисленный «в распоряжение» Миллера и де факто устраненный из РОВСа, в течение целого года не получал никаких поручений. 12 июня 1935 года он написал Миллеру письмо с жалобами на неполучение от него сведений о жизни РОВСа. Нужды у него в этом, конечно, не было. Он не только знал почти все, но и сам через Закржевского и Скоблина руководил подкопом под Миллера. Как-то ему нужно было отгородиться от собственной «Организации», и он писал:

«…Было еще одно дело, которое осталось на моих руках и которое простым решением Эрдели пожелал ликвидировать. Я говорю об организации Закржевского, связанного с Фоссом. Я принял меры к тому, чтобы, получив незаслуженные моральные удары, он не пошел бы по неправильному пути… и чтобы не повторились те ошибки, которые сделал Закржевский вскоре после моего отчисления. Я подбадривал Закржевского и направлял за получением инструкций в Болгарию»…

Но от Миллера не ускользнуло желание Шатилова продолжать руководство «Вн. линией». В заготовленном проекте ответа Миллер подчеркнул продолжение работы Закржевского вопреки его приказу, и он укорял Шатилова:

«Согласись, что даже принимая во внимание Твои самые лучшие намерения, это было не корректно в отношении меня».

Увы, «лучшие намерения» были как раз наихудшими. Подобно дамоклову мечу, они повисли над головой Миллера.

Мало-помалу Миллер стал присматриваться к работе таинственной, прятавшейся от него «Организации». Летом 1935 года адмирал Кедров принес ему для ознакомления экземпляр «Идеологии», полученный им из Югославии. Наличие инструкций, преподанных чинам «Организации», фактически делало «Идеологию» уставом. Так и называли ее некоторые осведомленные о ней люди.

Ознакомившись с документом, Миллер недоумевал, размышляя о таинственной подписи: «Центр, 1 Октября 1933 года».

* * *

Один офицер, корреспондент Закржевского, которому стали не по сердцу слежка за соратниками и шпионаж за начальниками, обратился за разъяснениями к полковнику Станиславскому, начальнику канцелярии 1-го Отдела РОВСа. Ознакомившись с уставом «Вн. линии», Станиславский и некоторые близкие к Миллеру лица считали деятельность «Вн. линии» вредной и советовали ему распустить ее. С мнением своих помощников Миллер не согласился. Он находил нецелесообразным роспуск организованной Шатиловым агентуры. Понимая недоброкачественность этой, возникшей без его ведома тайной организации, Миллер считал, что если он прикажет прекратить ее деятельность, то она будет продолжать свою работу бесконтрольно, под неизвестным ему руководством. Поэтому он решил поставить «Организацию» под свой контроль и назначил Скоблина ее начальником.

В декабре 1935 и в феврале 1936 года Миллер издал собственные руководящие указания работникам «Вн. линии». Он требовал от них вести наблюдение за большевистской агентурой, не допуская ее проникновения в среду РОВСа. Равным образом им вменялось в обязанность наблюдение за враждебными РОВСу просоветскими организациями. Он приказал назначать на работу по «Вн. линии» офицеров с ведома и по выбору начальников местных групп РОВСа. При этом не должны были назначаться чины РОВСа, ставшие членами НСНП. Словом, все его посильные меры были прямо противоположны интересам «Организации», чины которой в своем подавляющем большинстве оставались ему неизвестными.

Расследуя дела «Вн. линии», Миллер обратился к генералу Абрамову с длинным и страстным письмом. В нем он выражал не только недоумение и горечь по поводу тщательно оберегавшихся от него тайн «Вн. линии», но и задавал ему ряд кардинально важных вопросов. Увы, на эти вопросы он получил от Абрамова уклончивые и явно неудовлетворительные ответы.

Естественно, Е. К. Миллер заинтересовался личным составом «Вн. линии». Неоднократно он требовал от Скоблина, как начальника «Вн. линии», представления списка ее чинов. Ему удалось получить список 26 чинов «линии», живших в провинции. Но Скоблин, унаследовавший картотеку Закржевского после его отъезда в Софию, утаил от Миллера фамилии других и особенно тех важнейших «линейцев», которые проживали и действовали в Париже.

* * *

Генералы, неудовлетворенные деятельностью Миллера, продолжали фрондировать. Агентура «Вн. линии» на местах своими слухами и толками разжигала недовольство чинов РОВСа «старческой головкой».

Словно рыба в воде, чувствовал себя Скоблин, разжигавший генеральскую фронду. Особенно он был занят обработкой Туркула, своего соперника по доблести в боях на полях Северной Таврии. Часто встречаясь с ним, он настраивал его против Миллера. А Миллера — против Туркула. Охваченный активизмом, Туркул во весь голос требовал решительных действий, его соратники-дроздовцы волновались и бурлили. Туркул искал новые возможности и нашел их в Берлине. Связи его были окутаны тайной. Французские власти считали Туркула загадочной и сомнительной личностью и подозревали его в связях с гитлеровской Германией.

Назревал новый кризис, грозивший РОВСу расколом. Подогревая настроения Туркула, Скоблин толкал его к выходу из РОВСа. Тем самым одним неудобным для него соперником становилось бы меньше.