Несостоявшиеся дуэли

Несостоявшиеся дуэли

Первый съезд национальных группировок вывел Шатилова на политическую арену русского Парижа. Овеянный своей былой близостью к Врангелю, относительно молодой среди белых генералов, пятидесятилетний Шатилов импонировал многим чинам РОВСа. Почва для интриг против генерала Миллера, казавшегося пассивным, хотя и верным стражем кутеповского наследства, была подходящей.

Шатилов и его сподвижники по «Внутренней линии» ратовали за возобновление активных действий против советской власти. Близкие к РОВСу круги национальной эмиграции и влиятельная газета «Возрождение» тоже призывали к активности. Активисты жаждали громких дел, подобных взрыву на Мойке, и упрекали генерала Миллера в пассивности.

В действительности, после саморазоблачения «Треста», больших возможностей у эмиграции не было. Лишенная поддержки со стороны иностранных разведок, сама не имевшая денег и боевых организаций, она могла воевать только словесно, призывая к борьбе и террору.

Приход Гитлера к власти в Германии в 1933 году и его громы и молнии против коммунизма зародили в сердцах многих эмигрантов надежды на войну против СССР, с последующим освобождением России от оков коммунизма. Перед РОВСом разворачивались заманчивые перспективы соучастия в освободительной войне. Его офицерские кадры самой судьбой предназначались для формирования национальной русской армии. И бельмом в глазу был РОВС у деятелей ОГПУ.

В этой усложнявшейся обстановке Шатилов всё больше и энергичнее развивал свою политическую деятельность, стремясь занять первое место в среде национальной русской эмиграции.

В кругах РОВСа его имя произносилось с уважением и надеждами. Но далеко не все были его поклонниками. Особенно резко восставали против его претензий не состоявшие в РОВСе генералы и офицеры.

От случая к случаю в Париже выходила газета «Единый фронт», редактируемая старшим лейтенантом Черноморского флота А. Н. Павловым. Узнав о начавшемся возвышении Шатилова, 30 сентября 1932 года Павлов отправил генералу Миллеру заказное письмо. Копии письма он послал генералам Деникину, Богаевскому, Неводовскому и адмиралу Русину. В резких выражениях Павлов обвинял Шатилова в намеренно злостном руководстве войсками во время апрельских десантных операций из Крыма в Северную Таврию. Павлов утверждал, что Шатилов отправил из Севастополя капитана Зерена с полномочиями за своей подписью для переговоров с Троцким об условиях сдачи армии в Крыму. По его словам, Зерен был переправлен из Керчи на советскую сторону и вернулся в Крым с красными победителями, учинившими под водительством Бела Куна варфоломеевскую ночь оставшимся белым офицерам. Павлов утверждал, что он читал врученный Зерену документ. Возмущенный его содержанием, он тогда же подал рапорт об отставке адмиралу Русину, с намерением «иными методами бороться с эвакуационными героями».

Угрожая опубликовать в печати свои сведения, Павлов настоятельно предлагал генералу Миллеру запретить Шатилову выступать от имени РОВСа, выгнать его из рядов РОВСа и заняться проверкой его деятельности.

Запальчивые и неуравновешенные строки письма Павлова, требовавшего от генерала Миллера ответа в 48-часовой срок, тяжкие обвинения против ближайшего соратника Врангеля и сомнения в справедливости этих обвинений побудили Миллера оставить это письмо без ответа.

Восемь месяцев спустя, 24 июня 1933 года, А. Н. Павлов привел в исполнение свою угрозу, выпустив № 9 «Единого фронта». В этом номере он напечатал свое «Открытое письмо Е. К. Миллеру», статью генерала П. С. Махрова «Добровольцы и их вожди» и письмо в редакцию генерала Д. П. Мельницкого, в резких выражениях обвинявшие Шатилова в измене белому делу.

Разразился скандал. Защищая честь всех руководителей РОВСа, генерал В. К. Витковский вызвал на поединок генерала Махрова. Шатилов вызвал на дуэль Мельницкого.

Генерал Махров от поединка уклонился. А генерал Мельницкий вызов принял. 3 июля в отеле «Терминюс», по соседству с вокзалом Перраш в Лионе, состоялось совещание секундантов обеих сторон. Секунданты Шатилова, генералы Кусонский и Скоблин, и секунданты Мельницкого, генерал Магомаев и полковник Н. Н. Пастернаков, договорились об условиях и назначили на 9 июля поединок на территории княжества Монако. Оружием были избраны дуэльные пистолеты, минимальное расстояние — пятнадцать шагов. 8 июля Шатилов выехал к месту поединка.

Тем временем в Париже заседал Суд чести для генералов РОВСа. Суд решил, что если Мельницкий принесет Шатилову извинения, то тем будет избегнута дуэль.

Не дремало и подполье «Вн. линии». Ближайший помощник Шатилова Закржевский отдал приказание Рончевскому всеми мерами добиваться от Мельницкого отказа от дуэли. Всю свою недюжинную энергию и волю Рончевский вложил в это дело. То он совещался с секундантами Шатилова, то он часами сидел у Мельницкого, убеждая его в нелепости генеральского поединка. Поначалу Мельницкий и слышать ничего не хотел. Но страстные доводы о том, что для русской национальной молодежи сама мысль о возможности дуэли между двумя белыми генералами представляется недопустимой, поколебали Мельницкого. Он уступил уговорам Рончевского и согласился на формулу примирения.

Письмом в редакцию «Возрождения» Мельницкий принес извинения Шатилову. Свой вызов Шатилов взял обратно. Между тем, идя на «примирение», Мельницкий свое согласие обусловил основным требованием — Шатилов должен покинуть ряды РОВСа. Тем не менее после несостоявшейся дуэли Шатилов продолжал свою открытую деятельность как начальник 1-го Отдела РОВСа и тайную по своей «Вн. линии». Сторонники Шатилова прославляли его героизм и высокое понятие о чести.

Газета «Возрождение» грудью стала на защиту Шатилова, назвав обвинения Шатилова Павловым клеветой и резко осудив выступления Махрова и Мельницкого.

Никакого расследования прошлой деятельности Шатилова Миллер не произвел.

* * *

Был душный июльский вечер. Как обычно, собрались втроем Рончевский, Альтов и я на террасе лионского кафе. После промчавшейся бури подводили ее итоги. Хотя нам и была не по душе дуэль белых генералов, тем не менее возмущало двоедушие Шатилова. Перед русской общественностью и чинами РОВСа Павел Николаевич выглядел героем. Но общественность не знала о закулисной роли Рончевского, не знала, почему дуэль не состоялась.

Нам же несостоявшаяся дуэль представлялась недостойной трагикомедией. Действия по «Внутренней линии» оставили на душе горький осадок.

* * *

24 октября 1933 года генерал Н. Д. Неводовский подал Е. К. Миллеру рапорт о своем выходе из РОВСа. Тому причиной были постоянные недоброжелательные действия Шатилова в отношении всех начинаний Объединения участников 1-го Кубанского, Степного и Дроздовского походов, в частности против председателя Объединения генерала Говорова. По словам Неводовского, свои действия Шатилов покрывал авторитетом Е. К. Миллера. В довершение всего Неводовский выразил сомнения в законности производства Шатилова в чин генерал-майора и в праве ношения им высокой награды — ордена Св. Георгия 3-й степени. Копию своего письма Неводовский послал газете «Последние Новости», которая охотно опубликовала его 26 октября 1933 года.

Разразился новый скандал. Посыпались обвинения и контробвинения. Е. К. Миллер встал на защиту Шатилова. Ссылаясь на генералов Кавказского фронта, письмом в редакцию «Возрождения» Миллер указал, что сомнения Неводовского следует оставить без внимания.

Тягостная полемика генералов на страницах парижских газет и журналов тянулась несколько месяцев. Одни генералы защищали Шатилова, другие обвиняли, подкрепляя свои мнения ссылками на законы царской России. Наконец, председатель Союза кавалеров ордена Св. Великомученика и Победоносца Георгия, генерал-от-кавалерии фон Кауфман-Туркестанский, разъяснил письмом в редакцию «Возрождения» статью 25-ю статута:

«Удостоенный Думою к получению ордена Св. Георгия 3-й степени награждается оным не иначе, как с Высочайшего утверждения…»

Монарха больше не было, иной верховной власти тоже. Шатилов был представлен к награде за отличие в боях у Битлиса. Награда, естественно, не была утверждена. Но честолюбивый карьерист выдавал ее как утвержденную. Спорным остался вопрос о его производстве в генерал-майоры в дни развала Кавказской армии. Всё большим туманом окутывалась его личность. Подрывался престиж самой многочисленной и могущественной организации русского Зарубежья. В ней наметились трещины, упадок дисциплины и признаки разложения. РОВС вступал в период, грозивший ему развалом.