Моя поездка к Е. К. Миллеру
Моя поездка к Е. К. Миллеру
«Внутренняя линия» не скрывала своей враждебности к генералу Миллеру. Всячески она старалась поднять авторитет Шатилова. Любой невыгодный для «Организации» шаг Миллера она встречала в штыки. 13 ноября 1933 года Закржевский писал Рончевскому:
«…наш Павлов находится в настоящее время в отпуску, которым не пользовался в продолжении трех лет. Возможно, что, в виду сокращений из-за необходимости экономии вообще, должность его будет вообще упразднена или слита с таковой председателя Вр-а. Как это отразится на нас, трудно сказать, ибо все еще не решено окончательно, но могу сказать, что в случае именно такого решения, как я пишу, придется искать каких-то новых путей для работы, ибо очень и очень многое при наличии старческой головки, плохо разбирающейся в делах и настроениях, пойдет прахом».
Действительно, упразднение должности начальника 1-го Отдела и переход его дел в ведение «старческой головки» были никак не в интересах «Организации». Увольнение Шатилова лишало «Вн. линию» удобного официального положения, прекрасно маскировавшего ее тайную деятельность.
Доходившие до нас сведения из других городов Франции неопровержимо говорили о том, что раскинутая по Франции сеть «Вн. линии» вела систематическую кампанию против Е. К. Миллера. Подрыв его престижа и авторитета «линейцы» проводили повсеместно. И даже в Париже, под боком у главы РОВСа, на собраниях молодежного кружка «Белая Идея», прочно захваченного агентом «Вн. линии» В. А. Ларионовым, командир корниловцев, генерал Скоблин, в весьма нелестных выражениях поносил «старческую головку».
* * *
К генералу Скоблину и его жене Надежде Плевицкой мы относились настороженно. Уж слишком много нехорошего о них доносилось до нас из разных, не связанных между собой источников.
Странным казалось вскоре забытое выступление «рабоче-крестьянской певицы» в Нью-Йорке. Знали мы и о том, что Врангель отрешил Скоблина от командования корниловцами. Шла молва об их жизни выше средств. А спугнутый властями после похищения генерала Кутепова и вынужденный уехать из Парижа в Парэ-ле-Мониаль бывший филер царского Охранного отделения ясно намекнул нам на похитителей — генерала и певичку…
Нежданно для нас имя этого генерала мелькнуло в переписке из двух углов и насторожило нас еще больше. Летом 1933 года нашими стараниями было открыто отделение НСНП в Марселе. Его председатель, Василий Федорович Сметанин с жаром взялся за работу. Потерявший в Гражданской войне руку, непримиримый враг коммунизма, Сметанин состоял в Объединении Корниловского полка. В порту Марселя Сметанин и его сотрудники встречались с советскими матросами, вели с ними беседы и через них отправляли литературу НСНП в Россию.
Это отделение НСНП привлекло к себе особое внимание «Вн. линии». 12 октября 1933 года Закржевский писал Рончевскому:
«…Имея в виду ее серьезный характер, я бы предпочел, чтобы эта группа была включена не по линии НСНП, а по линии нашей организации, как законспирированной, с одной стороны, и более ценной по своему составу, с другой. Я не знаю участников группы и только догадываюсь, кто в ней работает. Мог бы через Н. С.[46] связаться с ними, но не хочу этого делать помимо Вас»…
Закржевский хитрил. От неизвестного нам марсельского «линейца» он знал многое, мог знать о Сметанине из своей картотеки. Не доверяя Скоблину и «линии» вообще, от предложения Закржевского мы решительно уклонились и приняли меры к обеспечению независимости Марсельского отделения от происков Закржевского и его подручных.
* * *
Дела «подполья» тревожили нас все больше и больше. Туманный лик «Организации», ее цели, интриги, стремление подмять под себя все мало-мальски активное в среде национальной эмиграции, агитация против генерала Миллера, словом, все вместе взятое заставляло нас крепко задуматься и сделать должные выводы.
19 ноября 1933 года Закржевский сообщил весьма интересную новость:
«Я считаю, что организация почти закончилась в смысле ее роста и ее внутренней структуры и сейчас, в самом недалеком будущем, должна будет начать более серьезную работу».
Итак, основная организационная работа по «Внутренней линии» была завершена. Следуя пунктам а) и д) разведывательной работы, «Организация» пронизала своей агентурой не только РОВС, но и НСНП во Франции и Болгарии. В захвате НСНП Закржевский был так уверен, что не считал нужным скрывать намерения таинственного «Центра». 29 ноября 1933 года он писал Рончевскому:
«Я хотел бы всем сердцем превращения Внутренней Линии не только во Внутреннюю Линию Вр., но и АА. Со временем так и случится».
Следовательно, намечались новые цели и акции. Нужно было что-то предпринимать для противодействия.
Вечером 30 ноября мы долго совещались. В итоге у нас сложилось уже не предположение, а твердое убеждение в том, что «Вн. линия» — не что иное как провокационная организация крупного масштаба… Возглавление ее белым генералом, тринадцать лет назад бывшим начальником штаба П. Н. Врангеля, нас не убеждало в ее доброкачественности. Период с 1920 года был достаточно богат примерами измены белых генералов и их перехода в стан красных — Достовалов, Кельчевский, Добровольский, Секретов и другие. Свежа была память о таинственном исчезновении Монкевица.
Мы пришли к заключению, что ни княжеский титул, ни генеральский чин не могут быть гарантией от советской провокации. Наоборот, именно высокого полета птицы были наиболее выгодны ОГПУ для обеспечения успешной деятельности в военной среде, привыкшей к чинопочитанию и вере в честь своих генералов.
Было решено повидаться с генералом Миллером и попытаться выяснить, знает ли он о «Внутренней линии» и не принимает ли он ее за контрразведку 1-го Отдела РОВСа?
* * *
Деликатная и трудная миссия выпала на мою долю. О поездке к Миллеру по линии РОВСа, т. е. через Шатилова, не могло быть речи. Можно было действовать только по линии НСНП. О желательности моей встречи с Миллером Рончевский сообщил герцогу С. Н. Лейхтенбергскому, председателю НСНП и главе Отдела Союза во Франции. В свою очередь, герцог обратился с просьбой к Е. К. Миллеру принять меня по делам провинциальных групп НСНП. Генерал охотно согласился и назначил встречу утром в воскресенье 3 декабря.
Ранним утром 2 декабря я приехал ночным поездом в Париж. Позавтракав в кафе около Лионского вокзала, я отправился в управление РОВСа на рю дю Колизе. Поднявшись по лестнице, я постучал в дверь. Ответа не было. Слегка нажал на дверь, она поддалась. Вошел в просторную комнату. На столах стояли пишущие машинки, лежали какие-то папки с делами. О, как легко было войти в штаб «белогвардейцев»! Не найдя ни души, я погрузился в чтение утренней газеты.
Вдруг хлопнула дверь, и передо мною вырос незнакомец:
— Кто вы такой? Что вы здесь делаете?
— Я — Прянишников. Только что из Лиона.
Лицо вопрошавшего преобразилось, стало любезным. Он представился:
— Селиверстов, Михаил Иванович.
— Очень рад познакомиться. Приехал я по делам НСНП. Хочу повидать герцога Лейхтенбергского и генерала Миллера. Временем располагаю, и прежде всего решил зайти в управление РОВСа.
— Вот и хорошо. Скоро придет Павел Николаевич. Он будет рад вашему визиту.
О намерении повидать Е. К. Миллера мы решили не скрывать. И мой визит Шатилову предназначался для усыпления бдительности «Вн. линии».
Вскоре появился Шатилов. Он пригласил меня в свой кабинет. Расспрашивал о делах в провинции, о Рончевском. Отвечая, я старательно обходил подводные камни и делал вид, что ничего не знал о переписке из двух углов. Рассказывая о нашей успешной деятельности в Лионском районе, отмечал некоторые трудности и, главное, недостаток денег. Беседа была непродолжительной.
В 12 часов дня я встретился с герцогом Лейхтенбергским в книжном магазине, где он служил. Закончив служебные дела, Сергей Николаевич пригласил меня на обед к себе в Буа-Коломб. Из разговоров с этим милым порядочным человеком я заключил, что он ничего не знал о тайной деятельности опекавших его Закржевского и Селиверстова.
* * *
Зная пунктуальность Е. К. Миллера, ровно в 9 часов утра 3 декабря, я нажал кнопку звонка его квартиры на рю Ренар. Генерал вышел навстречу, любезно пригласил сесть.
Сумрачное утро, струившееся в окно, как-то особенно подчеркивало бедность квартиры и всю ее беженскую скромность, так не отвечавшую высокому положению ее хозяина. Да и сам хозяин был одет очень скромно, на его брюках можно было обнаружить следы тщательной штопки.
За чашкой кофе началась двухчасовая беседа. Я описал генералу обстановку в провинции, наши успехи и трудности, недостаток денег. Сказал, что было бы хорошо, если бы начальство РОВСа способствовало вступлению в НСНП чинов РОВСа, склонных к политической деятельности, но при условии невмешательства во внутреннюю жизнь молодой организации.
Несколько удивленный, Миллер ответил, что горячо сочувствует деятельности молодых сил. Хотя приказ генерала Врангеля № 82 о запрете чинам РОВСа вступать в политические партии остается в силе, в отношении НСНП сделано исключение. Одновременное состояние в обеих организациях не противоречит духу и общему направлению их деятельности. О вмешательстве РОВСа в дела НСНП не может быть и речи. Так же и НСНП должен воздерживаться от вмешательства в дела РОВСа.
С большим удовлетворением Миллер отметил деятельность центра НСНП в Белграде, занятого разработкой учебных пособий, дающих членам НСНП ценные политические познания.
Генерал был хорошо наслышан о нашей работе на юго-востоке Франции, хвалил Рончевского, сумевшего в краткий срок расширить НСНП.
Отвечая на вопросы генерала, я попутно называл ему фамилии некоторых чинов «Вн. линии» и давал ему понять, что тут далеко не все гладко. Миллер задумывался, но явного беспокойства по поводу названных лиц у него не возникло. О переписке из двух углов я умолчал — мы еще не были уверены в том, что настал подходящий момент для раскрытия всего нам известного о тайном сообществе Шатилова.
Сердечно простившись с генералом, я вышел на улицу и поспешил на вокзал. Сидя в поезде, уносившем меня обратно в Лион, мысленно подводил итоги встрече с генералом. Конечно, он что-то знает о наличии «контрразведки». Но он не знает, что эта «контрразведка» есть та «Внутренняя линия», что поставила себя над ним — без его ведома. Он искренно сочувствует деятельности НСНП и не претендует на то, чтобы кто-то из РОВСа управлял его деятельностью. Если сам глава РОВСа не претендует на возглавление НСНП, то почему один из его ближайших помощников тайно стремится к возглавлению? Если «Вн. линия» прячется от Миллера, то не значит ли вообще, что она не только враждебна ему, но и чужда РОВСу?
Поздно вечером 3 декабря состоялось летучее собрание нашей тройки. Мы сошлись в том, что Е. К. Миллер еще ничего не знал о «Вн. линии».
На мою поездку эта оккультная сила откликнулась письмом Закржевского от 5 декабря 1933 года:
«Прошу в срочном порядке осветить мне причины (мотивы), а равно и результаты поездки одного из вашей троицы в Ч.[47] проведенной вами как-то странно, с моей точки зрения, т. е. из этой поездки старались сделать какой-то секрет от меня, провели ее по линии Светлова[48] к ЕК, почти минуя 115 (всего 15 м. беседы). Все это кажется мне странным. Можно было бы меня предупредить о таком приезде, каковой я постарался бы использовать для освещения и выяснения „спорных“ вопросов идеологии и инструкции путем обстоятельной беседы приехавшего с 115».
Более обстоятельная беседа с Шатиловым и Закржевским по «спорным» вопросам в мои планы не входила. А письмо Закржевского ясно говорило о тревоге, охватившей заправил «Вн. линии», не рассказал ли я Е. К. Миллеру о ее делах. Пока что их опасения были напрасными. Требовались более веские доказательства, нужно было собирать дальнейшие данные о работе «Организации». И Рончевский послал Закржевскому успокоительную отписку.
Не имея намерений вмешиваться во внутренние дела РОВСа даже по такому важному вопросу, как наличие в нем тайной «Организации», мы решили положить предел ее влиянию и деятельности в лоне НСНП.
Исполнительное Бюро НСНП было поставлено в известность о существовании «Вн. линии» и ее делах. После этого оно на многие вещи стало смотреть так, как было нужно. Многое ему стало понятным — группы НСНП, возглавленные агентами «Вн. линии», были не только мертворожденными, но и просто вредными для его дальнейшего развития.