Годы 1963 — 1964-й

Годы 1963 — 1964-й

Б. Акимов, О. Терентьев

Афиша выступлении гастрольной труппы калмыцкой филармонии на Алтае, январь 1964 года.

«В 1962 году я был еще совсем молодым преподавателем, только закончил вести свой первый курс в Школе-студии МХАТ.

Тогда вся ситуация в стране была против поощрения творчества, создания новых театров, открытия студий. Волна «потепления» после XX съезда партии куда-то схлынула, и годы начались довольно трудные.

К своему курсу я прикипел душой. Мы очень хотели продолжать работать: я был молодым преподавателем, студенты мои — еще моложе. И мы стали искать возможность остаться вместе.

Как раз в то время я познакомился и подружился с однокурсником Высоцкого — Геннадием Яловичем. И когда наметилась перспектива создания студии, он стал моим соратником и соорганизатором. Мы бродили по всем клубам и ДК в поисках места. В конце концов, единственно реальное, что мы смогли получить,— это клуб МВД, дирекцию которого мы убедили, что самое главное в их работе и вообще основная цель существования этого клуба заключается в том, чтобы поставить в его стенах спектакль «Белая болезнь» Чапека, при нашем, конечно, непосредственном участии». (1)

«С начала нашей деятельности Высоцкий активного участия в работе студии не принимал. Он то появлялся, причем иногда чуть ли не ежедневно, то исчезал на долгое время. Так что поначалу он фактически с нами не работал. Володя все время ходил как бы в лучших друзьях студии, хотя и числился ее членом». (7)

«Репетировали мы в основном по ночам. Другой возможности не было — все работали в разных театрах. А у Володи до этого произошли какие-то осложнения с его работой в театре Пушкина. И в тот период он оказался вне театра, фактически без работы». (1)

«У нас существовал рабочий журнал, куда день за днем записывалась вся наша жизнь. Там был список членов студии с указанием места основной работы каждого из нас. Все были «прописаны» в каком-либо театре, и лишь против фамилии Высоцкого стояло — «актер кино», потому что места работы как такового у него просто не было». (2)

«В этом спектакле [«Белая болезнь».— Авт. ] я играл главную роль — Галина. Поэтому всех актеров хорошо помню. Вильдан замечательно играл барона Крюга. Самые большие муки были с Сигелиусом, которого сначала репетировал Зимин, потом репетировал и играл Круглый, затем Вилор Кузнецов. И почему-то все от этой роли в конце концов отказывались. Мать играла Карина Филиппова, а Володя репетировал Отца. Причем выходило у него здорово». (7)

«14 октября 1963 года. 3 часа 15.00. 1-й акт, 2-я картина. Репетировали сначала без Вильдана, который задержался на репетиции в театре и опоздал на 1 час 20 минут. В 3 часа совершенно случайно в студии собрались актеры, занятые в 3-й картине 1-го акта — Филиппова, Епифанцев, Высоцкий. Была одна из наиболее ценных репетиций, которая очень продвинула сцену вперед. Да здравствует самодеятельность...» (9)

«Жизнь шла настолько бурная, активная, напряженная, что пути наши постоянно пересекались, и нас действительно многое связывало. Отношения были дружескими, хотя иногда острыми, как это порой бывает между друзьями. Но это не мешало им оставаться близкими — мы ведь занимались одним делом.

Володя был человеком открытым в каких-то своих плоскостях существования, но имелись слои, куда он никого не пускал. А так — очень доброжелательный, очень беззлобный, во всяком случае в общении с друзьями, с товарищами. Быстро шел на контакты, быстро доверялся людям (по крайней мере, в тот период. Со временем это, вероятно, изменилось, но тогда было именно так).

С самых первых встреч — в контактах, в компаниях, в работе у нас возникло с ним какое-то человеческое доверие. То есть я мог быть неуверенным, что Володя сделает какое-то дело, потому что его могла сбить его тогдашняя неорганизованность, его темперамент. Но что он не продаст, не предаст, не наврет — вот тут с самого начала такая уверенность существовала.

То, что Володя всегда был желанен в любых компаниях — это безусловно. Но предполагать, кем он станет впоследствии, в ту пору не представлялось возможным. Веселый парень,— очень музыкальный, живой, заводной, поющий песни. Причем, поначалу больше чужие, чем свои, — такие приблатненные (тогда только-только появлялись у него свои песни). Гитара существовала все время, сколько я его помню. Но на гитаре играли многие его товарищи, так что это было вполне естественно.

Поскольку мы ставили ни больше ни меньше, как «Белую болезнь» — пьесу глобальную, серьезную, философскую, то и сфера наших интересов была довольно широка. Общались мы по большому диапазону — от самых поверхностных вещей до философских споров и политических проблем. И Володе это было не чуждо. Он во всем принимал участие. Но тогда Высоцкий был просто нашим товарищем, одним из нас, и опять же никак не ощущалось, что он — человек с таким легендарным будущим.

О широте его интересов уже в то время свидетельствует характерный случай. Я очень хорошо запомнил один вечер, когда на одной из наших встреч в компании мы уединились с Володей, и я ему читал много своих стихов (мы все в какой-то период этим увлекались). И Володя очень терпеливо все это слушал, очень участливо. И меня тогда поразила тонкость его восприятия. Это немного необычно было для стиля и ритма наших тогдашних общений — он вдруг проявил какую-то тонкость, квалифицированность в понимании поэзии — что в ней имеет вес, а что идет мимо. Отношение к поэзии у него уже тогда было не рядовое, он понимал и ощущал ее во всей полноте и многообразии». (1)

«С проспекта Мира — со своей родной Первой Мещанской мы в конце 1963 года переехали в Черемушки, поменяли квартиру, расстались с соседями, с которыми прожили рядом 35 лет. Выросла моя семья, требовались другие условия. Так, в Черемушках на улице Телевидения (позднее — улица Шверника) мы имели отдельную квартиру из двух изолированных комнат.

— Мамочка, выбери комнату, какая тебе больше нравится. Как ты скажешь, так и будет...— говорил Володя.

Я расположилась в комнате, где были стенные шкафы, ко мне же поставили Аркашину кроватку». (3)

«В конце 1963 года спектакль мы уже выпустили. [Премьера состоялась 9 декабря]. Позднее о нем появилась даже какая-то пресса, была передача по телевидению. Володя был на премьере, но Отца он тогда так и не сыграл. Как раз в то время он занимался в каком-то клубе — вел кружок художественной самодеятельности, зарабатывал деньги. И кроме того, в самые напряженные дни выпуска спектакля он периодически куда-то надолго исчезал — уезжал то ли на съемки, то ли на заработки». (7)

«Тогда он где-то на стороне вел самодеятельный кружок — в каком-то клубе, за какие-то несчастные 50—60 рублей. Потому что жил он тогда очень тяжело. Работы у него никакой не было. Конечно, он вполне мог обойтись помощью родителей, но надо было знать Володю! Он гордый был, хотел сам содержать свою семью». (2)

«В 1963 году Володя очень тесно общался с Мишей Туманишвили (сейчас он режиссер на «Мосфильме»). Они куда-то ездили на гастроли с концертами — у них была целая бригада. Я помню, Володя возвращался из этих поездок очень усталый. Видимо, тяжело им там приходилось». (5)

«В то время — 1962—1963 годы — Володя был очень неприкаянным человеком. В основном слонялся без дела, занятый только в каких-то случайных съемках — что подвернется...

Частенько мы встречались в Театре киноактера, в штате которого я тогда числился. Ходили туда как в клуб: наверху биллиардная, внизу буфет. Однажды, в ноябре 1963 года, когда Володя в очередной раз пришел меня навестить,— а нам было о чем поплакаться Друг другу,— сидели мы в буфете. И подходит к столику какой-то человек, представляется: Виктор Войтенко — администратор калмыцкой филармонии. И сразу спрашивает: чем мы заняты в этой жизни, какие, дескать, у нас планы на будущее? Никаких особых планов у нас не было. И тогда он предложил поехать с его бригадой по Сибири, Алтаю и Казахстану с какими-то выступлениями, чтобы просто заработать деньги, что нам в тот момент было не лишним. Мы с Володькой посмотрели друг на друга и сказали: «А что, мы готовы. Только мы же ничего делать пока не умеем — нет у нас подготовленных номеров». Он говорит: «Время у вас еще есть. Я сейчас улетаю в Томск — там работают Кириенко и Чубаров, которых по договоренности я должен отпустить к Новому году. А вы, стало быть, им на замену».

«...Пальто ему, правда, было немного великовато...»

В. Высоцкий в Казахстане, февраль 1964 года.

Мы тогда этому разговору значения не придали, но, к нашему удивлению, недели через две вдруг получаем телеграмму от Войтенко, что билеты нам заказаны на конец декабря. И 26 декабря полетели мы в Томск, ничего, естественно, не подготовив, то есть пустились в явную авантюру. Володя с трешником в кармане, у меня было немногим больше. Да, помимо этого, по карманам рассовано много разных мелочей, которые я привез из Италии, где незадолго до этого побывал по путевке «Спутника»: ручки, брелоки и прочие симпатичные штучки.

Причем, еще в Москве — в аэропорту — мы пробили изрядную брешь в наших финансах, резонно полагая, что через несколько часов будем в Томске. Но не тут-то было! Стояла жуткая непогода, и до места мы добирались трое или четверо суток с неплановыми посадками в Иркутске, Омске, Новосибирске, еще где-то. В любом городе Аэрофлот бесплатно селил нас в гостиницу, но кушать было уже не на что. Тогда Володя начал вынимать у меня заграничные сувениры и дарить стюардессам — те нас за это кормили...

...В Томск мы прилетели 30 декабря в состоянии «трясучки», небритые и голодные. Когда Войтенко увидел нас на трапе, глаза у него стали квадратными. Тут же схватил, поволок в гостиницу, засунул в ванну — отпариваться и отлеживаться. И сказал, что завтра — 31-го — мы уже работаем в каком-то огромном Дворце культуры, где должна собраться вся местная интеллигенция.

Стали решать, с чем же нам выходить. Но в тот день так ничего и не придумали, поэтому назавтра я читал со сцены какой-то отрывок прозы, подготовленный еще в институтские времена, а Володя — что-то из Маяковского, несколько его стихотворений. Но перед этим мы с Войтенко поехали в местную контору кинопроката, достали картины, где я и Володя снимались, настригли из копий эпизодов с нашим участием, и там же, на месте, нам слепили по рекламному ролику. Так что выходили мы на сцену после того, как показывали наши работы, и люди в зале думали, что к ним приехали известные артисты. Но самое страшное — это было первое выступление. Тряслись как овечьи хвосты, ведь никакой практики работы, перед зрительным залом, да еще с рассказом о своем творческом пути, у нас не было.

К следующему выступлению решили сделать отрывок из Чапека — «Глазами поэта», поскольку у Володи случайно оказалась с собой книжечка Чапека, Ночью сидели в номере, репетировали и жутко веселились, придумывая всякие сценки. Я играл поэта-заику, который оказался свидетелем того, как машина сбила женщину. Володя изображал следователя. Так и встретили Новый год. И уже 1 января мы выступали с этим отрывком. Кроме того, Володя читал еще что-то из поэзии, а я — прозу.

Таким образом отработали в Томске, Колпашево, затем поехали на Алтай, где наш маршрут пролегал через Бийск, Барнаул, Горно-Алтайск, Рубцовск, Белокуриху». (4)

«В театре юного зрителя сегодня и завтра состоится концерт-встреча с артистами кино М. Туманишвили, В. Высоцким и артистами эстрады 3. Волгиной, Т. Терешко и другими. Начало в 20 часов». (8)

«Не считая переездов, мы выступали практически каждый день. Пробыли на Алтае до конца января, и вот тут Володю начали подстегивать какие-то дела в столице. Он несколько раз звонил в Москву, что-то выяснял.

В начале февраля переехали в Казахстан, и как раз в этот момент пришлось заняться Володиной экипировкой. Из Москвы он поехал в своем знаменитом пиджаке, пальтишко у него было какое-то «семисезонное» на рыбьем меху,— то есть для сибирской зимы он был практически раздет. А у нас к тому времени уже появились деньги, и мы в каком-то большом городе, кажется, в Джезказгане, купили в универмаге хорошее пальто, шапку, туфли — словом, одели парня. Сам бы он, конечно, никогда на себя не потратился. Пальто ему, правда, было немного великовато — размера на два больше. Однако Володю это нисколько не смущало. Напротив, он говорил, что, дескать, хоть просторно — зато теплее.

А вскоре Володя уехал. Это была самая середина февраля. В Москву он отправился из Караганды...» (4)

«В начале 1964 года Володя, пожалуй, чаще всего ходил в студию. В этот период весной он был с нами наиболее связан. А мы уже думали о каких-то новых работах, даже пытались начать репетировать пьесу «Разбойник» Чапека. Всерьез предполагали ставить пьесу нашего молодого драматурга Сергея Ларионова «Мы — колумбы, или Даешь Америку!» — пьесу, которую до этого начинал на Таганке репетировать П. Фоменко.

Думать-то мы думали, но все обстояло достаточно тяжело и неясно. Выбраться в какую-то организацию было довольно сложно, поэтому творческий путь наш был в ту пору нелегок. Но контакты с Володей именно в это время были наиболее частыми. Как раз в тот момент он несколько раз сыграл в «Белой болезни». Он вошел в уже готовый спектакль, где играл роль Отца. Правда, недолго. Вообще спектакль нечасто шел — делать это нам было очень трудно». (1)

«На улице Дзержинского в одном из клубов каждый понедельник идет «Белая болезнь» Чапека. Играют молодые актеры московских театров. ...Они стали сами гримерами, декораторами, костюмерами, рабочими сцены в «своем» театре.

Они не знали и не знают усталости. Они сами для себя выработали трудную и строгую дисциплину...

Постановщики — молодые режиссеры и актеры Е. Радо-мысленский и Г. Ялович — точно знают, что они хотят сказать людям. Вовсе не случайно выбрали они «Белую болезнь». Постановщики и их товарищи — молодые актеры — хотят сказать «нет» войне, сказать «нет» бесчеловечному фанатизму.

Спектакль проникнут молодой влюбленностью в искусство. (...)

Ясны единые творческие устремления создателей это[го] [театра], называюще[го]ся экспериментальной студией молодых актеров...» (6)

«В спектакле очень драматическая ситуация — конфликт между поколениями. Заключается он в том, что Белой болезнью начинают заболевать только после сорока лет. А молодежь категорически не принимает советов и предостережений.

Роль Отца была трудной: персонаж небольшой — всего две или три сцены, но очень драматичные, напряженные.

Что можно сказать о его игре тогда? Он был жесткий, колючий. В дальнейших его ролях, особенно в кино, это потом стало его сердцевиной. Но манера зарождалась еще тогда, то есть жесткость игры, нерв. Володя отбрасывал полутона.

Не могу сказать, чтобы он играл лучше Яловича, который был основным исполнителем этой роли. Геннадий был, пожалуй, даже повыразительней, но это еще и за счет большего «нахождения в материале». Ведь Ялович репетировал Отца с самого начала, а Володя — наскоками, И впрыгнул он на эту роль уже по ходу спектакля — большого репетиционного периода у него не было. Это фактически ввод в готовый ри сунок, а не создание роли.

Его партнершей была Карина Филиппова». (1)

«Он действительно жестче играл. Я отчетливо помню Володино присутствие на сцене у себя за спиной. Например, в одной из картин он взвинченно говорит: «Да что с тобой, наконец?!» Я поворачиваюсь и раздельно отвечаю: «Отец, у меня на шее — белое пятно». И вот тут Ялович как-то растерянно играл, вроде перепугался, запаниковал. А у Володи я помню ощущение какого-то жесткого воздействия — то есть он тоже был взволнован этим сообщением, но вроде бы давил его в себе. И в его словах был как бы приказ мне — держаться! Он давал другую трактовку роли. Я помню этот момент прекрасно, даже сейчас помню ощущение: Володя за спиной. От него всегда исходила мощная волна воздействия.

Мы • ведь начинали играть вместе еще в Школе-студии, в дипломном спектакле нашего курса «Гостиница «Астория». Там, правда, роли у него как таковой не было. Он присутствовал на сцене почти в качестве реквизита. Но он всегда очень присутствовал! Володя был так личностно огромен, что, даже не произнося ни слова, он привносил, если можно так выразить ся, слишком много себя. И в его присутствии атмосфера сразу становилась очень крутой, творческой. Володя постоянно вносил в процесс игры какой-то разбой — светлейший творческий разбой! Как только он появлялся, сразу же возникали веселье, радость, озорство. Впрочем, в «Астории», насколько я помню, он не молчал — роль была со словами». (2) «В 1964 году он действительно часто и подолгу бывал в студии. Мы уже выпустили «Белую болезнь», и у нас было множество планов... Собирались мы ставить «Бригантину» Коростелева, где, кстати говоря, была занята Людмила Абрамова. Но вместе с Володей они не репетировали, так как при распределении ролей в этой работе он не планировался». (7)

Материалы, использованные в публикации:

1. Акимов Б. Из интервью с заслуженным деятелем искусств РСФСР, профессором Школы студии МХАТ Е. В. Радомысленским, Москва, 1988, 4 мая.

2. Тучин В. Из интервью с поэтессой К. С. Диадоровой (Филипповой) — бывшей актрисой и преподавателем Школы - студии МХАТ, Москва, 1988, 11 мая.

3. Высоцкая Н. М. Из воспоминаний, написанных для журнала «Студенческий меридиан».

4. Акимов Б. Из интервью с кинорежиссером М. И. Туманишвили, Москва, 1988, 20 января.

5. Терентьев О. Из интервью с актером Театра имени Пушкина B. Е. Буровым, Москва, 1987, 4 декабря.

6. Вишневская И. Молодо, свежо, увлеченно.— «Вечерняя Москва», 1964, 29 мая.

7. Тучин В. Из интервью с актером и режиссером МХАТ Г. С. Дес-ницким, Москва, 1988, 11 мая.

8. Рубрика: Программы. Адреса. Реклама. Концерты. — «Алтайская правда», г. Барнаул, 1964, 24 января.

9. Из производственного журнала экспериментального театра - студии молодых актеров (архив C. Десницкого).