Год 1965
Год 1965
Борис Акимов, Олег Терентьев
В. Высоцкий и С. Светличная в к/ф «Стряпуха», 1965 г.
«В конце июля театр завершил сезон, и мы ушли в отпуск, так и не сумев сдать спектакль «Павшие и живые». Гастролей не планировалось, каждый занимался своими делами. Володя, в частности, уехал сниматься в кинокартине «Стряпуха». (1)
«Стряпуха» — картина из числа тех, которые «надо» снимать. Кому-то понадобилось, чтобы такой фильм вышел на экран. Эдик Кеосаян за это дело взялся лишь потому, что ему нужно было утвердиться на «Мосфильме». Условие стояло жесткое: снять картину за три месяца вместо положенных пяти.
Я тогда обучался на втором курсе ВГИКа, и в качестве практики мне предложили быть вторым режиссером фильма. Это трудно, но зато уж настоящая практика — «с полной выкладкой».
Каким образом попал в картину Володя, я не знаю. Но могу предположить: Лёва Кочарян дружил с Кеосаяном. Он-то, видимо, и рассказал Эдику о Высоцком.
Так мы оказались в Краснодарском крае, в станице Красногвардейской. Там все размещались по частным домам. Мы с Володей жили в одной хате. Я раньше прибыл, но уже знал, что он тоже приедет, поэтому местечко ему приготовил». (7)
«Стряпуха». Краснодарский край. Кубань. Новые лица, новые люди, новые места. Лето. Жара и прекрасные вечера. И всегда, когда вспоминаю об этом,— тянет на лирику. И сейчас тоже. Всегда печально расставаться с людьми, с которыми работал полгода или год. Фильм — это ведь целый кусок жизни. А можешь больше и не встретить людей, с которыми столько всего было. Это все-таки несправедливо. Театр в этом смысле лучше. В театре — расставания реже». (6)
«Летом 1965 года мы вместе с Володей были в Краснодарском крае, где он снимался в фильме «Стряпуха» [«Мосфильм». Режиссер- Э. Кеосаян, роль: Андрей Пчелка. Фильм вышел на экран 23 мая 1966 года.— Авт.] Тут мы с ним довольно помногу общались. То, что после распада студии на ул. Дзержинского мы как-то разошлись — это не было связано ни со ссорой, ни с явным охлаждением по каким-то причинам. Это были просто пути биографии. Наши дела и интересы разошлись в очень разные стороны. Здесь наступил в каком-то смысле рубежный период его творчества: он выходил из узкого круга тематики своих песен на более широкий простор — появлялись другие песни». (2)
«Два месяца снимались практически без перерыва. Работы было много, т. к. делалось все очень быстро. Поэтому в 5 утра я уже всех поднимал, в 6 часов выезжали в степь на съемки и — пока не стемнеет. А летом темнеет поздно, возвращались где-то около 11 часов ночи. А потом набивалось в хату много народу, появлялась гитара со всеми вытекающими последствиями — часов до двух ночи пение, общение. То есть в течение двух месяцев мы практически не спали — попросту забыли, что это такое». (7)
«Тут у меня была неудача с пением. Я впервые в жизни в кино пел. И вот пришел смотреть фильм, [и] вдруг — батюшки мои! — разговариваю я своим хриплым голосом, нормальным, грубым и вдруг (...) выхожу с гармошкой и пою (...) выше намного (...). Я режиссеру говорю: «Что же ты делаешь, Эдик?» А он: «Да тебя не было, понимаешь? Мы взяли — переозвучили». Я говорю: «Так не могли взять хоть немножечко с более низким голосом? [Ведь] аж народ передергивается (...) в зале — так ясно, что поет другой человек».
Ну это бывает в кино. Да еще в «Стряпухе» меня красили. А в кино, вообще — придешь черным — покрасят в белого и наоборот. Я все думал, зачем это делается? А потом понял, что есть у нас гримерный цех, гримеры есть — им же тоже надо работать, вот они и красят». (3)
«Около года назад телевидение показало фильм «Стряпуха», снятый в середине 60-х годов. Миллионы людей, привлеченных тем, что в одной из главных ролей снимался Высоцкий, смотрели его и были потрясены: по экрану бегал какой-то незнакомый суетливый человечек и не закрывая рта болтал гнусавым тенорком. Оказывается, Высоцкого с его голосом переозвучили другим артистом, и он стал неузнаваемым! (...) Самое удивительное, что тогда (...) в 60-х это событие прошло незамеченным широкой публикой, хотя картина большим тиражом была выпущена на экраны и неоднократно показывалась по телевидению. Высоцкий, который сейчас — как сказано и в американском телесериале «Портрет Советского Союза» — стал национальным героем, был в те годы беззащитен».(5)
«В картине Володя исполнял песню Б. Мокроусова. Это происходило так: пускали по радио фонограмму, а Володя ходил и просто растягивал гармошку. К тому же на общих планах его дублировал какой-то паренек из киногруппы.
По сюжету фильма Высоцкий должен был гонять на мотоцикле. Он поначалу попробовал было сам поездить, однако ничего из этого не получилось. И в дальнейшем его тоже кто-то дублировал.
Вообще, Володя к этой роли всерьез не относился. Она была ему, как говорится, «до лампочки», как, впрочем, и всем остальным — их роли. Одного Кеосаяна что-то еще волновало. Все его, конечно, поддерживали, старались. Но без всякого энтузиазма — только бы Эдика не подвести.
А Эдик Володю пару раз чуть было не выгнал. Поскольку мы ежедневно ложились спать в 2 — 3 часа ночи, а в 5 уже вставали, то, естественно, на лице артиста и на его самочувствии это отражается. И Эдик был страшно недоволен, скандалил, грозился отправить его в Москву. Мы брали Володю на поруки, а сам он шутливо (но для эффекта — на полном серьезе) обижался на Кеосаяна, брал бумагу и сочинял письмо Кочаряну. «На Большой Каретный, дедушке Левону Суреновичу»: «Милый дедушка, забери меня скорей отсюдова! Эдик меня обижает...» и т. п.— такие маленькие эпистолярные шедевры». (7)
«Потом у меня была перемена в моей судьбе киношной (...). Я стал играть людей серьезных, за спиной которых биография, интересная жизнь. Меня пригласил сниматься к себе Виктор Туров, режиссер с «Беларусь-фильма», мой большой друг, человек, у которого в детстве была целая эпопея (...). На его глазах казнили отца немцы, а потом угнали его с матерью в Германию. Ему было 7 лет (...). А потом, когда их освободили американцы (...), и он и мать ушли. И потеряли [друг друга].
Он полгода скитался по Европе — добирался до России. И пришел к себе на родину в Могилев сам, пацаном девятилетним.
И вот он снимал фильм (...), он такими глазами и видит все — детскими. «Я родом из детства» — так и фильм назвали. Я думаю, что (...) он имел в виду себя, потому что там действуют пацаны, [и], наверное, один из [них] — это он». (3)
«Тогда-то вдруг выяснилось, что я вовсе не обязательно отрицательный и комедийный, потому что меня утвердили (...) на роль Володи. Человек он — серьезный. Прошел войну, горел в танке, был тяжело ранен и в 30 лет — седой, с искореженным лицом вернулся домой. Но ничто не озлобило его, он остался и добрым, и мягким, и чутким парнем». (6)
«[Мой герой] полгода лежал в госпитале и боялся посмотреться в зеркало (...) — боялся, что увидит что-нибудь страшное, что у него с лицом стало.
Потом приходит домой. Дома нет мебели, потому что все сожгли — было холодно, нечем топить. И только кто-то пожалел гитару и зеркало. И он впервые видит свое лицо после полгода госпиталя. Протирает зеркало и смотрит... [он] — седой человек в 30 лет, со шрамами на лице... А шрамы делаются в кино варварским способом...»(4)
«...натягивают кожу [на лице] и заливают коллодием [коллоидным клеем] — это такая жидкость пахучая, неприятная ужасно. И потом, когда ты снимаешь через 12 часов,— сразу лицо не расправляется. Все равно шрамы еще остаются и долго держатся...
А еще мы обнашивали одежду в тех местах, где работаем. Я ходил в форме капитана военного времени, с нашивками о ранениях. И однажды в столовой, где я ел, старушка одна мне говорит: «Ой, милок, как же тебя война-то покалечила!» (...) [А] «милку»-то (...) лет 25 от роду, да и война-то кончилась 20 лет назад. Но в Белоруссии очень свежа в памяти война, потому что [там] погиб каждый четвертый [житель]». (3)
«Впервые написал я песни в этот фильм. Военные песни. Поэтому очень дорожу этой ролью и картиной». (6)
[Участие Высоцкого в фильме «Я родом из детства» действительно явилось новым этапом в развитии его творчества. Хотелось остановиться на этом подробнее. Мы предполагаем в следующем номере осветить некоторые эпизоды, связанные со съемками этого фильма и написанием песен к нему, с помощью непосредственных участников тех событий.— Авт.]
Материалы, использованные в публикации:
1. Тучин В. Из интервью с Э. П. Левиной, бывшим завлитом театра на Таганке. Москва, 1988, 24 июня.
2. Акимов Б. Из интервью с заслуженным деятелем искусств, профессором Школы студии МХАТ Е. В. Радомысленским, Москва, 1988, 4 мая.
3. Высоцкий В. Выступление в Центральном Доме культуры, г. Усть-Каменогорск, 1970, 14 октября.
4. Высоцкий В. Выступление в строительно-дорожном институте, г. Усть-Каменогорск, 1970, октябрь.
5. Полока Г. Последняя песня.— «Владимир Высоцкий в кино». М., Союз кинематографистов СССР, Всесоюзное творческопроизводственное объединение «Киноцентр», 1989.
6. Высоцкий В. Из тезисов программы выступлений, написанных для Бюро пропаганды советского киноискусства. — «Сельская молодежь», 1987, № 6.
7. Акимов Б. Из интервью с кинодраматургом В. В. Акимовым. Москва, 1988, 10 августа.
Книжка с неприличным названьем
То была не интрижка:
Ты была на ладошке,
Как прекрасная книжка
В грубой суперобложке.
Я влюблен был, как мальчик;
С тихим трепетом тайным
Я листал наш романчик
С неприличным названьем.
Были клятвы и слезы —
Все одни и все те же.
В основном была проза —
А стихи были реже.
Твои бурные ласки
И все прочие средства —
Это страшно, как в сказке
Очень раннего детства!
Я надеялся втайне,
Что тебя не трепали...
Но тебя, как в читальне,
Очень многие брали.
Мне сказали об этом —
Можешь мне и не верить —
Под огромным секретом
Человек сорок девять/
Прочитать бы мне свадьбу —
Я молю Христом богом,
Чтоб скорей пролистать бы
Мне конец с эпилогом.
Не дождуся я мига,
Когда я с опозданьем
Сдам с рук на руки книгу
С неприличным названьем.
1965
* * *
Сказал себе я: брось писать!
Но руки сами просятся.
Ох, мама моя родная, друзья любимые!
Лежу в палате — косятся;
Не сплю: боюсь — набросятся,
Ведь рядом психи тихие, неизлечимые.
Бывают психи разные,
Не буйные, но грязные,—
Их лечат, морят голодом, их санитары бьют.
И вот что удивительно:
Все ходят без смирительных,
И то, что мне приносится, всё психи эти жрут.
Куда там Достоевскому
С записками известными!
Увидел бы покойничек,
как бьют об двери лбы.
И рассказать бы Гоголю
Про нашу жизнь убогую,—
Ей-богу, этот Гоголь бы
нам не поверил бы.
Вот это мука, плюй на них,
Они ж ведь, суки, буйные,
Все норовят меня лизнуть —
ей-богу, нету сил.
Вчера в палате номер семь
Один свихнулся насовсем:
Кричал: «Даешь Америку!»
и санитаров бил.
Я не желаю славы, и
Пока я в полном здравии;
Рассудок не померк еще —
но это впереди.
Вот главврачиха — женщина,
Пусть тихо, но помешана.
Я говорю: «Сойду с ума!»,
она мне: «Подожди!»
Я жду, но чуйствую уже:
Хожу по лезвию ноже,
Забыл алфавит, падежей
припомнил только два...
И я прошу моих друзья,
Чтоб кто бы их бы не был я,
Забрать его, ему, меня
отсю-до-ва!
1965
Примечания.
«Книжка с неприличным названьем» — другое название: «Про хорошую книжку».
Курсивом выделены строки, исполненные лишь однажды. В дальнейшем они не встречались — из двух последних куплетов автор сделал один.
В устоявшемся варианте авторского исполнения некоторые строки звучат по-другому:
9-я — Были слезы, угрозы —
18-я — Что тебя не листали...
20-я — Слишком многие брали.
29 я (окончательно — 21-я) — Не дождаться мне мига, «Сказал себе я: брось писать...» — в раннем из зафиксированных исполнений строки 19 — 24 и 25 — 32 меняются местами.
Публикуемые тексты песен определены по известным на 1 января 1989 года фонограммам авторских исполнений 1965—1974 годов.
Публикация О. Терентьева и Б. Акимова
От авторов.
По-прежнему поступают предложения читателей о публикации интервью с «персонажами» данной повести целиком. Поясним, чтобы больше к этому не возвращаться: воспоминания товарищей и коллег Высоцкого охватывают порой довольно значительные периоды его жизни. Повесть же предполагает развитие событий строго хронологически. Поэтому все интересные материалы, касающиеся творческой судьбы Высоцкого, читателю будут представлены... в свое время.
Что же касается полностью опубликованных интервью, то советуем прочитать книгу журналиста В. Перевозчикова «Живая жизнь» (штрихи к биографии В. Высоцкого), вышедшую в издательстве «Московский рабочий» в конце прошлого года. Несмотря на то, что автор не особенно утруждал себя проверкой сообщенных ему сведений (отсюда досадные неточности — например, а беседе с В. П. Янкловичем и некоторых других интервью), название книги соответствует ее содержанию, «она наполнена живым словом: встречами и беседами с людьми, знавшими Высоцкого,— его товарищами по детству, по театру».