Жора Шлем или кое-что о нумизматике
Жора Шлем или кое-что о нумизматике
Эту историю мне удалось восстановить в ее подлинности, после того как я прочел о ней в пересказе как раз именно того следователя, который принимал в ней участие. Возможно, ради «художественности» или по иным известным ему соображениям он в своей публикации отступил от истины, изменил сюжет, имена действующих лиц. На мой взгляд, история от этого пострадала. Тут она — без прикрас, все как было на самом деле.
Итак, в 20-е годы наркомфином и членом ЦК был старый революционер-подпольщик Г.Я.Сокольников. Страстный нумизмат. Имел коллекцию из 349 редких монет, которыми дорожил необычайно.
И вот эту коллекцию похитили. Никакие замки не взломали, больше ничего не взяли. Вор проник через форточку.
Сообщили в угрозыск. Начались поиски. Никаких следов и результатов. Обычные места, через которые можно что-то нащупать — рынки, комиссионные, скупочные пункты — оказались негодными. Какой вор понесет коллекцию монет в комиссионный или на рынок?
Дни шли, и найти похищенное не удавалось. Сокольников все более и более свирепел. Наконец он вызвал к себе начальника московского угрозыска и сказал: «Куда, к черту, годится ваш уголовный розыск, если вы не можете сберечь от воров даже членов правительства?! Немедленно разыскать монеты! Иначе мы посмотрим, что вы сами за люди!»
Тогда начальник угрозыска вызвал к себе следователя Свердловского района Л.Ш.*, который был известен как спец по замысловатым делам и сказал: «Лева! Горим! Что делать?»
_________________________
*См. «Записки следователя» Льва Шейнина (Д.Т.)
Стали думать. Но ничего в голову не приходило. А от Сокольникова звонки — припекает.
И вдруг от начальника одесского угрозыска телеграмма: «В Москву выехал Жора Шлем».
Тут рассказчик меня спросил:
Вы, конечно, знаете, кто такое Жора Шлем?
Нет.
Вы шутите?
Понятия не имею.
— Тогда вы — босяк. Жора Шлем — это мировое имя. Это специалист высшей квалификации. Граф. Джентльмен. Короче, Жора Шлем — это максимум. Но вы шутите?
— Честное слово.
Безграмотный человек. Вы, наверное, из тех, которые думают, что самые главные уголовники это те, кто стоят в переулке с финкой и говорят: «Отдай кошелек или...» Чепуха. Это люди без профессии. В тюрьме они будут у всех на побегушках. А человек со специальностью, настоящий артист этот тот, кто берет так, что никто не заметит. Самые большие специалисты — это аферисты и медвежатники. Надеюсь, вы знаете, кто такие медвежатники?
Э-э...
Невежда. Медвежатник — это взломщик несгораемых шкафов. И один из наиболее знаменитых медвежатников того времени — Жора Шлем. Это был человек, о передвижении которого сообщалось телеграммами, как о царствующих особах. Жора Шлем! Ну!.. Разве теперь есть такие люди? Теперь нет таких людей! Теперь неинтересно работать... И вдруг — Жора Шлем выехал в Москву! Мы переглянулись, и Лева сказал: «Вот — спасение! Надо будет с ним посоветоваться».
Начальник московского уголовного розыска согласился, и на следующий день мы уже были на вокзале — встречать одесский поезд.
Наконец поезд прибыл. Мы подошли к международному вагону — ясно, что Жора мог ехать только там. И действительно, из международного первой категории вскоре появился Жора. Была зима, и на Жоре красовалась роскошная шуба с бобровым воротником. На голове — боярская шапка, в руках крохотный чемоданчик из крокоди-
ловой кожи и палка с рукояткой из слоновой кости с серебряной монограммой. Жора был уже тогда в возрасте, высокий, сановитый, представительный, с холеной физиономией и благородной сединой. Ну — Шаляпин, бас из Академического оперного.
Заметив нас, он с огромным достоинством поклонился и собирался было проследовать дальше. Но, видя, что мы идем к нему, остановился.
А, — сказал он, — вам уже, конечно, настучал этот дурак из Одессы? Граждане. Я приехал только отдыхать. Вот. (Он открыл чемоданчик, там была шелковая пижама и серебряный несессер с черепаховыми гребнями, щетками и хрустальными флаконами; он закрыл чемоданчик.) Вот. (Он вынул документы.) Я совершенно чист, отсидел свое и могу позволить себя отдохнуть и развлечься. Частные встречи с друзьями и полный покой — вот зачем я сюда приехал.
— Нет, Жора, — сказали мы ему. — Мы к вам по делу. Хотим посоветоваться. Нам нужна только ваша помощь.
— Чем могу быть полезен?
Не здесь, — сказали мы. — Не проедете ли вы с нами?
— Охотно. Куда?
Там у нас есть машина.
— Охотно. Но зачем же к вам в машину? Я могу взять такси.
— Как угодно. Поедем к нам. Побеседуем.
— Охотно. Зачем к вам? Если побеседовать, то лучше на вольном воздухе. Скажем, в сквере, у памятника Пушкина.
— Хорошо. У Пушкина, так у Пушкина. Поехали.
И мы поехали. В его такси. Когда мы начали рассказывать, он предложил перейти в кафе. Официант, увидев Жору, бросился со всех ног и отвел нам лучший столик. Услышав историю, Жора подумал, потом сказал:
— Граждане. Я не нахожу слов. Я возмущен. Что у вас тут делается в Москве? Кто так работает? Что они, с ума сошли, что ли? Кто же трогает членов правительства? Что для них нэпманов не хватает, что ли? Граждане. Вы мне можете больше ничего не говорить. Теперь это уже мое дело. Я обязан вмешаться. Через 48 часов мы с вами встретимся на этом месте.
48?! (Горький смех.) Что вы, Жора! Мы горим!
Ах, так? Могут снять?
Хуже.
Посадить?
Ну, конечно.
— Тогда 24. Через 24 часа, прошу вас. Скорее не могу.
И мы расстались. Мы еле прожили эти сутки. От Сокольникова звонили, и мы соврали, что напали на след. Работники угрозыска сбились с ног и боялись докладывать, что никаких следов не обнаружено.
Когда через 24 часа, минута в минуту, мы прибыли в кафе на Страстной площади (теперь это площадь Пушкина), Жора уже был там.
Граждане, — сказал он, — я вам должен заметить, что у нас все потрясены этой историей. Уже никто не может работать. Ваши люди сбились с ног, и у наших опускаются руки. У нас решено проработать этот случай по всей линии. Чтобы никому неповадно было.
— Очень хорошо! — взмолились мы. — Но где монеты?!
— Монет нет, — сказал он. — Но будут. Дайте мне еще 24 часа. (Мы застонали.) Ничего не поделаешь, — заметил Жора. — Случай из ряда вон выходящий. Нелепый. Бессмысленный. Монеты будут. Но, прошу вас, извините, что я вынужден ставить вам условие. Одно условие. Я не стукач. Вещь будет, человек — нет.
Мы согласились:
Разумеется! Пожалуйста! Делайте, как вам удобно! Только, ради Бога — монеты!
Так плохо?
Ужас.
— Я вас понимаю. Никто как я вас очень хорошо понимаю. Завтра в это же время.
— А нельзя пораньше?
Увы.
И опять сутки. Сутки невыносимых мучений. Под нами горела земля, и мы, ничего не имея, вынуждены были сообщить, что монеты найдены и их везут в Москву.
Назавтра, в указанное время мы были на месте. Жоры не оказалось. Невероятно! Жора Шлем во всей стране, во всем мире был известен своей педантичностью.
Сбежал?! — воскликнули мы, с ужасом глядя друг на друга. — Не смог выполнить обещание и сбежал! Что же нам делать? Ждать?
Прошла минута, две, пять... На пятой минуте появился Жора Шлем. Он был очень взволнован.
Граждане, — сказал он, — я прошу вас меня извинить. Точность — вежливость королей, я знаю, но первый раз в моей жизни. Исключительный случай. Мне так неловко перед вами, что я заставил вас ждать... (он полез в карман и вынул часы)... пять минут. Это непростительно, но... Покорнейше прошу вас извинить...
— Монеты!!! — взревели мы в один голос. — Где монеты?
— Ах, монеты, — небрежно бросил он. — Они где-то тут. — И, порывшись в карманах брюк, он вынул мешочек и кинул его на стол. — Дурак-мальчишка, — произнес Жора. — Новичок. Работает от себя. Но, можете быть спокойны, мы дали ему ума. Мы ему дали понять: или он будет работать как человек, или...
Мы пересчитали монеты. 349 штук. Слава Богу!
Но, послушайте, — сказал Жора. — Я одного не могу понять. Что за, извините, чудак у вас нарком? Что он, другого дела себе не нашел — собирать бронзовые и медные монетки? Да если бы ему было нужно, я ему не 349, а тысячу, две тысячи золотых монет достал бы. Мальчишка так и думал, что это золото. Хорошо еще, что он их не выбросил.
Мы вздохнули свободно: — Спасибо, Жора, — сказали мы, тряся ему руку. — Вы нас выручили. Мы вам этого не забудем.
О чем разговор, — скромно отвел глаза Жора. — Мы же понимаем: мы не будем работать — вы не будете работать. Вы будете работать — мы будем работать. А вы видели, что делается в Москве? Эти три дня. Из-за этого паршивого мальчишки. Из-за этих проклятых монет.
— Что?
Москва — мертвая. Три дня никто из наших не работал. Все искали монеты. Не выпьем ли мы на прощанье по чашечке кофе?
С удовольствием бы, Жора, — сказали мы. — Но мы торопимся. В другой раз.
Не смею задерживать, — заметил Жора. — Никто как я вас понимаю. Желаю здоровья.
И мы расстались.
...Сокольников принял нас немедленно. Как тигр набросился он на мешочек, высыпал монеты и пересчитал их. Все на месте.
Вы не можете себе представить, — он светился от счастья, — как я ценю эту коллекцию. Я собирал ее всю жизнь. Да, а вор? Вы, конечно, поймали вора?
Разумеется.
Кто он? Каков?
— Вор... Н-ну... Вор, как вор... Ничего особенного.
— Я хочу его видеть. Приведите его ко мне.
Как? Сюда? К вам в дом? Что вы... Это грязный, грубый человек... Вор...
— Ничего. Я — старый подпольщик. Я сидел в тюрьме. Был в ссылке. Знаю, как разговаривать с их братом. Не то что вы. Я с ним поговорю! Приведите его ко мне завтра в 12 дня, в мой кабинет.
Мы вышли. Взглянули друг на друга, и начальник московского уголовного розыска сказал: «Лева! Мы опять горим. Вот теперь мы таки горим. Что делать? Теперь, если мы заявим, что вора нет, когда вещь есть, вот тогда он скажет, что мы жулики».
Стали думать. Думали весь день, а потом начальник угрозыска воскликнул: «Лева! Ты идиот! У нас же есть филон!»
А вы знаете, кто такое филон? — спросил меня рассказчик.
Нет, — ответил я.
Вы меня разыгрываете.
— Честное слово.
Тогда вы не только босяк и невежа, вы... Вы просто... Короче, вы — минимум. Филон — это уголовник, который все отрицает и прикидывается помешанным. Такой у него стиль. Так сказать, узкая профессиональная окраска. Дополнительная специальность. Он может вас укусить, опрокинуть стол, бросить о потолок настольную лампу. Он может все. И если врач установит, что он симулянт, филон не смутится, он побьет и врача. И — все отрицает.
Вот мы и решили. Довольно! Хватит Сокольникову играть на наших нервах! Поиграем и мы на его.
Мы таки подобрали ему филончика — детину огромного роста и силы. Четыре человека скручивали ему руки, усаживая в машину. А он брыкался. Наконец его привезли в приемную. Посетителям и секретарше пришлось выйти, ибо филон бил ногами по стульям, швырнул на пол пишущую машинку и еще при этом ругался невероятно неприличными периодами.
Мы зашли к Сокольникову.
Он тут? — спросил нарком, и глаза у него загорелись от любопытства.
— Да, но... (Раздался шум.) — Это он. Буянит. Ругается. И вообще.
— Ничего. Я беру ответственность на себя.
Мы ввели филона. Первое, что он сделал, это очень точно плюнул в Сокольникова и попал ему как раз в лоб.
Как... как вы смеете?! — вскричал Сокольников. Филон вывернулся, схватил пресс-папье и швырнул в наркома. Сокольников пригнулся, и пресс-папье угодило в портрет. Раздался звон стекла.
Уведите! — приказал Сокольников, отступая за кресло. — Уведите его!
Мы вывели филона, который при этом материл наркома всеми морскими загибами.
Когда филона увезли, Сокольников сказал: «Мда... Вот когда я сидел до революции в Бутырской тюрьме, то там...»
...Инцидент был исчерпан.