— "Жора" — (Георгий Васильевич Селезнев)

— "Жора" — (Георгий Васильевич Селезнев)

Почему Жорку, драчуна и хулигана, известного по всей улице Бесики, мать отдала в Тбилисскую музыкальную школу, трудно понять. А ведь угадала, только в Тбилиси бывший шеф-повар столовой может разбираться в пении, именно, с ее легкой руки он запел, потом стал выдающимся певцом, а потом и профессором Петербургской консерватории, которую он заканчивал в советское время, то есть, как Ленинградскую государственную консерваторию имени Н. А. Римского-Корсакова. "Легкая рука" мамы была единственной во всем "убане", которая могла справиться с Жоркой. Мать была основательной женщиной, и Жора с детства ее побаивался, что не мешало ему вести за пределами дома достаточно свободный образ жизни.

Окончив музыкальную школу, Жора Селезнев поступил в Тбилисскую консерваторию, в класс Тамары Георгиевны Савиной. Мягкий, "шаляпинский" бас, со светлыми баритональными верхами, обратил сразу же на себя внимание, и в курсовом спектакле "Евгений Онегин", где мне его довелось услышать, уже не Жора, а Георгий Селезнев делал заявку на серьезного певца.

Здесь в Тбилиси, ни при каких раскладах, сделать карьеру оперного певца было для него невозможно — слишком высок был уровень труппы Тбилисского оперного театра, основанного в 1851 году, во времена великой империи и имперской роскоши, и имеющего высокие музыкальные традиции (Сам Чайковский посещал оперу Тифлиса пять раз в период с 1860 по1890 год, а оркестр оперы давал симфонические концерты еще с 1860 года, с тбилисской оперой связаны имена таких гениев музыки, как Шаляпин, Рубинштейн, Рахманинов). Так что, к моему громадному сожалению, через несколько лет я расстался с Жорой, уехавшему в Ленинград для продолжения карьеры оперного певца. В Ленинграде он стал "дорабатывать" голос в классе знаменитого в далеком прошлом, конкурента Шаляпина по оперной сцене и одного из самых лучших отечественных вокальных педагогов — Василия Михайловича Луканина. Достаточно добавить, что из его класса вышел и выдающийся советский бас — Евгений Нестеренко.

Но это будет потом, а в тот год мы проводили свободные вечера в киноклубе, уходили в жаркие летние дни купаться, прыгать по волнам на бурлящих изгибах Куры около моего дома в Дигоми, или загорать там, зарывшись в шоколадного цвета лёссовых отложениях на береговых наносах.

Часто днем, выскочив с работы, в обеденный перерыв, я перебегал через улицу, проходил двором к старому одноэтажному дому, уцелевшему со времен Ноя, и мы в полутемной, завешенной шторами комнате наслаждались беседой, черным кофе и музыкой, иногда прикладываясь к коньяку, который его мать берегла к празднику.

Я и раньше любил оперное пение, но Жора оказался не только певцом, разбирающимся в вокале, но и знающим много из того, что выходило за пределы собственно голоса. Он много читал, давал мне книги по истории итальянской оперы, демонстрировал особенности вокальной техники и так увлек меня своим темпераментным и восторженным отношением к музыке, что я неожиданно для себя запел. И еще он любил джаз, что для меня было окончательным аргументом в его пользу. Он обожал Гершвина, знал наизусть его "Порги и Бесс", а я наслаждался "Голубой рапсодией" в исполнении Бени Гудмана. Много позже Жора станет одним из первых в Советском Союзе исполнителей партии Порги в этой джазовой опере.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.