Не имей сто рублей, а имей сто друзей
Не имей сто рублей, а имей сто друзей
После этой встречи с боевыми друзьями я стала часто получать письма от однополчан. Прислал письмо и наш комиссар Дмитрий Поликарпович Швидкий. Он рассказывал, что живет в Харькове, работает на тракторном заводе, что вместе с бывшим начальником политотдела корпуса полковником Турпановым разыскивает мой наградной лист, в котором ходатайствовали о присвоении мне звания Героя Советского Союза. Написали уже во многие инстанции, даже в Президиум Верховного Совета СССР.
В конце письма Швидкий спрашивал меня — смотрела ли я фильм «Чистое небо» Г. Чухрая, советовал обязательно посмотреть, так как этот фильм о моей судьбе и о судьбе таких, как я.
Я много тогда получила писем от однополчан, и все советовали посмотреть «Чистое небо». «Что за фильм?» — думала я и, наконец, пошла в кинотеатр. Помню, смотрела и плакала, а сидящие рядом сыновья шепотом, чтобы не беспокоить соседей, уговаривали меня:
— Мамочка, перестань плакать. Это же кино, это артисты играют…
В те дни меня отыскали метростроевцы. Я вернулась с войны не «на коне», а потому считала ненужным идти — все, наверное, думала я, меня позабыли. Ан, нет. «Литературная газета» напечатала очерк Л. Кашина «Егорушка». Метростроевцы прочли его, а затем позвонили в «Литературку» и кричали в трубку, как рассказывал мне Л. Кашин: «Она же наша, наша первостроитель! Дайте нам ее адрес. Мы думали, что ее нет в живых…» Леонид Кашин дал им мой адрес и вот приехала целая кавалькада метростроевцев во главе с редактором многотиражки «Метростроевец» Татьяной Неволиной и фоторепортером. Затем нагрянули Таня Федорова с Ираидой Волковой. Они пригласили меня на встречу с шахтерами метро. После встречи со мной беседовал В.Ф. Полежаев, «Вася — комсомолец», а теперь начальник Управления Метростоя, Герой социалистического труда. (После кончины Василия Филипповича, в Москве одну станцию метро назвали его именем — «Полежаевская»). Беседовали со мной главный инженер Сметанкин, Федорова. Они расспрашивали о моем житье-бытье и сказали, что будут хлопотать перед Моссоветом о выделении мне квартиры из фондов Метростроя.
Я была бесконечно рада и благодарна «командованию» Мосметростроя, особенно Татьяне Викторовне Федоровой — инициатору этого хлопотного дела.
А письма, телефонные звонки не прекращались.
Редактор журнала «Старшина, солдат» сказал мне по телефону, что в Москву приехал польский писатель Януш Пшимоновский и привез мне письмо из Варшавы. Писатель очень хотел встретиться со мной, и вот, на следующий же день, у нас в квартире за столом сидели подполковник Суворов из журнала «Старшина, солдат» и Януш Пшимоновский.
Пшимоновский прекрасно говорил по-русски. Я поинтересовалась, откуда у него такой чистый говор, без акцента. И Януш рассказал:
— В 1939 году мы бежали от гитлеровцев, оккупировавших Польшу. Наша семья жила в колхозе. Я, мальчишка еще, но уже работал трактористом. К концу войны подрос и добровольцем записался в польскую армию, которая формировалась в Рязани — освобождать от гитлеровцев свою родную Польшу. Вот так и научился русскому языку.
Януш подробно расспрашивал меня о войне, удивлялся тому, что я воевала на штурмовике.
— Это ведь далеко не дамский самолет! Да еще водить в бой мужчин ? Непостижимо…
А письмо мне Пшимоновский привез от польского писателя Игоря Неверли вместе с фотокопиями с западногерманского журнала «Дойче фальширмегер». Неверли обращался ко мне:
Дорогой друг!
Спешу отослать Вам документ, который должен Вас заинтересовать. Полковник Януш Пшимоновский, работая над литературной монографией битвы под Студзянками, прочел в западногерманском журнале «Дойче фальширмегер», №5 за 1961 год, воспоминание бывших офицеров и солдат гитлеровской армии. Один из корреспондентов этого журнала рассказывает о своих переживаниях в районе Варка-Магнушевом в августе 1944 года и о подвиге русской летчицы. Место и время говорят за то, что это были Вы, Анна Александровна. Рассказ свидетеля-врага и фотокопии посылаю Вам.
Шлю самый сердечный привет!
Игорь Неверли Варшава 5.04.1963 г.
Писателя Игоря Неверли у нас в Советском Союзе знают по книге о русском докторе Дегтяреве — «Парень из Сальских степей». Его книги — «Лесное море», «Под Фригийской звездой», «Архипелаг возвращенных к жизни» пользовались заслуженной любовью читателей и в Польше, и у нас в СССР.
Игорь Неверли прошел большой и суровый жизненный путь, перепробовал много профессий. Он много лет работал воспитателем в детском доме, который основал известный польский педагог и писатель Януш Корчик. В годы фашистской оккупации Польши Неверли был арестован гестапо по обвинению в коммунистической деятельности и до конца войны томился в фашистских концлагерях: Майданеке, Освенциме, Бельзене и Ораниебурге. Его не раз избивали — пробили голову, поломали кости, но он выжил и после войны под впечатлением событий тех лет написал повесть «Парень из Сальских степей», посвященную героической борьбе советских и польских патриотов против фашизма. Это был рассказ о людях, которые в страшных условиях фашистского плена сумели проявить высокий героизм и мужество. Достоверность фактов и их высокохудожественное воплощение сделали книгу Неверли волнующим произведением. Свою повесть Неверли начинает так: «Не верьте в ад: бог слишком милосерден. Ад был на земле. Майданек, Освенцим, Бельзен…»
Я, помню, читала эту книгу и плакала о замученных, и радовалась живым… Повесть меня настолько взволновала, что мне захотелось поблагодарить автора книги и попросить у него автограф. И в это время я узнала из газет, что польский писатель Игорь Николаевич Неверли приехал в Москву по приглашению Союза писателей СССР. Я тут же написала ему короткое благодарственное письмо за его повесть и пригласила, если найдет свободное время, приехать в гости в нашу семью.
Неверли откликнулся на мое предложение и приехал, да не один, а с двумя польскими поэтами и с доктором В.И. Дегтяревым — парнем из Сальских степей. Доктор прилетел из станицы Цимлянской, где он работал ветеринарным врачом, на встречу с другом. Владимир Ильич Дегтярев рассказал, что книга, написанная Игорем Неверли, полностью восстановила его доброе имя. До этого у него не было никаких доказательств — как и при каких обстоятельствах он оказался в плену, не было свидетелей и того, как он вел себя в гитлеровских лагерях.
— Выходит, иногда стоит писать документальные книги? — смеясь, спрашивал польский писатель доктора Дегтярева.
Стоит, Игорь Николаевич, тысячу раз стоит! И спасибо тебе, дорогой друг, за этот труд… Книга Неверли «Парень из Сальских степей» в Польше стала хрестоматийной. Переиздавалась более десяти раз.
Неверли часто стал приезжать к нам по творческим делам — то на Мосфильм, то Александр Корнейчук пригласит в гости в Киев. Там у Игоря Николаевича на одном из кладбищ покоится мать. Приезжая в СССР, Неверли обязательно звонил нам с мужем и обязательно заезжал «подискутировать», как он называл наши многочасовые беседы. Часто раздавался звонок и из Варшавы.
— Пироги будут? — шутливо спрашивал Игорь Николаевич в ответ на приглашение посетить нас еще раз, а то мы забыли совсем русскую кухню.
— Будут, обязательно будут пироги с картошкой и луком! Будет и любимая вами селедочка под горчичным соусом…
Польский друг смеялся и обещал:
— Обязательно приеду, Анна Александровна. Даю честное слово старого корчековца. — Неверли никогда не забывал, что он ученик Корчека. Он и сам был чудесным педагогом, любил детей и они ценили этот редкий дар.
Однажды Игорь и его жена Зося приехали и привезли с собой малюсенькую собачку. Зося не расставалась с ней даже за столом. Кормила ее со своей тарелки. Откусит кусочек сама и тут же даст откусить собаке. Игорь Николаевич заметил, что мне это не нравится.
— Не обижайтесь, Анна Александровна, на Зосю и на нашу бесцеремонную собаку. Она ведь спасла ее от неминуемой смерти… и Неверли рассказал как это было: — Я работал поздно вечером в своем кабинете, а Зося на кухне переводила с русского на польский книги Коптяевой «Товарищ Анна», «Иван Иванович». Дверь была приоткрыта. И вот, чувствую, собаченка жалобно ворчит и тянет меня за штанину на кухню. Я ее легонько оттолкнул ногой, чтобы не мешала писать. Она убежала на кухню и тут же вернулась назад и опять скулит и тянет за штанину. Я опять досадливо отмахнулся от нее. И вот в третий раз она меня уже с лаем тянет из кабинета на кухню. Я встал, потянулся, поругался на собаку, чтобы Зося слышала и вышел в кухню. Зося лежала бездыханно на полу… Я бросился к ней, затем к телефону — вызывать «Скорую помощь». Стал делать Зосе искусственное дыхание, применил и нитроглицерин, и нашатырный спирт. Но она не дышала… К счастью, «Скорая» оказалась скорой, приехала быстро. Сделали Зосе укол, другой и она пришла в себя. Врачи сказали, что еще бы минут пять и… Вот Зося и не расстается со своей спасительницей.
Я молча положила на тарелку Зоси самый вкусный кусочек мяса для спасительницы…
А в западногерманском журнале «Дойче фальширмегер» («Немецкий парашютист»), бывший офицер гитлеровской армии, писал: «Наша парашютно-десантная дивизия была переброшена из солнечной Италии в кромешный ад Восточного фронта. Под ударами авиации русских мы пережили в тот день очень тягостное состояние. Мне не раз что-то нужно было на перевязочном пункте, и там я был свидетелем такого случая.
С передовой на санитарной повозке привезли русского летчика. Парень выглядел довольно-таки сильно искалеченным в своем обгоревшем, разорванном в лохмотья комбинезоне. Лицо было покрыто маслом и кровью.
Солдаты, которые его доставили, рассказывали, что летчик выбросился из горящего самолета и опустился около их позиций.
Когда в санитарной палатке сняли с него шлем и комбинезон, все были ошеломлены: летчик оказался девушкой! Еще больше поразило всех присутствующих поведение русской летчицы, которая не произнесла ни единого звука, когда во время обработки с нее снимали куски кожи… Как это возможно, чтобы в женщине была воспитана такая нечеловеческая выдержка?!»
Вот так, много лет спустя после войны, я узнала кое-что еще о трагическом дне в моей жизни — взгляд со стороны противника…
Януш Пшимоновский показал мне и отзывы немцев о наших «ильюшах». Вот что они писали:
«Впервые я попал под удары русских штурмовиков 15.8.44 г. вспоминает унтер-офицер 476-го батальона, 55-го полка, 17-й пехотной дивизии: — Штурмовке подвергся наш батальон, отступавший по лесной дороге. Нас застигли врасплох, потери были очень велики. Я насчитал более 25 трупов. Раненых было еще больше. Оставшиеся в живых лишились речи, они были оглушены…»
Другой немец, командир взвода, вспоминает все пережитое мною ранее:
«После такой работы своей авиации русская пехота может продвигаться свободно. Небольшие зажигательные бомбы, применяемые штурмовиками, губительны по своему действию. Если они попадают в танк или бронемашину, последние горят как свечи. Я сам видел, как полыхали три танка, подожженные этими маленькими бомбами. Я не первый день на франте. Мне пришлось пережить не одну бомбежку. Большинство потерь приносит штурмовая авиация. Она устраивает сплошной ад…»
Через год Януш Пшимоновский прислал мне свою замечательную книгу «Битва под Студзянками» с трогательным автографом автора. «Студзянки» это «Магнушевский плацдарм», куда я водила в последний свой бой группу штурмовиков из 15 экипажей. Мы били тогда по танкам врага, которые хотели сбросить наш десант в Вислу. Это был тот плацдарм, где погибла на огненных высотах бесстрашная русская девушка Евдокия Назаркина…
Позже Януш Пшимоновский написал повесть, а по повести сценарий — «Четыре танкиста и собака». Фильм Я. Пшимоновского «Четыре танкиста и собака» в Польше стал многосерийным. Тринадцать фильмов. После выхода очередной серии — шквал писем и звонков — Ждем продолжения фильма.
Собаку в сериале «играл» один и тот же пес «Шарик». Это была очень умная овчарка. Дети писали ей письма… Когда у Шарика отнялись лапы и он ослеп ветеринары предложили усыпить пса. Хозяин Шарика воспротивился. Он кормил его, выносил на руках гулять. Шарик прожил свои шестнадцать собачьих лет и умер естественной смертью. Фильм этот у нас был очень популярен. Большую поисковую работу провели Пшимоновский и наш писатель О.А.Горчаков по Сещенскому подполью — о разведчице Ане Морозовой и польских патриотах. Овидий Александрович Горчаков тоже был разведчиком. Вместе с Пшимоновским он написал документальную повесть «Вызываю огонь на себя» и одноименный сценарий. По сценарию тоже получился фильм — «Вызываю огонь на себя». За него О. Горчаков и Я. Пшимоновский были удостоены премии Ленинского комсомола. Впервые иностранный гражданин получил такую премию. Много лет Януш Пшимоновский занимался поиском советских воинов, погибших на польской земле. Он восстановил более 500 тысяч имен! И вот вышла книга «Память». Советское правительство наградило поляка Пшимоновского орденом «Дружбы народов».
Игоря Николаевича Неверли уже нет с нами… Остались его книги…