Ближе к фронту

Ближе к фронту

В вагоне не продохнуть. Люди сидят, прижавшись друг к другу. Долго молчать в таком «тесном единении» не будешь, и я разговорилась с соседом — пожилым, по всему видно, кадровым командиром. Разговор, естественно, велся вокруг фронтовых событий — других тем тогда не было. Я больше спрашивала — интересно было все разузнать у сведущего человека — и военный отвечал. Лишь единственный вопрос задал он. Зачем, собственно, девушка ты едешь в сторону фронта. Я показала ему свое направление.

— Вот чудаки, — удивился командир, — какой же сейчас в Сталино аэроклуб. Ведь эвакуировался город…

— Не может быть! — воскликнула я.

Сосед мой тяжело вздохнул:

— Однако может, девочка…

Действительно, в аэроклубе никого не оказалось: все эвакуировались. Командир оказался прав. В пустых помещениях аэроклуба гулял вольный степной воздух. Никого не пугая, он гулко хлопал дверями и окнами, озорно бил стекла. Я растерялась: что же делать, к кому обратиться?.. Вышла на улицу, сориентировалась и поспешила к центру, надеясь там найти какое-нибудь нужное учреждение или просто встретить людей, способных дать толковый совет.

Идти одной долго не пришлось. Квартал не миновала, как сзади кто-то ухватился за рукав гимнастерки.

— Ну и легка ты на ноги! — произнес над ухом молодой задорный голос. Едва догнал…

— А стоило ли ? — грубо ответила я и резко повернулась к незнакомцу. Ненавидела я вот таких уличных приставал, особенно неуместных во фронтовом городе.

— Да ты не подумай чего дурного, — голос человека, оказавшегося совсем юным, звучал успокаивающе. — Я видел, что ты заходила в аэроклуб. Подумал — не случайно, стало быть, дело какое привело. Будем знакомы, — парень протянул руку, — здешний учлет Петр Нечипоренко. Не особенно охотно, я все же ответила на приветствие. Настороженность моя еще не прошла, и это не осталось не замеченным.

— Не веришь, что ли? Так вот документы. Сейчас в военкомат иду, а там — на фронт…

— На фронт? — уже с почтением переспросила я.

— А то куда же. Но это тебя мало касается, дело мужское. А догонял тебя, увидя гимнастерку с птичками в петлицах, вот зачем: слышал, завтра с утра кое-кто из начальства приедет. Так что не прозевай…

— За-а-втра. А куда сегодня податься?

Парень улыбнулся:

— Да хоть в театр. Оперный. Последний спектакль идет, — «Кармен», а затем театр эвакуируется. Он здесь в центре, совсем рядом.

Проводила я парня до горвоенкомата. Пожелала ему с возвратиться домой с победой и немножко позавидовала тому, что он уже идет на войну защищать Отчизну. В театр я тогда сходила. Помню на сцену смотрела, словно через матовое стекло. Все виделось расплывчатым, туманным, а ведь сидела в пятом ряду партера полупустого зала. Да, не до спектакля было — мысли уносились куда-то далеко-далеко. Испания, тореодоры, страсть и любовь… Не доходило это тогда, не волновало. И то, что красавица Кармен начала свою знаменитую хабанеру, я отметила как-то полусознательно. Но вот на самой высокой ноте вдруг сорвался оркестр. Певица застыла с раскрытым в недоумении ртом. Внезапная тишина опустилась в зал. Затем маленький сухопарый мужчина прошел по сцене, остановился у самой оркестровой ямы и загремел в тишину:

— Товарищи, воздушная тревога! Просьба ко всем — спуститься в бомбоубежище. Только соблюдайте, пожалуйста, порядок.

Финал спектакля получился непредусмотренным программой…

Из бомбоубежища я вернулась в помещение аэроклуба и обосновалась на ночлег в одном из кабинетов на диване, обтянутом холодным дермантином.

Утром раздался стук в дверь, и тут же на пороге появился широкоплечий ладный человек в форме военного летчика. В петлицах три кубика. Старший лейтенант, стало быть. «Старлей» заметил меня не сразу, так как я лежала на диване забаррикадированная столами.

— Вы что здесь делаете? — спросил он строго.

— Я из Москвы, получила назначение в местный аэроклуб. И вот жду начальство.

Лицо военного просветлело:

— Считайте что мы по одному делу. Мне тоже нужно начальство. За летчиками приехал, — тут старший лейтенант сделал выразительный жест рукой — по всему было видно, что дворец авиации его хозяева покинули и надолго…

— А как же быть?.. — с тревогой спросила я, но вдруг внезапная идея пришла мне в голову. — Так вы за летчиками? Возьмите меня! Вот документы. Они в полном порядке.

«Старлей» внимательно прочел мое предписание из Центрального аэроклуба.

— Что ж, характеристика подходящая. Я беру вас, Егорова. Только все по закону нужно оформить. Поедем в военкомат.

Потрепанный пикап доставил нас к месту. Пробившись через плотную толпу мобилизованных, мы предстали перед комиссаром. Но тот, узнав в чем дело, лишь головой замотал: «Какое отношение она к нам имеет? Из Москвы приехала, пусть туда и возвращается.»

— Да не тяни волынку, майор! Нам летчики позарез нужны, наступал старший лейтенант.

— Не могу, не имею права анархию разводить, — упорствовал комиссар.

Спор ни к чему не привел. Пришлось давать задний ход. Листаревич (старший лейтенант успел представиться) успокаивал меня:

— Да бог с ними, с этими бюрократами. Поедем прямо к нам в часть, на месте все и решим.

По пути заезжаем в госпиталь, лейтенант прихватывает двух летчиков, после ранения, механика, отбившегося от части, и осоавиахимовского летчика. Листаревич повеселел — не с пустыми руками ехал в часть.

И вот мы несемся на пикапе в какую-то 130-ю отдельную авиаэскадрилью связи Южного фронта (ОАЭС). Лейтенант в прошлом сам летчик и старается это доказать, управляя пикапом. Скорость держит, как на У-2 — почти сто километров, не очень-то задумываясь о сидящих в кузове…

Наконец аэродром, вернее, площадка неподалеку от станции Чаплино, в хуторке Тихом. Пропыленные и изрядно измотанные тряской ездой, мы сразу же явились пред ясны очи начальства.

— Маловато войска…

— Эвакуировался аэроклуб, товарищ майор, — оправдывался старший лейтенант, — но ведь орлов привез!

— Орлов? — переспросил майор, — и как-то подозрительно, искоса посмотрел на меня.

Только сейчас я заметила на груди командира орден Красного Знамени и обрадовалась: значит, боевой, значит, никак нельзя упустить случая, и тут же бодро отрапортовала:

— Бывший инструктор-летчик Калининского аэроклуба Анна Егорова прибыла в ваше распоряжение…

— Так ведь нет еще приказа женщин на фронт брать.

— А разве для того, чтобы сражаться за Родину, обязательно нужен приказ?

— И то верно… — майор пристально посмотрел на меня.

— Документы, Егорова, при вас? — голос майора звучал обнадеживающе.

— Так точно!

Я быстро выложила на стол летную книжку, паспорт, комсомольский билет и направление в Сталинский аэроклуб. Внимательно познакомившись с документами, майор обратился к находящемуся здесь же капитану:

— Грищенко! Завтра проверьте у Егоровой технику пилотирования.

Я перехватила взгляд Листаревича. Довольный «вербовщик» подмигнул мне, дескать, все в порядке — считай себя пилотом 130-й отдельной авиаэскадрильи связи Южного фронта.

Заместитель командира 130-й ОАЭС Грищенко для проверки моей техники пилотирования избрал маршрут: хутор Тихий — Симферополь. Полет прошел благополучно и я получила «добро». Позже, когда я уже прижилась в эскадрильи связи, мне рассказали, что Петр Игнатович Грищенко, в прошлом летчик истребитель, после аварии был списан с летной работы, но началась война, и он добился назначения летчиком в 130-ю ОАЭС. Летал замкомэск смело, ему поручались самые ответственные задания.

Как-то в 1942 году под Лисичанском самолет Грищенко перехватили четыре «мессершмитта». Петр так умело и отчаянно маневрировал на своем беззащитном «кукурузнике», что фашисты ничего не могли с ним сделать и убрались восвояси. Правда, лейтенант на изрешеченном самолете не долетел до аэродрома — сел на болото и скапотировал. Наши бойцы помогли вытащить машину, летчик сам отремонтировал, выполнил задание и вернулся в эскадрилью. Докладывая о случившемся, бывший летчик — истребитель признал: «Оказывается, и У-2 самолет! Правда, стрелять не из чего, однако на таран идет запросто…»

Вот такую машину и получила я на третий день пребывания моего на фронте. Не скоростной истребитель, не пикирующий бомбардировщик, а просто У-2. Самолет, с которым связывала меня уже долголетняя служба, самолет, который в годы войны пережил свое второе рождение, и стал называться По-2 по имени своего конструктора — Поликарпова. Самолет, который заслужил славу и восхищение им фронтовиками и ненависть врага.