Глава 49 ТРИУМФ ПОРАЖЕНИЯ
Глава 49
ТРИУМФ ПОРАЖЕНИЯ
Кисс Беннетт приехала в Норвегию в день пятидесятишестилетия Руала Амундсена, 16 июня 1928 года. Вместе с сестрой, Гудрун Маус, она прибыла в Берген и собиралась дальше, на отдых в норвежское высокогорье. Было это ровно через месяц после того, как «Латам-47» приземлился в вестланнском городе на пути из Нормандии. Поисковые операции по-прежнему шли полным ходом; многие по-прежнему верили, что Руал Амундсен вернется.
Несколько дней в Норвегии находились обе подруги полярника. Бесс Магидс по-прежнему жила в «Хёсбьёре», когда Кисс Беннетт поселилась на лето в своей гостинице. Здесь у нее произойдет последняя удивительная встреча с человеком, который некогда готов был отдать все на свете, лишь бы повести ее к алтарю в церкви ее родного города — в Нидаросском[201] соборе.
После исчезновения «Латама» посыпалось множество предложений от ясновидящих, которые горели желанием руководить поисковыми операциями спасательных судов на основе собственных видений. В своих мемуарах Ялмар Ри-сер-Ларсен, в частности, приводит телепатическое послание, якобы полученное им от пропавшего полярника через некоего датского кочегара. «Уполномоченный» Густав С. Амундсен весьма негативно воспринял сообщение, что в смертный час дядя решил обратиться к «предателю». Но как бы мы ни относились к трансцендентным феноменам, едва ли можно сомневаться, кто именно поддерживал с Руалом Амундсеном «беспроволочную» связь.
И Кисс Беннетт, и сам Руал Амундсен, по всей видимости, были совершенно уверены в своих телепатических контактах. Годом раньше Кисс получила подтверждение необычайных своих способностей, когда пережила в видении грядущую смерть матери. В одном из писем она сама рассказывает, как полярник в последний раз явился ей в высокогорной норвежской гостинице: «Однажды утром, когда я надевала чулки, мне отчетливо послышался его голос: "О Кисс, начинается страшная агония". Три дня я ощущала в комнате его присутствие, совсем близко, я могла бы дотронуться до него. Потом все это внезапно кончилось. Я уверена, он умер медленной смертью».
31 августа в море у маяка Торсвог, к северу от Тромсё, был обнаружен поплавок гидросамолета. Очень быстро установили, что поплавок принадлежал «Латаму-47». Он был залатан, причем именно так, как это сделали во время ремонта в Бергене. Значит, Руал Амундсен и его спутники рухнули в море. Только теперь можно было свертывать поиски. Французский военный корабль «Страсбург», норвежский «Турденшёльд», база экспедиции «Италии» «Читта ди Милано», экспедиция американки мисс Бойд на «Хобби» с Рисер-Ларсеном на борту, русский ледокол «Красин», «Веслекари», которым после Грана командовал капитан Вистинг, — все они и многие другие, с самолетами или без, мало-помалу покидали северные воды. Живых людей уже не найти, разве что обломки самолета. Зверобойные и рыбопромысловые суда продолжали вести наблюдения. И все же многие по-прежнему верили, что Руал Амундсен непременно вернется. Или, быть может, спрашивали себя люди, он оставил этот несправедливый мир, чтобы начать новую жизнь в незапятнанной чистоте арктического одиночества?
13 октября нашли бензобак, на сей раз южнее Тромсё. Поплавок из многослойной фанеры свидетельствовал о мощном ударе о поверхность моря; бензобак поведал кое-что еще: была предпринята попытка заткнуть его импровизированной деревянной пробкой, на скорую руку выструганной ножом. Вероятно, после аварии экипаж мужественно пытался заменить потерянный поплавок пустым бензобаком. Говорили, что второй пилот некогда видел, как такое решение с успехом использовалось при аварии.
Мало-помалу сложилась достаточно ясная картина случившегося. Как выяснилось, «Латам» видели с рыболовного судна — он летел в туман. Летчики опасались тумана с востока и потому направились к Шпицбергену более западным курсом. В полосе тумана, где при тогдашних приборах было очень трудно держать точный курс, дул крепкий ветер. Вывод комиссии, изучавшей причины катастрофы, — как сообщает капитан Ховденак — однозначен: в аварии виновата погода. «Критическая зона тумана и ненастья располагалась далеко в открытом море, так что метеостанции не могли ее наблюдать и неотвратимая судьба привела гидроплан к крушению».
После того как «Латам» был вынужден приводниться в бурном море, экипаж испытал сущий кошмар. Долго ли все продолжалось, никто не знает. Хотелось бы думать, что вскоре после потери поплавка и неудачной попытки задействовать эрзац гидроплан перевернулся в штормовом море и шесть человек экипажа быстро скончались в ледяной воде.
Рисер-Ларсен, который опирался не только на телепатические свидетельства, но и лично осматривал бензобак, не был уверен, что смерть пришла быстро. Кисс Беннетт тоже не сомневалась: «Я уверена, он умер медленной смертью».
Во вселенной Руала Амундсена было два решающих фактора: человеческие расчеты и Божия воля. Раз за разом, от «Бельгики» до экспедиции «Норвегии», Божий перст вмешивался и направлял морские волны, небесные ветры и туманы. Раньше Всевышний всегда покровительствовал полярнику. В этот последний раз Он поместил «критическую зону тумана и ненастья» там, где человеческие приборы не могли ее обнаружить.
Вскоре выяснится, что большего чуда с Руалом Амундсеном не происходило никогда; на земле дел у него уже не осталось. Полярник достиг мученичества. И наконец-то мог скрепить свои земные триумфы печатью величайшей победы — духовной. Вслед за сэром Джоном Франклином и сэром Робертом Скоттом Руал Амундсен занял место в небесном пантеоне. Он отдал жизнь за другого человека, в борьбе за спасение своего врага.
Всего за несколько месяцев до гибели Руал Амундсен сказал по поводу Мемориала норвежских моряков, павших в Первой мировой войне: «Они откликнулись на зов отечества и под флагом Норвегии совершили великие подвиги — с радостью пожертвовали всем, даже самой жизнью». Эти необыкновенные слова о жертвах германских торпед многое говорят о стремлении к героизации. Это он еще сохранил. Но все прочее «с радостью» отдал. Руалу Амундсену было нечего терять, когда 18 июня 1928 года около 19.00 он исчез в волнах. Ему было что выиграть.
Говорят, когда Умберто Нобиле высаживали на берег в Северной Норвегии, на набережной собралось множество народа, но никто не хотел принять корабельные швартовы. После возвращения в Италию комиссия по расследованию аварии дирижабля предала его суду чести и лишила генеральского чина. Умберто Нобиле был вынужден покинуть родину и смог вернуться домой лишь после крушения фашистского режима. Ему досталось нести тяжкий крест, до самой кончины в возрасте девяноста трех лет. Мученическая гибель норвежца не облегчила его участь.
В этом финальном единоборстве Руал Амундсен завладел геройским венцом, который Муссолини заготовил для потерпевшего крушение генерала Нобиле. Он с радостью отдал все, и боги были на его стороне. Полный триумф. Руал Амундсен разом победил всех своих врагов. После этого никто уже не мог поставить его моральное право под вопрос.
Итальянский посол в Норвегии, который от имени Муссолини отказался от спасательной экспедиции под началом Руала Амундсена, был вынужден официально (в «Афтенпостен») признать поражение: «Трагическая судьба отняла у родной страны человека, которого все любят и почитают, но одновременно та же судьба дарует Норвегии бессмертного героя, и для Италии Руал Амундсен навсегда останется одним из величайших людей на свете».
После отдыха в Норвегии Кисс Беннетт осенью 1928 года, как обычно, вернулась в Лондон, а затем в Ли-Корт. Человек, который подарил ее жизни так много напряженного волнения и ярко озарил ее мечты, исчез навсегда. А у нее по-прежнему была впереди необычайно долгая, богатая событиями жизнь.
Ее супруг, Чарльз Пито Беннетт, проживет еще долго. Лишь в 1940 году соперник полярника в борьбе за богиню счастья оставит этот мир в возрасте восьмидесяти пяти лет. Сыновья, Альфред и Пито, оба женились в 1936 году на норвежских подругах Хелле Витфельдт и Ольге Ульсен. Тем самым старший соединил свою судьбу с династией владельцев «Афтенпостен», а младший вошел в семью, которая через пароходство «Фред. Ульсен» тоже не раз оказывала услуги полярнику.
В день освобождения, 8 мая 1945 года, в Осло прибыли два британских гидроплана. На их борту находилась военная комиссия союзников, которой предстояло руководить Норвегией от имени победившей коалиции. Одним из четырех членов этой комиссии был командир эскадрильи Пито Беннетт. Прием, оказанный младшему сыну Кисс Беннетт при вступлении в освобожденную столицу, превзошел даже ту восторженную встречу, какой двадцатью годами раньше, по возвращении с 88° северной широты, удостоился Руал Амундсен.
После исчезновения полярника Кисс Беннетт продолжала вращаться среди важных персон. Секретарь королевы Мод сэр Артур Понсонби и его супруга были желанными гостями в Ли-Корте. Мало-помалу дружеские отношения связали Кисс Беннетт и с королевой Мод, и с королем Хоконом. В конце тридцатых годов, когда Беннетты продали Ли-Корт и поселились в Лондоне, она ездила в средиземноморские круизы с датской королевской четой. Когда началась война и король Хокон нашел прибежище в Англии, Кисс была для изгнанника одним из самых доверенных и надежных друзей. Она присутствовала среди гостей и на последнем частном приеме, устроенном во дворце на острове Бюгдё 28 июня 1955 года. В тот вечер старый монарх поскользнулся в ванной и сломал шейку бедра.
Последние годы жизни сложивший регентские полномочия король, ровесник полярника, провел во Дворце, прикованный к инвалидному креслу. Два унылых года в конце жизни, полной гордых свершений, после пятидесяти лет на норвежском троне, — такова судьба Хокона VII.
Кисс Беннетт обладала большим талантом общения. Она любила, когда ею восхищались, и была способна сама выразить восхищение. Совсем юной девушкой жизнь швырнула ее из маленького городка у 63-й параллели в широкий мир. Она научилась с уверенностью, шармом, щедростью и тактом властвовать своим окружением.
Одно из писем Кисс Беннетт брату Трюгве, написанное в декабре 1936 года во время конституционного кризиса, связанного с королем Эдуардом VIII и миссис Симпсон[202], дает живое представление о ее темпераменте, чувстве великого и реального: «Вы просто не в состоянии понять, какие пересуды и возбуждение кипели здесь последние 4 дня — с тех пор как король потерял голову и решил жениться на этой особе, — все настолько фантастично, что ходишь будто в кошмарном сне и ждешь пробуждения, когда услышишь, что все это неправда; но завтра, в понедельник, нашему безумному напряжению, наверное, придет конец — и будем надеяться, что Британская империя не уступит решению безумца, а он вновь обретет здравый рассудок».
Для Кисс Беннетт никакая великая любовь не заслуживала того, чтобы ради нее жертвовать королевством. Тут ее позиция диаметрально противоположна романтическим идеям Руала Амундсена: все или ничего, богиня счастья или смерть в ледяной пустыне. Вероятно, в отношениях с Кисс полярник смог ближе, чем когда-либо, подойти к человеческому счастью — две сверкающие звезды, разделенные, быть может, неодолимым расстоянием, но купающиеся во взаимном блеске и восхищении.
Кристина Элизабет Пито Беннетт скончалась в 1982 году, девяноста шести лет от роду, на элитарном острове Джерси в проливе Ла-Манш. На склоне лет она купила себе дом в этом налоговом раю — с видом на море.
«Да-да, я порву твои письма на мелкие клочки, пусть даже мне будет очень-очень жаль, — так Руал Амундсен пишет в дневнике 1924 года, обращаясь к Кисс, и добавляет: — Пока я этого никогда не делал. И в этот раз тоже».
После смерти полярника Кисс при посредничестве родича, должно быть, выкупила свои письма у владельцев Ураниенборга. Она готова была заплатить цену, которая под стать деликатности.
Однако существовал щекотливый документ, так и не попавший к ней в руки. Дневник, который Руал Амундсен вел, обращаясь к Кисс, занимал совершенно особое место. Поскольку речь в нем шла еще и об авиаэкспедиции 1925 года, отдавать его в Англию, в частные руки, было непозволительно. Вместо этого Густав С. Амундсен в 1940 году продал дневник (в запечатанном виде) Мемориальному фонду Руала Амундсена, Фонд же в свою очередь передал его в дар библиотеке университета Осло при условии, что вскроют его лишь через пятьдесят лет. В 1990 году, когда печати сломали, этот документ позволил заглянуть в глубоко засекреченные отношения между полярником и женщиной его мечты.
Капитан Густав Амундсен-старший скоропостижно скончался зимой 1930 года. Его храбрая жена Малфред проживет еще без малого тридцать лет. Несмотря на все семейные шатания, она была для Руала Амундсена одним из самых близких людей. Херман Гаде говорит о ней как о «человеке тонком и добром, к которому Р. относился с большим уважением и преданностью». Именно в пользу Малфред полярник составил свое завещание, но практически управлять наследством будет ее сын.
«Когда-нибудь это должно кончиться, — пишет Густав С. Амундсен оптовику Петерсону в письме 1929 года, — все в этой стране лучше нас знают, как сохранить память о дяде, нас же — не счесть, сколько раз, — обходили и отодвигали в сторону, так что, пожалуй, вовсе не странно, что мы малость ожесточились, верно?»
В общем и целом можно сказать, что Густав С. Амундсен увековечил дядину память вполне в духе полярника. Он предпринял ряд начинаний, в том числе предложил Оскару Вистингу написать воспоминания. Поскольку же хортенец по части писательства считал себя «полным дураком», «уполномоченный» Начальника взял эту задачу на себя и написал книгу за него.
Во многих пассажах воспоминаний Вистинга, опубликованных в 1930 году, заметна рука человека, который перевел «Мою жизнь». В книге «Шестнадцать лет с Руалом Амундсеном» говорится, что рассказчик (то есть Вистинг) якобы получил от генерала Нобиле лестное предложение: «Прими я это предложение, экономически более чем соблазнительное, как бы я смог тогда смотреть в глаза человеку, который был для меня всем, который гордился мною и во всем мне доверял? Я бы чувствовал себя гнусным предателем — и был бы предателем. Даже просто общаться и выказывать дружелюбие тому, кто причинил ему бесконечно много вреда, было бы для меня невозможно». Вот таков дух непримиримости, некогда приведший полярника к глубочайшей изоляции.
Немногословный Оскар Вистинг, шкипер «Мод», спец по блюдам из собачины и мастер на все руки, умер в 1936-м, в тот самый год, когда полярное судно «Фрам» заняло место у своего последнего причала на Бюгдё. Рассказывают, что он заснул в койке Начальника на борту музейного корабля. Верный до последнего вздоха.
Одно имя полностью стерто из авторизованных мемуаров Вистинга — Леон Амундсен. Хотя на протяжении двадцати лет сотрудничества он был правой рукой и левым мозговым полушарием брата, его все больше вытесняли из героической хроники полярника. После проигрыша в суде и открытых обвинений в «Моей жизни» Леон Амундсен предпочел хранить молчание. Когда гордая гибель подняла Руала Амундсена в ранг святого, брат канул еще глубже в бездну.
После потери Рёдстена Леон Амундсен приобрел уединенную дачу на Несё, по другую сторону Осло-фьорда. В зимние месяцы семья по-прежнему жила в городе, в съемных меблированных квартирах, но брат полярника все менее уютно чувствовал себя в людской толчее городских улиц. На прогулки Леон Амундсен выходил после наступления темноты. И старался год от года все дольше оставаться в летнем уединении.
На даче он выпускал пары, корчуя на участке смолистые сосновые корни. Запасы росли, и каждое Рождество один такой корень торжественно клали в камин. Леон Амундсен жил экономно, по средствам. Внешне продолжалась благопристойная бюргерская жизнь, но стыд, унижение и горечь тяжко давили на плечи Леона.
Осенью 1934 года Леон Амундсен оставался на даче, тогда как семья уже переехала в город; он страдал язвой желудка, но решил лечиться сам. Когда через некоторое время родственники вернулись на дачу, лечить было уже поздно. Он умер в больнице. В годовщину покорения Южного полюса, 14 декабря 1934 года, в «Моргенбладет» появилось сообщение: «Вчера в Осло скончался директор Леон Амундсен. Покойный — брат великого ученого и путешественника Руала Амундсена — много лет был управляющим делами полярника и его полномочным представителем на родине».
Обернись судьба иначе — некролог был бы куда полнее. Норвежцы достигли Южного полюса в декабре 1911 года, однако первый этап начался на Бунне-фьорде еще в сентябре 1909-го, а закончился на Мадейре в сентябре 1910-го. За один год весь план мало-помалу был повернут на 180 градусов, причем наружу ничего не просочилось. Это оказался самый длинный и самый трудный этап состязания за Южный полюс. И Руал Амундсен прошел его бок о бок с братом. Никакой погонщик собак, никакой лыжник не смог бы заменить Леона в этой сложной операции. Без него ни Ханссен, ни Хассель, ни Вистинг, ни Бьоланн, ни Руал Амундсен не достигли бы полюса.
Возможно, кто-то другой поступил бы иначе. Но для Руала Амундсена к цели вел лишь такой путь. Чтобы покорить Южный полюс, ему нужно было обвести весь мир вокруг пальца. Он мог с любым лыжником и погонщиком собак преодолевать препятствия и пересекать полярные плато, однако этап север — юг, упомянутый поворот, можно было осуществить только с самым близким, самым смелым, самым надежным человеком — с братом Леоном.
И цену триумфа им пришлось заплатить сообща. Руал отправился в искупительный поход на север. А когда он не достиг цели, именно Леон стал ему опорой у крайнего предела. Тогда-то и выяснилось, что во вселенной Руала Амундсена крайнего предела нет.
Смерть Леона не была геройской гибелью в снежной буре или в штормовом море, он даже не пустил себе пулю в лоб, как офицер. Скончался от внутреннего кровотечения. Но в конечном счете Леон Амундсен тоже стал жертвой Южного полюса.
Через полгода после кончины Леона Амундсена Ураниенборг был передан норвежскому государству — как мемориал и музей Руала Амундсена. Акт передачи совершил посол Гаде в присутствии короля, премьер-министра и председателя стортинга. Лейтенант устроил все так, как было бы при жизни полярника. Разумеется, впустить публику в приватные комнаты, в кабинет и в ванную, совершенно не в духе полярника, но каждому святому положено иметь свою церковь. У полярника не было могилы — пусть же особняк у Бунне-фьорда станет его мавзолеем. «Руал Амундсен очень близок всему своему народу, — говорит Гаде в заключение своей речи. — Поэтому вполне справедливо, что его дом будет принадлежать всему норвежскому народу, который сохранит его навсегда как священную память о полярнике».
Ожесточенный спор между Херманом Гаде и Густавом С. Амундсеном едва не закончился в суде. В многолетней тяжбе Гаде, к превеликой досаде лейтенанта, пользовался адвокатскими услугами Эйнара В. Нансена. Никто лучше него не знал более или менее тайные делишки вокруг Бунне-фьорда. Щадя память национального героя, Нансен и Гаде в итоге согласились на компромисс: Ураниенборг подарили государству, а Рёдстен, который Гаде изначально хотел превратить в пансионат для моряков, отошел наследникам. Прежде чем дело получило огласку, была поставлена последняя точка в споре о двух злосчастных имениях, из-за которых происходило столько разногласий и возникло стоЛько враждебности вокруг полярника.
Ко времени передачи сам Херман Гаде давным-давно обосновался во Франции. На желанный посольский пост его так и не назначили, но никто не мог запретить бывшему послу в Рио приобрести себе замок там, где он хочет. Фредрик Херман Гаде скончался зимой 1943 года в Шато-Дюмениль в Сен-Дени, на окраине оккупированного Парижа.
За пять лет до смерти Гаде мог прочитать о сенсационном происшествии, которое едва не обратило в ничто все усилия создать другу долговечный памятник. Вечером 11 января 1938 года над Ураниенборгом заметили дым. Как вскоре выяснилось, загорелся флигель — дом Бетти, или Малый Ураниенборг, — где старая нянюшка делила кров с тремя тетками Амундсен. Только благодаря удачному направлению ветра вилла с реликвиями не стала добычей огня. (Пожарная машина застряла в снежных заносах на извилистой дороге.)
Пожар оказался более чем загадочным. В снегу нашли выброшенный из окна сгоревшего дома норвежский флаг с косицами. А чуть поодаль стояла дамская сумка с четырьмя письмами, одно из которых было адресовано бывшему американскому президенту Эдгару Гуверу[203]. И наконец, в золе, оставшейся от жилища нянюшки, обнаружили останки женщины.
Первую половину загадки удалось раскрыть весьма быстро: погибшую женщину звали Юханна Эурдал, тридцативосьмилетняя дипломированная медсестра из Сюккюльвена. В тот день она вместе с сестрой приехала из Вестланна в столицу, чтобы обратиться к врачу по поводу расстройства психики. В кафе на Скуввейен сестра ненадолго оставила ее, отлучившись по делу. Тогда Юханна Эурдал вышла на улицу и поймала такси, которое по узким зимним дорогам отправилось с нею в неблизкий путь до Свартскуга. Последний отрезок пути до Ураниенборга она прошла пешком, через заснеженный лес, некоторое время бродила там вокруг построек, а потом вломилась во флигель, выбросила на улицу флаг, разложила костер и, сидя в кресле, позволила пламени сделать свое дело.
Сумасшедшая женщина покончила с собой — вполне заурядная история. Но почему она сделала это в уединенном мемориале Руала Амундсена?
В одном из писем брата упоминается, что барышня Эурдал служила прислугой в одном из бергенских семейств в Сиэтле. Там она могла контактировать со своим славным соотечественником. Утверждали также, что она работала и в Ураниенборге. В таком случае, видимо, очень недолго, и тот факт, что она легко нашла дорогу к усадьбе, если не сказать к флигелю прислуги, свидетельствует в пользу данного допущения.
Самоубийственный пожар в доме Бетти, пожалуй, не имеет биографического значения; тем не менее он знаменателен как символ многих завуалированных обстоятельств, связанных с историей жизни полярника. Руал Амундсен сам окутывал свою жизнь туманом. Тогдашние историки видели свою задачу не в прояснении неизвестного, а скорее в закреплении мифов, созданных самим полярником. Учитывая огромное значение Руала Амундсена для своего времени, этот биографический вакуум стал необычайно просторным полем для всяческих домыслов. Поразительно, сколь велика была власть полярника над человеческой фантазией. Молчание, секреты, тайные сговоры не только сделали мифом его личность, вся его жизнь обернулась притягательной загадкой. Победы праздновались, но никто не считал погибших на поле брани. И вовсе не вина, а склонность к замалчиваниям привела к тому, что Руал Амундсен и его подвиги так и остались весьма зыбкой территорией.