Глава 35 СЫН МИЛЛИОНЕРА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 35

СЫН МИЛЛИОНЕРА

В тот самый день, когда остатки семейного эксперимента Руала Амундсена, эскимосские девочки Камилла и Каконита, покидают жилище банкрота и садятся в хортенский поезд, полярник пишет важное письмо — Кисс. А кроме того, начинает новый дневник. И ведет его в форме монолога, обращенного к ней: «Нынче послал тебе длинное письмо. Вряд ли оно тебе понравится, но я не мог не быть откровенным».

Полярник гол как сокол. Трансарктический перелет сорвался. Экспедиция «Мод» отозвана домой, хотя на деле шхуне потребуется еще год, чтобы наконец-то выйти из льдов. На родной дом наложен арест. Хаммер, гениальный спаситель, испарился. А брат Леон, крепкая опора в частной жизни и в делах, в ходе летних операций стал ему злейшим врагом.

Без друзей он не остался; есть у него состоятельные спонсоры в широком мире — Херман Гаде и дон Педро Кристоферсен. А еще — Густав, палочка-выручалочка. Возможно, удастся также подтолкнуть кой-кого из злорадствующих соотечественников к раздумьям и самоанализу.

Конкурсный управляющий не стал возражать против уже запланированного турне полярника по Америке, которое позволит выручить средства на выплату жалованья экипажу «Мод». Но чемоданы конфискованы. Он пакует вещи в ящики. «Собираюсь я, думая об Аляске, и багажа выходит много. Ведь я, дружочек, уезжаю в эмиграцию», — пишет он в дневнике, обращаясь к Кисс.

«Из-за событий последнего времени я всегда буду чувствовать себя здесь плохо. И потому останусь по ту сторону Атлантики, пока ты не позовешь. А если ты позвать не захочешь, я, наверно, и помру там, на севере. В теперешних обстоятельствах уэйнрайтский дом представляется мне самым лучшим местом. Там я останусь мужчиной, а здесь — Бог его знает кем. Там здоровая жизнь на свежем воздухе, дающая силу и энергию. Стало быть, там я буду тебя ждать. Если ты полагаешь меня недостойным и звать не хочешь, так и скажи. Ты свободна сделать выбор, и я должен с этим считаться».

Вот так Руал Амундсен подводит баланс. По обыкновению, реальности не играют существенной роли. Конечная остановка изгнанника, дом в Уэйнрайте, принадлежит к конкурсному имуществу и может оказаться проданной еще прежде, чем он доберется в этот далекий край. Самое главное — уехать из Норвегии. Он снова стал Летучим Голландцем. Только по зову Кисс он может вернуться к жизни среди людей. Обобранный и опозоренный, он вручает ей свою судьбу. Взамен ему предложить нечего, нет у него ни белых медведей, чтобы сложить к ее ногам, ни розовых чаек в золоченой оправе, ни загадочных посвящений, ни самолета, названного ее именем, ни укромного гнездышка на берегу зеркального фьорда. Он может предложить ей, жене богача, только себя. И никогда герой-полярник не нуждался в г-же Беннетт так, как сейчас.

Накануне отъезда с Руалом Амундсеном связывается адвокат брата, Альберт Балкен, сообщает о намерении Леона доказать, что Ураниенборг был подарен еще в 1928 году, а значит, не может быть включен в конкурсную массу, но, напротив, после получения от Нильса Гудде официально зарегистрированного документа принадлежит ему, Леону. Опасность, что на судебном процессе всплывет имя г-жи Беннетт, очень велика. В глазах Руала Амундсена это blackmailing[132].

Пугающие перспективы отступают в тень перед новым событием; он получает из Лондона письмо с ответом на все свои вопросы. Новый знаменательный день в хронике полярника: «25 сент. 1924 г. Этот день навсегда останется в моей памяти как самый замечательный, самый прекрасный. Малютка — моя, моя, моя!» У полярника пока есть соломинка.

На следующий день он покидает Норвегию. Обанкротившийся национальный герой бежит из родной страны через черный ход, в Гётеборг. Густав провожает его до Мосса. Отныне он один, но не совсем — у него есть дневник и «беспроволочная», телепатическая связь с Кисс. Вдобавок он получил новое письмо.

«Да, теперь ты добрая и милая. Совершенно как в давние времена». Полярник постоянно грезит о «давних временах». О временах еще до того, как он, поставив все на карту, потребовал, чтобы она ушла от мужа, пока он находился в Ледовитом океане на борту «Мод». Об идиллических днях в разгар окопной войны, когда он месяцами сидел в Лондоне, во всем готовый на ее условия. Тогда она была «добрая и милая». Позднее он вынудил ее продемонстрировать, кто из них сильнее.

Руал Амундсен — единственный норвежец на трансатлантическом пароходе «Дроттнингхольм», «весьма комфортабельном». Жертва банкротства путешествует первым классом и обедает за капитанским столом. Письма от Кисс внушили ему новую веру в жизнь; мир выглядит светлее: «Целыми днями я непринужденно с тобой беседую и шлю тебе тысячи беспроволочных телеграмм. Надеюсь, твой приемничек исправен????» Если плавание на «Мод» напоминало свадебное путешествие без невесты, то сейчас он похож на старого мужа в деловой поездке: «Твой миниатюрный портрет всегда со мной, стоит на ночном столике вместе с часами, которые мне подарила ты, и подушка у меня своя, а наволочки для нее тоже сшиты тобою. Пользуюсь я и твоими носовыми платками. Так что сама видишь. Я полон тобой. Беспроволочные депеши отсылаются днем и ночью и должны быть приняты». Пока он может полагаться на свою «маленькую женушку», он «силен как никогда».

Нет, Руал Амундсен отнюдь не сломлен. Вскоре он, стоя на палубе, наблюдает, как «Дроттнингхольм» оставляет за кормой «Бергенсфьорд» со множеством его соотечественников на борту. А однажды в столовой происходит инцидент, отчетливо показывающий, что в мире он по-прежнему пользуется большой популярностью: «Поистине трогательно было слушать нынче людей. И ведь все они шведы, за исключением одного американца и одного датчанина. Во время обеда оркестр исполнил, в частности, "Воскресный день девушки-доярки"[133]. Вообще аплодировать здесь не принято, но, когда музыка кончилась, все бешено захлопали. Достойная дань уважения моей стране и мне. Красивый жест, от которого на душе у меня стало хорошо». Давненько полярник не испытывал благотворного воздействия аплодисментов.

Само собой, всенародная слава имеет и свои темные стороны. «Мир полон коварных соблазнов, на которые легко попадается тот, у кого нет опоры». Не имеет ли полярник в виду другое плавание? Может быть, ту женщину, с которой столкнулся несколько лет назад, на пути в Ном? Все это нужно забыть — стереть с лица земли. Рядом с Кисс даже самая красивая из здешних пассажирок низводится до положения этакого препятствия в мини-гольфе. «Эти женщины — сплошь сумасшедшие. Я не сказал им ни единого слова, но все они жаждут сфотогр. со мной и отправиться на полюс. На меня они наводят бесконечную скуку. Ты можешь представить себе что-нибудь более нелепое? Я не обращаю на них внимания, благодаря тебе, моя замечательная девочка».

Само собой, Руал Амундсен не отказался от плана великого перелета. «Noch ist Polen nicht verloren[134], — писал он, неисправимый оптимист, дону Педро через несколько дней после банкротства. — Отказываться бесполезно, дон Педро. Отказавшийся сам подписывает себе смертный приговор».

В принципе потерян всего один год. Сотрудничество с тремя норвежскими летчиками продолжается. Контакт с компаниями «Дорнье-Валь» тоже не прерван. На фабрике в Пизе удовлетворились тем, что Хаммер, который, по их мнению, «с невероятным легкомыслием упустил финансирование», больше не участвует в этом предприятии. А вот Рисер-Ларсену немец-директор полностью доверяет.

Прежде всего норвежскому лейтенанту надо выяснить, какова вероятность того, что их давний итальянский союзник Локателли захочет осуществить полярный перелет, опередив их. Директор Шульте-Фролинде не очень верит, что полярный энтузиазм сохранится в Италии до следующего лета, «особенно потому, что фашистский режим получил сильный удар и Муссолини, возможно, не задержится в своем кресле надолго». Перелет через Северный полюс вообще ни одно правительство не включало в свою программу.

Параллельно с имущественными трансакциями Руал Амундсен предпринял несколько безуспешных попыток добыть новые средства для экспедиции. В отсутствие Начальника дальнейшие усилия по обеспечению финансирования берет на себя Рисер-Ларсен, теперь в сотрудничестве с Норвежским обществом воздухоплавания. В прессе проскальзывают намеки, что новый перелет состоится под совместным руководством лейтенанта и старого полярника. Кроме того, экспедиция в режиссуре Общества воздухоплавания не включает перелет на Аляску, ограничиваясь перелетом к Северному полюсу. Пизанский самолетостроитель считает это решение «необыкновенно удачным, ведь, бесспорно, именно в тамошнем регионе должно приобрести опыт, прежде чем отважиться на грандиозное предприятие — лететь на Аляску». Великий план Руала Амундсена мало-помалу стал занимать и умы других людей.

«Я более чем когда-либо за все 53 года моей жизни был близок к мрачному отчаянию», — пишет полярник в мемуарах. Хотя по прибытии в Нью-Йорк он как будто бы находится в на редкость безоблачном расположении духа. Встречает Амундсена агент его импресарио, который, как записывает полярник, «вручил мне твое милое письмо». Он незамедлительно приступает к подготовке статей и докладов для американского рынка. «Кидик, мой всегдашний менеджер, очень доволен перспективами», — пишет он Херману Гаде. Покоритель Южного полюса, как ему и подобает, устраивается в огромном фешенебельном отеле «Уолдорф-Астория». Единственное, что мучает его в мегаполисе, это невыносимая жара.

8 октября наступает переломный момент — внезапно, как по волшебству. За чаем Руал Амундсен встречается с группой журналистов. Через некоторое время его зовут к телефону. Американец по имени Линкольн Элсуорт просит о встрече. «Услышав его голос, — много лет спустя пишет американец в своих воспоминаниях, — я невероятно разволновался, словно молодой охотник, который впервые прицелился в лося».

В дневнике Амундсен отмечает: «Под вечер сюда заходил некто Линкольн Элсуорт, 42 лет от роду, я встречался с ним в Париже во время войны. Сильный, красивый мужчина. Хочет участвовать в нашем перелете. Готов предоставить 20 тысяч долларов собственных средств, но надеется заинтересовать и своего отца, человека очень богатого. Возможно, что-то получится». Полярник еще не решается поверить. Скромный, похожий на бойскаута американец ничем не напоминает мецената.

И все-таки чудо свершилось, в его жизнь вошел новый дон Педро.

Через пять дней они встречаются вновь. «Сегодня обедал с Линкольном Элсуортом, — записывает полярник в дневнике. — Я сказал ему, что нужно собрать как можно больше денег и уже тогда обо всем потолковать. Он просиял. Дескать, его отец очень богат и может с легкостью оплатить всю музыку».

Засим полярник выезжает влекционное турне.

26 октября он опять в Нью-Йорке. В отеле его ждут письма от Кисс. А спустя три дня приходит невероятное сообщение. «Сегодня Элсуорт предоставил мне 90 тыс. долларов, а это означает, что перелет практически обеспечен. Телеграфировал на родину, запросил насчет тамошних перспектив». Он пока не рискует принять новое решение. Старик Элсуорт — в какой мере на него можно положиться? Деньгами-то распоряжается именно он.

Джеймс У. Элсуорт — высокий, худой семидесятипятилетний мужчина, мультимиллионер, типичный капиталист с виллой во Флоренции, замком в Швейцарии и небоскребом в Чикаго. Элсуорты принадлежали к элите американского общества и разбогатели в первую очередь на добыче угля. Взаимоотношения холодного властного отца и единственного его сына были весьма напряженными. Линкольн, рано оставшийся без матери, получил инженерное образование и посвятил свою жизнь поискам приключений. Особенно старику не нравилось, что сын курит трубку.

Впервые Руал Амундсен встречается с некогда энергичным и волевым, но уже изрядно ослабевшим Джеймсом У. Элсуортом у него на ферме, в Хадсоне, штат Огайо. Вернувшись ночным поездом в Нью-Йорк, он телеграфирует Кисс, что денежная проблема решена, самолеты заказаны. После чего сразу же садится за подробное письмо: «Первым делом пишу тебе, потом Рисер-Ларсену, с распоряжением форсировать подготовку экспедиции». Очередность весьма важна. Кисс стимулировала и вдохновляла все дела полярника с тех самых пор, как он вернулся с Южного полюса. Поэтому он вначале информирует г-жу Беннетт в Лондоне и лишь затем шлет важные распоряжения в Христианию. «Итак, я начал все сначала, в этот раз на более здравой и разумной основе», — подытоживает он в дневнике.

9 ноября полярник вторично встречается со старшим Элсуортом, теперь в Нью-Йорке. Одряхлевший отец принимает спортсмена-сына и его седеющий идеал в библиотеке. Гость быстро подсчитывает: «Все стены увешаны картинами, каждая стоимостью не менее 75 тыс. долларов. Тут и там произведения искусства V века до Р.Х. На полу в одной из комнат ковер XI века!!»

В третий раз богач-капиталист заверяет полярника, что предоставляет ему субсидию. Однако же ставит условие: сын должен бросить курить!

Планы Руала Амундсена и Линкольна Элсуорта незамедлительно публикуются в американских газетах. Однако к сотрудничеству с Норвежским обществом воздухоплавания новый партнер относится скептически. Полярник обратился к обществу за поддержкой, когда уже не видел иного выхода. Теперь он может сообщить телеграфом о пересмотре условий, но подчеркивает, что при любых обстоятельствах «Рисер должен срочно заказать те 2 аэроплана».

15 ноября он записывает в дневнике: «Замечательно встретить человека, относящегося к другому с таким доверием, с каким Эле. относится ко мне». Этот человек обладает преданностью Вистинга и толстым бумажником дона Педро, а вдобавок разделяет поразительную убежденность полярника в том, что полет над неведомой ледяной пустыней — наивысшее счастье, какое может выпасть человеку».

Элсуорт дает деньги, но за осуществление планов отвечает Рисер-Ларсен. Оба они — необходимые предпосылки удачного возвращения Руала Амундсена на театр полярных исследований. Чтобы организовать авиаэкспедицию в экстремальных климатических условиях, требуется профессиональная компетентность, которой лыжник и погонщик собак никогда не обладал. Ялмар Рисер-Ларсен, энергичный тридцатичетырехлетний лейтенант авиации, именно тот, кто нужен Руалу Амундсену, чтобы его мечты стали явью. Получив последние решающие телеграммы, лейтенант срочно берет на службе отпуск и приступает к практической организации полярного перелета Амундсена и Элсуорта.

«16.11. 12-я годовщина! Чудесный день. Столько прекрасных воспоминаний. Доброй ночи. Храни тебя Господь». В разгар лихорадочной деятельности полярник отмечает юбилей. Двенадцать лет минуло с тех пор, как он повстречал в лондонском отеле «Сесил» богиню счастья. С тех пор томные звуки его мандолины прилетали к ней из самых отдаленных уголков мира. А теперь, очень скоро, она увидит, как он поднимется в воздух и возьмет курс на Северный полюс!

Но прежде ему предстоит еще одно лекционное турне.

Приезжая на новое место, он всякий раз сгорает от нетерпения: нет ли писем из Лондона? Все ее весточки читает с жарким интересом, но и с подспудной тревогой: «Чудесное письмо, однако, дружочек, похоже, ты все время очень занята — графы и графини, герцоги и герцогини! Стало быть, и на балы выезжаешь, и танцуешь?» Впрочем, это отнюдь не намек, что у него есть пусть даже незначительные сомнения. «Твои письма дарят мне огромную радость и счастье. Я знаю, ты моя навеки, все сомнения развеялись».

Мысленно полярник вместе с Кисс, которая проведет Рождество в родном Тронхейме. Сам он возвращается в свою любимую «Уолдорф-Асторию»: «Прибыл сюда нынче в 9 утра — видела бы ты их! Лица у всех — от коридорных до управляющего — просто сияли. Пришлось с каждым поздороваться за руку! Кажется, все меня любят».

Однако в Нью-Йорке ждут непредвиденные сложности: «Спешно приехал Элсуорт. У него уйма неприятностей с отцом. С этим старым сумасбродом никак невозможно поладить. К тому же он тяжело болен. Так вот ему взбрело в голову, что сын должен отказаться от экспедиции. Сын ответил решительным "нет" и навсегда распрощался с отцом и домом».

Старший Элсуорт готов оставить в распоряжении полярника 80 тысяч долларов — в обмен на уход сына из воздухоплавания. «Заманчиво для бедняка… но не для меня! Поступить так может лишь трус и предатель. Именно Линкольн Элсуорт дал мне шанс вновь подняться, и потому я всегда буду ему верным другом. Больно сознавать, что я причина семейного разлада, но, увы, в нынешних обстоятельствах это неизбежно».

Что касается американских кредиторов, Руал Амундсен и тут должен пройти через банкротство. Но он принимает новое унижение с большим спокойствием. Молодой Элсуорт подарил ему черное пальто с каракулевым воротником, подбитое норкой, — «я теперь прямо-таки миллионер!»

Новые друзья обедают в «Сент-Реджисе». Однако в мыслях — и в дневнике — полярник спешит прочь из зимнего мегаполиса: «Завтра сяду с тобой в поезд, и в 7 час. вечера мы вместе сойдем в Тронхейме. Ура, сочельник проведем дома, будем танцевать вокруг елки и петь: веселого Рождества!»

Полярник проводит сочельник в гостиничном номере, наедине со своими мечтами: «Спасибо тебе, спасибо, милая женушка, за рождественский подарок. Очень полезный шарф! Но я припрячу его до нашей встречи. Здесь в этаких ярких цветах ходить негоже!»

В своих воспоминаниях «За горизонтом» Линкольн Элсуорт пишет об этом времени как об «ужасной зиме»: он конфликтует со старым больным отцом, который очень быстро пожалел, что согласился поддержать гибельный перелет к Северному полюсу.

Старший Элсуорт отчаянно старается вырвать сына из лап полярника. «Господи, опять невезение, — записывает Амундсен в дневнике 26 декабря. — Я был совершенно уверен, что Элсуорт на моей стороне, и вдруг сегодня он заявляет, что выйдет из игры, если я не сумею обеспечить третий аэроплан. Да-а, хорошенькое дело. И в чем же причина? Он вдруг до смерти перепугался — наверно, кто-то сказал ему, что это будет поопаснее прогулки на Пятой авеню, вот он и ищет способ выйти из игры. Сколько же на свете настоящих мужчинУ. Может статься, старик Э. теперь оспорит мое право на самолет. Посмотрим! Предложить мне, милая Кисс, особо нечего, но мужества у меня пока что хватает».

Уже на следующий день полярнику становится ясно, что он неправильно понял Элсуорта, который явно пытается хоть в чем-нибудь пойти навстречу отцу, не ставя под удар основы экспедиции: «Нынче с Элсуортом все прошло благополучно. Я совершенно неправильно понял его вчера и беру все свои слова обратно. Для него в этом перелете вся жизнь». Сын миллионера вручает полярнику свою судьбу.

Как бы то ни было, к Новому году удается достичь определенного компромисса. Видимо, свою роль сыграли здесь и Элсуорт-старший, и Общество воздухоплавания. Поскольку очень скоро выясняется, что достать средства на третий самолет невозможно, Амундсен и Элсуорт отказываются от изначального плана лететь на Аляску и соглашаются рассматривать свое предприятие как рекогносцировку для «будущего трансполярного перелета». В своих мемуарах Элсуорт пишет, что они с Амундсеном, невзирая на все свои клятвы, втайне решили «лететь до Аляски, если все пойдет хорошо».

Совокупные издержки на осуществление воздушной экспедиции далеко превысят сумму, которую мог обеспечить Элсуорт. Полярник рассчитывал, что его норвежские компаньоны сумеют собрать недостающие деньги. В связи с этим имения на Бунне-фьорде снова привлекаются к финансированию.

Пока друг был в отъезде, Херман Гаде обратился к дону Педро Кристоферсену с предложением сообща реализовать план покупки по настоящей цене — вдвое выше той, какую полярник назначал перед банкротством, то есть за 40–50 тысяч крон. Старый магнат, разумеется, готов сделать такой дружеский жест, чтобы выручить друга из беды. В итоге недостающая сумма скоро начисляется на амундсеновский счет у адвоката Нансена и ждет распоряжений.

Норвежское общество воздухоплавания незамедлительно предлагает вложить эти деньги в экспедицию. Руал Амундсен соглашается — скрепя сердце — направить запрос двум своим спонсорам. Однако ж Гаде чует недоброе. Он не только отклоняет запрос, но и поручает адвокату Нансену, «если проблема приобретет актуальность, купить дома от моего имени». Так было нужно, чтобы защитить полярника от него самого и от других.

Тем не менее вопрос с правом собственности на два дома отнюдь не разрешен, хотя деньги на покупку есть и их вполне достаточно. Конкурсный управляющий готов позволить Руалу Амундсену выкупить имения через его друзей Гаде и дона Педро, но главный кредитор, Леон, категорически против. Он по-прежнему считает эту недвижимость своей и решает обратиться в суд. Как для Руала, так и для Леона речь идет уже не о двух шале, а об отстаивании своих прав.

В отсутствие полярника за Ураниенборгом присматривает Густав, тогда как Леон постоянно живет в Рёдстене. «Последний раз, сойдя на Болерудской пристани, — пишет Ежик полярнику, — я встретил Леона. Я воспользовался случаем, подошел и спокойно высказал ему все, что у меня на сердце. Могу только сказать, выглядел он жалким и несчастным».

У Леона тоже было что высказать Густаву, но все это его адвокат излагает в письме окружному судье: «Означенные места и раньше, и теперь усиленно используются контрабандистами, например, бухта возле Ураниенборга в отсутствие г-на Руала Амундсена использовалась как перевалочный пункт для спиртного и проч. Сейчас г-н Руал Амундсен в отъезде, и г-н Леон Амундсен, заметив на фьорде изрядное оживление, справедливо опасается, что данная территория, возможно, опять используется контрабандистами».

Кстати говоря, в рождественские дни полярник получил от своего богатого нового друга предложение касательно постоянного места жительства. Линкольн Элсуорт готов предоставить ему средневековый замок Ленцбург в Швейцарии, где он сможет в тишине и покое провести остаток дней. Согласно дневнику, Амундсен назвал в ответ другую альтернативу: «Погодите, вот побываете в Лондоне, тогда увидите, где я проведу остаток жизни!!!»

Именно сейчас, через шесть лет после старта экспедиции «Мод», Руал Амундсен как никогда твердо уверен, что совсем скоро он и Кисс будут вместе. Новогодний вечер тоже посвящен ей: «12 лет! Печаль, радость, веселье, боль — все это мы испытали лишь затем, чтобы год от года постройка наша становилась все роскошнее и прочнее. Да, благодаря тебе, прекраснейшая из женщин, мы преуспели. Нет слов, чтобы передать, скольким я обязан тебе. Благодарность — единственное, что я могу предложить тебе сейчас. А позднее, надеюсь, жизнь в самой нежной любви. Ты знаешь, милая женушка, я с тобой, ты ведь чувствуешь это все время, каждую секунду?»

Прямо-таки торжественная речь после двенадцати лет, прожитых под одной крышей. На самом же деле он ни на шаг не приблизился к семейному счастью. Но за минувшие годы рухнуло так много иных построек, вот почему эта необходима ему как никогда.

На следующее утро, первое утро 1925 года, он просыпается — в мыслях — рядом с ней: «Доброе утро, поцелуй и самого тебе счастливого нового года. Чувствуешь на лбу мой поцелуй? На глазах? На щеках? На губах? На груди? Нет, тут мне лучше умолкнуть. Кстати, хорошее начало для первого дня года!»

5 января 1925 года полярник выезжает в новое турне, с диапроектором. Как и ожидалось, лекции вызывают интерес, за время разъездов по Америке Амундсен может отослать на родину, в «пасть льва», 27 тысяч крон. И все же в ходе этого последнего турне его одолевает растущая тревога. Экспедиция под контролем, конкурсное производство идет своим чередом; неуверенность гнездится много глубже. Он чувствует, что Кисс ускользает от него. «Где же ты?» — спрашивает он уже через неделю после Нового года. Полярник должен знать обо всех ее передвижениях. Должен быть рядом, где бы она ни находилась.

За считаные недели роскошная и прочная постройка их взаимоотношений начала шататься. Ему кажется, что письма приходят реже; он подозревает ее в переписке с другим мужчиной. После вечерней лекции 18 января пишет: «Не знаю, со мной ли ты еще. Ради Бога, развей сомнения, которые вновь терзают меня. Прости». Последнее ее письмо датировано 26 декабря — никакой весточки к Новому году.

В Бостоне он останавливается у Горация, младшего брата Хермана Гаде. Там и получает телеграмму: Кисс хворала. «Господи, что с тобой было? Срочно напиши. Дай-то Бог, чтобы ты уже поправилась». Турне продолжается, он в растерянности. «Быть может, твоего письма мне будет достаточно, а быть может, и нет». Через три дня, 23-го: «Доброе самочувствие покинуло меня. Опора под ногами, казавшаяся такой прочной, шатается». Его обуревает ревность — к бизнесмену-канадцу, другу семьи: «Мысль о Кэмпбелле нейдет у меня из головы. Ты чуть было не вступила в переписку с одним мужчиной, 10 лет назад». Мысленно полярник все время возвращается в годы окопной войны.

27 января он опять в Нью-Йорке. Любовных писем в гостинице нет. Вдобавок в городе разыгралась метель: «Пятая авеню превратилась в узенькую тропинку. Здорово!»

Вместо желанных писем от Кисс приходит неотвратимое письмо от старшего Элсуорта. Тот совсем ослаб здоровьем и надиктовал текст доверенному сотруднику, но подписал собственноручно: Джеймс У. Элсуорт. Старый делец заявляет, что Руал Амундсен неоднократно нарушил соглашение о финансировании, заключенное ими на ферме Элсуорта в Огайо. Полярников способ решать деловые вопросы привел к тому, что старший Элсуорт полностью потерял доверие к практическому осуществлению экспедиции. Старик пишет, что эти огорчения успели вконец подкосить его здоровье. Он уверен, что сын погибнет во время перелета, а поскольку решение лететь остается в силе, сам он тоже не «переживет этого испытания». В последний раз сломленный отец пытается спасти жизнь единственного сына. Аргументы логичны, однако бесплодны. Линкольн Элсуорт вручил свою жизнь Руалу Амундсену.

Еще несколько дней ланчей, обедов и докладов — и вот 3 февраля 1925 года полярник поднимается на борт судна, которое доставит его обратно в Европу. Перед отъездом он наконец-то получает письмо. «Я тебя не понимаю. Ты спрашиваешь, на каком пароходе я возвращаюсь, а ведь я точно помню, что сообщал тебе об этом в 5 разных письмах».

Давным-давно было ясно, что вернуться полярник рассчитывал через Лондон. Мысль об отъезде на Аляску была отложена в тот самый миг, когда на столе появились элсуортовские доллары. Судя по всему, г-жа Беннетт не видела причин подогревать в полярном путешественнике желание приехать в столицу Британской империи. Кисс ободряла его на пути в Америку, но чем ближе он был к Европе, тем сдержаннее она становилась. Его богиня жила в Лондоне, а вот герою ее мечтаний следовало обретаться в хижине на берегу далекой, суровой Аляски.

Едва полярник поднимается на борт американского парохода, как ему передают приглашение капитана во время корабельных трапез сидеть за его столом, по правую руку от него. «На английском пароходе об этом и речи бы не было». В целом на сей раз он чувствовал себя в Америке необычайно популярным. «Когда я вчера вошел в каюту, на столе стояла громадная ваза с изумительными розами». И ей, Кисс, не стоит быть слишком уж уверенной: «Если мужчины "помешаны" на тебе, то и вокруг твоего друга, между прочим, увиваются кой-какие девицы. Доброй ночи».