«Черный Петр»
«Черный Петр»
История «Черного Петра» началась с тоненькой рукописи, которую кто-то мне принес. Она принадлежала скульптору Ярославу Папушеку, и он не собирался ее публиковать. Действие рассказа происходило в бакалейной лавке вскоре после войны, так что мир, описанный Папушеком, был мне отлично знаком, и я видел, что описан он хорошо. Мне понравились и сюжет, и персонажи. В общем, у меня создалось впечатление, что в этой новелле могла быть описана и моя жизнь.
Я связался с Папушеком, чтобы узнать, не заинтересует ли его перспектива совместного создания сценария. Мы сразу же договорились, и сценарий был готов очень скоро, причем мы перенесли действие в современный универмаг, то есть в начало шестидесятых годов. Мы следили за судьбой молодого человека, которого приводит туда на работу старый бакалейщик. Молодому человеку приходится главным образом следить за магазинными воришками. Его учат быть сознательным гражданином, то есть доносчиком, а он не оправдывает надежд. Ему больше хочется думать о девчонках и проводить время с приятелями. Когда наконец он видит, как старушка что-то украла в магазине, он не находит в себе сил задержать ее. Он идет за ней на улицу и потом отпускает, чем окончательно разочаровывает своего начальника и отца.
Когда у нас с Папушеком был готов сценарий, Шебор начал выяснять возможность недорогого производства на «Баррандове». Может быть, ему не удалось бы получить «добро» от студии, если бы не вмешательство Войтеха Ясного, молодого человека, обладавшего непонятным влиянием; он учился снимать фильмы в Москве и в это время как раз начинал работать самостоятельно.
Мне легко удалось найти молодых актеров для фильма. Я уже давно хотел работать с Владимиром Пухольтом. Мы встретились впервые на съемках «Дедушки-автомобиля». Он был тогда очень молод, но произвел на меня неизгладимое впечатление на пробах, и я с тех пор помнил о нем. Теперь он был уже староват для главной роли в «Черном Петре», но я взял его на роль приятеля героя, каменщика. Я снял три фильма с Пухольтом и считаю его одним из самых талантливых актеров, с которыми я когда-либо работал.
Долго не удавалось найти исполнителя роли отца героя. Иван Пассер работал над фильмом вместе со мной и Папушеком, и однажды вечером он должен был просматривать пробы дирижера для «Если бы не эти оркестры». Каким-то образом он перепутал просмотровые кабины и увидел не ту пленку. Вернулся он в большом возбуждении.
— Тебе надо посмотреть этого типа, Милош. Это просто вулкан человечности.
Иван был прав. Я взял шестидесятилетнего дирижера в мой документальный фильм уже на следующий вечер. Ян Востржил согласился на эту роль, но только потому, что он жил духовой музыкой и готов был сделать для нее все. Я спросил Востржила, не возьмется ли он и за роль отца в «Черном Петре», но он отказался наотрез. В этом фильме не было духового оркестра, а выставлять себя напоказ он не хотел. У него и без этого хватало забот в жизни. Я продолжал настаивать. Наконец нам удалось заключить соглашение. Он согласился пройти пробы на роль отца, а я, в случае если мы возьмем его, придумаю, как включить в сценарий духовой оркестр.
Вначале мне показалось, что Востржил немного стар для роли отца. Он вполне мог быть дедом Ладислава Якима, игравшего главную роль. Но когда оба актера стали пробоваться вместе, эта разница в возрасте помогла более остро обозначить возникающий между ними конфликт, и я понял, что логическое несоответствие часто дает возможность лучше показать драматическую правду. В конце концов мы воткнули в сценарий духовой оркестр.
Жену Востржила в «Черном Петре» играла пани Матушкова, которую мы нашли, подбирая квартиру для съемок. Мы пришли посмотреть, подойдет ли ее дом для жилища нашего ученика продавца. Женщина крайне нуждалась в деньгах и не хотела рисковать, поэтому она напекла целый поднос бухт, жирных пирожков из сладкого теста с творогом или сливовым джемом, и закармливала нас ими. Дом нам подходил, бухты были потрясающими. А когда я увидел эту возбужденную, толстую, седовласую матрону, очаровывавшую нас своим кулинарным искусством, меня как громом поразило, и я спросил ее:
— Пани Матушкова, а вы не хотели бы сыграть в нашем фильме роль матери?
— О Господи! Вы что, думаете, я кинозвезда? — Эта мысль рассмешила ее. — Я этого не умею!
— Да умеете! Вы ведь умеете печь бухты?
— Ну печь-то я умею…
— А больше от вас ничего и не потребуется.
И мы пожали друг другу руки.
Спустя несколько недель настало время снимать ее сцену. Предполагалось, что она должна вмешаться в резкий спор между учеником продавца и его отцом. Когда утром группа приехала в дом пани Матушковой, повсюду стояли бухты. Бедная женщина пекла всю ночь. На всех подоконниках стояли блюда с пирожками, духовки были накалены, в кухне на полу стояла бадья с тестом. Все утро, пока мы устанавливали оборудование вокруг ее утвари, пани Матушкова впихивала в нас бухты. Они были очень вкусными, но кроме этого, они были жирными и сытными, так что скоро у пани Матушковой начался нервный стресс: каждую минуту кто-нибудь отказывался от бухт, и она решила, что ее карьера актрисы не состоится. Едва ли она вообще заметила, что эта карьера уже началась.
— Пани Матушкова! Можете вы просто постоять здесь и посмотреть, как они скандалят? — говорил я и ставил ее на нужное место. — Прекрасно! Теперь я хочу, чтобы вы им сказали, что вы думаете по поводу того, что сказал мальчик. Ведь вам не нравится, что он говорит, правда? Это очень нагло, так? Прекрасно, начали.
Пани Матушкова делала глубокий вдох и высказывала обоим актерам все, что она думала. Она была совершенно естественной, свежей и непредсказуемой — ее исполнение в фильме было не хуже, чем ее бухты.
Именно так я всегда работал с непрофессиональными актерами, я никогда не показывал им сценарий. Я помнил его дословно, поэтому я просто начинал проигрывать их сцены, объясняя, чего хочу от них добиться. Я должен был убедиться в том, что они понимают, о чем пойдет речь в эпизоде и что они должны изображать. После этого мы сразу переходили к съемке эпизода. Непрофессиональные актеры обычно запоминали те несколько фраз, которые я говорил, а все остальное додумывали и доделывали сами. Когда все шло хорошо, исполнители оставались самими собой и слова, которые приходили им в голову, оказывались абсолютно к месту.
Однако для того чтобы работать с непрофессиональными актерами, нужен хорошо разработанный сценарий. В отличие от настоящих актеров, которые всегда могут спрятать недоделки, они не могут сыграть фальшивую сцену. Непрофессионалы просто не могут сделать того, что кажется им неестественным. Кроме того, они могут выдержать ограниченное число повторов. После трех или четырех дублей они начинают механически повторять то, что делали раньше, и вся прелесть настоящей жизни из их исполнения улетучивается. При монтаже «Черного Петра» мы часто брали именно первые дубли.
Опытные актеры не обращают внимания на людей на съемочной площадке и волнуются только перед камерой, а непрофессионалы обычно не обращают внимания на камеру, но их пугает толпа, поэтому я научился экономить время, оставляя на площадке только знакомых им людей. Я понял, что с помощью этой уловки с непрофессионалами можно работать быстрее, чем с настоящими актерами.
Мы сняли «Черного Петра» и «Если бы не эти оркестры» за семь недель, потратив на это примерно 70 000 долларов — Папушек, Иван и я жили в одном гостиничном номере, и единственным удовольствием, которое мы позволили себе за это время, были бухты пани Матушковой.
Я настолько не знал кухни кинопроизводства, что для меня не существовало ничего невозможного, хотя во время съемок я испытал несколько приступов панического ужаса. Я смотрел, как пан Востржил, или пани Матушкова, или молодые ребята делают очередной дубль, и все, что я видел, казалось мне таким банальным, что я пугался. Господи, думал я, это так скучно! Кому захочется это смотреть? Ведь тут ничего нет, просто скучающие ребята пытаются развеселиться, просто собачатся родители, просто начальники пилят своих подчиненных. Неужели люди будут платить, чтобы это увидеть? Для этого достаточно просто посмотреть вокруг.
Сцены казались такими примитивными, настолько лишенными воображения и остроумия, такими жутко обыденными, что мне приходилось сдерживаться, чтобы не «оживлять» их какими-нибудь шуточками, розыгрышами или скрытым драматизмом. Я все время повторял себе, что так и должно быть: именно так происходит в реальной жизни, просто этого никогда не показывали в кино. А окончательный эффект будет получен от всего фильма в целом и от контекста. Нужно собрать воедино все самое «реальное», то есть самое банальное в жизни, чтобы получилась настоящая сатира на эту самую жизнь.
Самый трудный эпизод в «Черном Петре» пришелся на конец съемок, и это стало кошмаром для всей группы. Нам нужно было снять длинный эпизод на танцах, но у нас не хватало денег, чтобы пригласить массовку. Единственный выход — арендовать танцзал в Колине, объявить бесплатный вечер танцев в субботу и снять людей, которые туда придут. Нам нужно было отснять семиминутный кусок, и у нас было на это время с восьми вечера до полуночи. Второго шанса не будет. Те же самые люди во второй раз не придут. На съемках этого эпизода все члены группы должны были работать с точностью швейцарских часов, и я больше чем когда-либо рассчитывал на помощь Ивана.
В четверг утром Иван отправился на разведку. Он хотел найти какие-нибудь типажи, какие-то интересные лица, чтобы пригласить этих людей на наш танцевальный вечер и не зависеть целиком от случая. Его не было весь день. К вечеру он тоже не пришел, и я лег спать в бешенстве. Утром проснулся — кровать Ивана была пуста. Никакой записки для меня у администратора. Я проклял его и занялся всей подготовкой вдвоем с Папушеком. Мы заранее отменили съемки в эту пятницу, чтобы иметь возможность порепетировать с актерами, установить свет, расписать всю съемку по кадрам, все наладить.
Весь день я ждал, что Иван вот-вот появится, но его не было… В ту ночь я проспал мертвым сном измученного человека всего несколько часов, а когда проснулся — кровать Ивана все еще пустовала. Больше я не сомкнул глаз. Я придумывал, что ему скажу. Я собирался высказать ему все, что думал о его исчезновении в такое время, о его предательстве в тот момент, когда я так нуждался в нем. Он должен был когда-то появиться, и я надеялся, что он будет ждать нас в зале, но и там его не было.
За все годы знакомства с Иваном, а к тому времени это составляло примерно половину нашей жизни, я не помнил случая, когда на него удалось бы повлиять угрозами. На него ничто не действовало. Он никогда никуда не приходил вовремя, и вся его жизнь строилась по ему одному ведомым законам. Это бесило меня, но в душе я этим восхищался. А теперь дело обстояло иначе. Мой первый фильм, вся моя карьера, даже вся моя жизнь зависели от этого случайного, дурацкого танцевального вечера и десяти страниц сценария, которые мы должны были отснять сегодня. Я решил, что во имя спасения фильма буду держать себя в руках, когда Иван появится. Я просто схвачу его и заставлю что-нибудь делать.
Я плохо помню, как прошел этот субботний вечер. Мы хватались то за одно, то за другое, но каким-то образом мы все успели. Наступила ночь. Иван так и не пришел. Больше ничто не мешало мне убить его, но я слишком устал, чтобы думать о нем.
Мы с Папушеком добрались до гостиницы в два часа ночи. Я отпер дверь номера и увидел Ивана, сидевшего за столом. Кровь ударила мне в голову, но, прежде чем я взорвался от ярости, Иван посмотрел на меня со своей милой, невинной улыбкой:
— Милош! Как же ты мог так бросить меня? Я рухнул на кровать и зашелся от смеха. По сей день я так и не знаю, где Иван был и что он делал в эти три самых длинных дня моей жизни.