Послесловие

Послесловие

В 1932 году по стране прокатился клич: "Комсомолец — на самолет!"

И я, студент композиторского факультета Московской консерватории по классу Виктора Аркадьевича Белого, поступил в летную школу.

С тех пор всю свою жизнь я связал с авиацией: инструктор аэроклуба, военный летчик, преподаватель тактики авиации в военной академии имени М. В. Фрунзе.

Уже давно позади остались годы летной работы. Самые сильные впечатления из двадцатилетнего "крылатого" периода относятся к военной поре. Они врезались в память, оставили рубцы на сердце, до сих пор бередят душу и не дают покоя…

Я давно собирался написать книгу о боевых друзьях-летчиках, техниках, воздушных стрелках, оружейниках нашего прославленного штурмового авиационного полка. О людях, чье место с первых дней войны было на самом кончике стрел, которыми на военных планах изображают направление главного удара.

У меня сохранились фронтовой дневник и летная книжка с описанием всех боевых вылетов. Есть краткие записи о том, что сам видел и пережил. Но ведь многое прошло и рядом, но в стороне.

Тогда пришла мысль обратиться к живой истории: к тем, кто остался жить. Но время безжалостно и к ним. Где они? Что сохранила их память?

Итоги розысков однополчан — список 130 адресатов, размноженный в типографии и разосланный каждому.

Завязалась переписка, а вслед за письмами начались радостные встречи. Вначале от случая к случаю ("С фронтовым приветом"), а потом и специально организованные.

Первая встреча была в шестидесятом в День Победы. В маленьком кабинете "Арагви" — рядом с местом наших традиционных встреч у памятника Юрию Долгорукому, — нас собралось человек десять. Леонид Букреев поднялся и сказал:

— Друзья! А помните аул Ачалуки? Гнутая алюминиевая миска пристроена на ящике из-под бомб, доппаек плещется на донышке консервной банки… Разве мы думали тогда, что доведется когда-нибудь собраться за таким столом, где полыхают цветы, а в руках звенят бокалы? Ну, за Победу! За память о тех, кого нет среди нас! За то, чтобы мы каждый раз встречались в День Победы!

Встречи становились все многолюднее. Они были волнующими и в то же время хлопотными. Надо было оповещать товарищей, размещать их, готовить программы наших вечеров.

На встречах мы не только вспоминали о прошлом. Наши мысли были заняты настоящим и будущим. Многое в судьбе товарищей радовало. Они умели не только воевать. Многие теперь стали прекрасными учителями, комбайнерами, учеными, инженерами, писателями, партийными работниками. Кое-что и огорчало: у одного неважно с жильем, у другого — со здоровьем, у третьего — с пенсией. Напоминать о своих заслугах неудобно — они ведь в прошлом.

Писали просьбы. Они не оставались без внимания. Л. И. Брежнев, будучи Председателем Президиума Верховного Совета СССР, лично решил вопрос о персональной пенсии Виктору Шахову. Зина Фролова и Галя Каширская из Астрахани, Маша Одинцова из Ростова, Герой Советского Союза Владимир Демидов (наш Дед) — из Киева, Миша Ворожбиев и другие наши друзья не раз присылали радостные весточки: "Ура! В новой квартире со всеми удобствами. Отдельная! Хожу и не верю, что это мне". А мы здесь, в Москве, тоже на седьмом небе и кричим "ура!".

Работы становилось больше. Создали полковой комитет ветеранов и его филиалы в Харькове и Астрахани. Решили собрать средства на сооружение обелиска погибшим друзьям.

— Рубль в месяц в состоянии каждый отложить. Годовой взнос — двенадцать рублей — так решили однополчане.

Открыли текущий счет. Назначили казначеем Героя Советского Союза, кандидата военных наук, доцента полковника Бориса Савельевича Левина.

Ездили по местам боев, восстанавливали забытые могилы и увековечивали память боевых друзей на их родине.

В Верхней Пышме Свердловской области теперь есть школа и улица имени Михаила Талыкова, в Горловке — школа имени Георгия Бондаренко, в Дмитрове и в Удельной улицы носят имена Героев Советского Союза Константина Аверьянова и Виктора Горячева, в далекой Удмуртии в школе № 56 создана пионерская дружина имени Василия Шамшурина. В Темрюке пионерами восстановлена забытая могила отважного летчика Николая Галущенко, в Галюгаевской — Героя Советского Союза Петра Руденко, в Кагальницкой — Героя Советского Союза Ильи Мосьпанова.

К 20-летию Дня Победы в Москву из разных городов страны съехались более ста однополчан и родственников погибших. Собрались в актовом зале академии имени Жуковского. Уже немолодые люди, почти все в штатском. На груди сверкают боевые награды.

Грянул марш летчиков. Ветеран полка Николай Смурыгов вносит в зал наше гвардейское знамя, украшенное орденскими лентами. Он первым проносил его перед строем полка на фронте в сорок втором. Рукоплескания заглушили звуки оркестра.

А потом было прощание со знаменем. Полк расформирован, и знамя тоже в запасе. Один за другим подходили к нему седовласые ветераны — бывшие летчики, техники, воздушные стрелки, оружейники. Они преклоняли колено, целовали его край. А рядом со Смурыговым — два молодых солдата с карабинами — наша смена. Они застыли в стойке "смирно".

Только ради этой минуты, торжественной и волнующей, стоило начинать длительные розыски однополчан и на время отложить книгу.

9 мая 1968 года ветераны встретились в Керчи, чтобы открыть сооруженный на собранные средства обелиск погибшим друзьям.

Спадает покрывало. Пять белых крыльев вздыбились к небу, и там их консоли сомкнулись, как в крепком рукопожатии. Пять крыльев — пять братских полков 230-й Кубанской штурмовой дивизии. На каждом из них высечены наименования.

Вот он, наш 7-й гвардейский ордена Ленина Краснознаменный Севастопольский…

У обелиска мы посадили платан — дерево фронтовой дружбы и доблести. Под его корни сыпали драгоценную землю, взятую у кремлевской стены в том месте, где на мраморной плите сияет имя Гагарина; землю, привезенную из Ленинграда с Пискаревского мемориального кладбища; землю с Мамаева кургана из Волгограда; с аэродрома в Богодухове, откуда наш полк вылетел по тревоге на фронт; землю из двадцати шести городов, где теперь живут однополчане, приехавшие в Керчь.

Долго расти этому дереву…

Под трехкратный воинский салют и Гимн Советского Союза г, нишу опустили капсулу с именами погибших друзей. Их 717. На стене у обелиска засветились бронзовые буквы эпитафии:

Ваш грозный строй летит в века,

Сердца волнуя вечным зовом,

Крыло — в крыло, к руке рука,

В военном воздухе суровом.

Перед отъездом мы пришли к обелиску поздней ночью. Он был подсвечен красным огнем.

Город, который стал для нас вторым домом, уже спал. Мы стояли молча.

По кругу пошел граненый стакан с красным вином — вино привез из Тбилиси Вахтанг Чхеидзе. Перед тем как его пригубить, каждый называл имена тех, с кем дружил, с кем летал крыло в крыло в военном воздухе суровом.

Я слышал, как назвали Федю Артемова, Мишу Талыкова… Их вспомнили бывшие оружейницы, матери семейств, которых мы по-прежнему называем "наши девушки".

Друзья мне тогда сказали:

— Погибшие должны жить в книге. О них должны знать не только мы. И пиши только правду.

Это прозвучало как боевое задание, когда не спрашивают, хватит ли у тебя сил и умения выполнить его.

Почти каждое лето я провожу в Изюме. Езжу к Красному Шахтарю и к Снежковке на лесные озера таскать окуньков. Брожу по тем местам, где упал штурмовик Шахова. Ничего от самолета мне не попалось. Нашел только старую гильзу да сплющенную солдатскую каску… Очень хотелось отвести душу с лесником, который спас Шахова. Сказали — давно умер, а домик его сгорел еще в войну.

Недавно я нагрянул к Виктору Шахову в Тбилиси. На настенном ковре в его квартире висели балалайка и гитара, занимая то почетное место, которое отводится ружьям и кинжалам.

Когда-то коронным номером нашего дуэта был вальс Крейслера "Муки любви". И так, оказывается, мы его отрепетировали на фронте, что через несколько лет сыграли его без особой подготовки. Жена Виктора Лили прослезилась, а он ее успокаивал по-грузински…

Москва — Изюм

1958 — 1971 гг.