Курс на северо-запад

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Курс на северо-запад

Четвертый штурмовой полк вылететь на фронт из Богодухова в тот же день не смог. Задерживали непредвиденные "мелочи". Начали, к примеру, вставлять в бомбоотсеки прибывшие по железной дороге кассеты для мелких бомб, а они туда хоть плачь! — не влезают. Техники и оружейники во главе с инженером полка Борисом Митиным мучались с ними остаток дня и всю ночь, сбивая в кровь руки. Не скоро разобрались, что кассеты не взаимозаменяемые, а пронумерованы и каждая из них должна вставляться в определенный отсек.

А летчикам надо было срочно готовить для перелета карты. Нужных листов в штабе не оказалось, их можно было получить только в Харькове. Посылать за ними машину — день потерять, а самолет из-за сильной грозы Харьков не принимает. Невзирая на запрет метеослужбы, командир полка на свой риск и страх выпустил на связном самолете через грозовой фронт опытного летчика, старшего политрука Владимира Василенко с летнабом Яковом Квактуном. Те попали в полосу ливня. Обходя грозу, сбились было с пути, но увидели железную дорогу — она вывела их на Харьков.

Вечером началась склейка листов для 500-километрового маршрута. Получились огромные "простыни". Сложили их "гармошкой", а эта кипа в планшет не лезет. Пришлось резать на части.

Перелет предстоял нелегкий. Первая посадка для заправки была намечена под Брянском, в Карачеве. Штурманский расчет показал, что бензина едва хватит. Если случится какая-нибудь помеха на аэродроме, то даже уходить на второй круг рискованно. Но беда была не только в этом: у семи самолетов опытной серии продолжительность полета оказалась на несколько минут меньшей, чем у остальных. Такие "уникумы", между прочим, и достались самым молодым летчикам Смурыгову и Шахову.

В этот день на аэродроме появился командир дивизии полковник Пуцыкин: метался по аэродрому, торопил с отлетом, учинял разносы. К вечеру он сорвал голос и мог только сипеть да метать свирепые взгляды. А работа шла своим чередом до поздней ночи. Спать повалились на сеновале, не разбирая постелей. Перед этим из громоздких чемоданов, сваленных в кучу, извлекли и рассовали по карманам регланов самое необходимое: мыло, полотенце, бритву с помазком, зубную щетку… Смурыгов хотел было взять еще свитер, но передумал: "Войне же до холодов не бывать".

…26 июня на рассвете жителей окрестных деревень разбудил долго не смолкавший гул. Потом вдруг все стихло — моторы выключены. Самолеты пяти эскадрилий ровными рядами, в хвост друг другу, выстроились на границе летного поля. Летчики не покидали кабин. Медленно разъезжали бензозаправщики, чтобы долить бензин под самую пробку семи штурмовикам опытной серии.

Завращались винты, снова загудела степь, и эскадрильи, взлетая с пятнадцатиминутным интервалом, одна за другой ложились курсом на северо-запад.

Перед стартом самолеты стояли ровненько, а в воздухе летели роем. Многие летчики не успели как следует освоиться с оборудованием кабины, искали приборы по надписям. Чуть замешкался, поднял голову — уже наползаешь на соседний самолет, тот шарахается в сторону, следующий — от него… Так мотались добрую половину пути, пока наконец не приноровились. Ведомым за весь полет так и не пришлось воспользоваться огромными картами. Тут уж не до ориентировки взгляда от соседа не отвести. Где летели — мало кто знал. Вся надежда была на ведущих. А они оказались молодцами: вот он и Карачев!

Смурыгов сбавил обороты, перевел самолет в планирование, прицелился на аэродром. Сел своим чередом нормально. В конце пробега двинул вперед сектор газа, чтобы срулить с посадочной полосы и освободить ее другим, но мотор чихнул и заглох. Пришлось стаскивать самолет на буксире. Бензобаки оказались сухими.

После посадки недосчитались нескольких самолетов, что имели меньший запас горючего. Они сели где-то на вынужденную, не долетев до Карачева. Не долетел и заместитель командира полка по строевой майор К. Он в полку недавно, и такое невезение…

Начались поиски. Одновременно готовились к дальнейшему перелету. Летчики сами заправляли самолеты, — техники на транспортных ЛИ-2 еще не прибыли. Потом прокладывали маршрут на Минск.

Пришлось долго простоять в очереди у столовой: в Карачев слетелись части с разных направлений, скопилось много людей.

В головах гудело. Спать повалились поздно. Всю прошлую ночь в Богодухове провели без сна.

Не успели вроде и глаз сомкнуть, как начали будить. А за окнами часто полыхало небо, бухало, как из пушек. Летчики спросонья ворчали:

— Кому взбрело в голову поднимать в такую грозу?

— Может быть, по ошибке?

Но командир полка получил строгий приказ: погоду ждать у самолетов, каждая минута дорога, фронт ждет — взлет с рассветом.

В кромешной тьме под проливным дождем летчики разбегались на стоянки. Номера своих самолетов узнавали во время вспышек молний. Кто уселся в кабину и закрылся от дождя колпаком, а иные примостились на корточках под крылом и курили одну папиросу за другой. Полыхающие облака медленно смещались на запад. Дождь наконец прекратился, на востоке посветлело. Хлопнула зеленая ракета сигнал к запуску моторов. Эскадрилья за эскадрильей снова поднялись в воздух.

Промежуточная посадка была намечена в районе Старого Быхова. На половине пути попали в полосу сильного дождя. Тут уж ведомые без всякой команды прижимались к ведущему, чтобы не потерять из виду — летели, словно пришитые крыло в крыло. На сей раз долетели все до единого, кто стартовал в Карачеве.

Пятая эскадрилья приземлилась последней. Летчики обступили своего комэску, бывалого летуна капитана Двойных. Тот привалился широкой спиной к сосне и принял излюбленную наполеоновскую позу, скрестив руки на груди. Пилотка лихо сдвинута на затылок — верный признак хорошего настроения (если на брови лучше к нему не подходи!). У Двойных были причины радоваться: долетели все, и даже в такой кутерьме, которая творилась на этом аэродроме, его летчики точно рассчитали посадку, ни один не ушел на второй круг.

На летном поле копошились сотни людей с лопатами и носилками — строили бетонную взлетно-посадочную полосу. В центре аэродрома высились кучи песка и щебня, сновали грузовики. Кроме штурмовиков, сюда садились истребители и бомбардировщики. Справа от строящейся полосы самолеты планировали на посадку, а слева в это же время взлетали.

Не только у комэски было приподнятое настроение. Коля Смурыгов сказал:

— Ну что, товарищ капитан, ведь можем?

— Припрет — так сможешь! — одобрительно отозвался Двойных. — Давайте и дальше так лететь, до самого фронта. Вы тут отдохните, а я пойду к командиру полка, узнаю насчет дальнейшего маршрута, заправки самолетов и прочего, похлопал он ладонью себя по животу. А животики у всех действительно подвело: из Карачева ведь вылетели без завтрака.

Командиры эскадрилий капитаны Спицин, Крысин, Саталкин, Лесников и Двойных довольно долго ждали майора Гетьмана и батальонного комиссара Рябова около их самолетов с бортовыми номерами 1 и 2.

А тем, в свою очередь, пришлось наводить справки по поводу дальнейшего перелета в других частях, которые прилетели сюда раньше. Это были остатки полков, подвергшихся ударам еще в первый час войны. Гетьман и Рябов разговаривали с очень усталым на вид летчиком с тремя шпалами в голубых петлицах, с подполковником. Поскольку 4-й штурмовой авиационный полк должен был поступить в распоряжение командующего ВВС Белорусского военного округа, Гетьман спросил у подполковника:

— От вас связь со штабом ВВС есть?

— Нет…

— А где он располагается, в Минске? — спросил Гетьман. "Если нельзя связаться по телефону, — подумал он, — возможно, придется самому слетать туда, чтобы доложить о прибытии. Медлить нельзя".

— В Минск уже ворвались немецкие танки, — огорошил подполковник.

— А не провокационные ли это слухи? — спросил Рябов. Но подполковник проявил полное безразличие к этому вопросу. Если бы Рябов знал, что он разговаривает с командиром части, которая несколько дней назад базировалась в приграничной зоне и на рассвете 22 июня от бомбежки потеряла большую часть самолетов, то такого вопроса он бы не задал.

— Сам туда летал не раз, видел… — сказал подполковник.

— Как же сейчас проходит линия фронта? — поинтересовался Гетьман. По укоренившейся привычке он уже взял планшет с картой, чтобы нанести обстановку, которую, безусловно, должен знать этот хорошо осведомленный подполковник.

— Никакой линии фронта нам никто пока не давал… То, что самим пришлось наблюдать с воздуха, похоже на слоеный пирог: западнее Минска дерутся наши части, а много восточнее по дорогам движутся на восток немецкие моторизованные колонны.

"Как же воевать без линии фронта? — подумал Гетьман и вопросительно взглянул на своего батальонного комиссара. — На всех учениях "война" начиналась с того, что на картах синим и красным карандашами проводили две извилистые линии, прилегающие одна к другой. Синяя — противник, красная — свои передовые части. Да не только на учениях: в финскую линия фронта была тоже четко обозначена…"

— Где теперь найти командующего? — спросил Гетьман.

— Какого командующего? — зачем-то уточнил подполковник.

— Генерала Копца, — сказал Гетьман, подразумевая не командующего округом, а командующего ВВС этого же округа.

Этот немногословный и отзывчивый человек отличился еще в боях в Испании. Во время финской кампании Герой Советского Союза И. И. Копец командовал Военно-Воздушными Силами 8-й армии, а недавно был выдвинут на пост командующего ВВС округа.

— Копец больше не командует, — сухо ответил Гетьману подполковник.

— Кто же теперь командует?

— Полковник Науменко, его заместитель. Он сейчас летает по аэродромам. Советую подождать его здесь.

Командир с комиссаром направились к своим самолетам. Шли молча.

— Что скажем летчикам, Борис Евдокимович? — спросил Рябова командир полка.

— Пока говорить нечего. Встретимся с Науменко, тогда все станет на свои места. Он скажет, куда нам лететь дальше, уточнит обстановку, а потом и начнем воевать.

— Согласен. А пока что заправим горючим самолеты, покормим людей. Но где же запропастились остальные?

В район Старого Быхова прилетели только летчики. Для перелета на фронт полку еще в Богодухове выделили два транспортных самолета ЛИ-2, вмещавших около 50 человек. В состав этого летного эшелона входила часть техников, оружейников, связистов и оперативная группа штаба. Остальной личный состав около 500 человек со штабным имуществом и тылом полка, — должны были грузиться в 16 товарных вагонов и следовать на фронт наземным эшелоном. Говоря о запропастившихся, Гетьман подразумевал не эту, большую часть полка — им потребуются не одни сутки для переезда по железной дороге, — а тех, которые на транспортных самолетах должны были вылететь сюда из Карачева и почему-то задержались там. "Может быть, из-за грозы не выпустили или решили задержаться для розысков вынужденно севших самолетов?" — ломал голову командир полка. Но вот послышался гул моторов. Из-за макушек деревьев показались два транспортных самолета.

— Наши летят! — вскрикнул Рябов.

Осталось лишь встретиться с Науменко и узнать у него, куда дальше лететь, с какого аэродрома начинать боевые действия.