Чемберлен становится дубинкой Гитлера

Чемберлен становится дубинкой Гитлера

24 сентября Чемберлен вернулся в Лондон. Надо было решать, что же теперь делать? В правительственных кругах царили смятение, негодование, разногласия.

25-26 сентября в Лондоне опять происходило совещание англо-французских министров. Началось оно с высоких нот. Годесбергский меморандум был отвергнут обеими державами (то же сделала и Прага). Даладье громко заявлял о готовности Франции выполнить свои обязательства перед Чехословакией. Галифакс предлагал, чтобы Англия твердо и открыто заявила о всемерной поддержке Франции в случае войны. Весьма радикально высказывались и некоторые другие министры.

Сведения об этих настроениях англо-французов просочились в прессу и политические круги. Гитлер узнал о них и решил, что надо еще раз пустить в ход большой кнут. На 28 сентября была назначена мобилизация германской армии. Геббельс наполнил атмосферу Европы бешеными криками о злокозненности Чехословакии, о «нестерпимом» угнетении судетских немцев, о близости решающего удара фюрера и о восстановлении «тевтонской справедливости». Политическая температура стала быстро накаляться, и это имело почти мгновенный результат. Настроение англо-французского совещания в Лондоне стало падать с часу на час. На первый план выдвинулись Чемберлен и Бонне. Мысль о борьбе против нацистской агрессии все больше слабела и выветривалась. В конце концов англо-французское совещание приняло довольно обтекаемую резолюцию, суть которой сводилась к тому, что в случае «неспровоцированной агрессии» обе державы должны действовать единодушно. Однако британское правительство так и не дало твердого обещания поддержать Францию силою оружия, если та будет вовлечена в войну в результате выполнения своих обязательств перед Чехословакией. В высшей степени характерно также было, что на протяжении двухдневных заседаний ни звука не было сказано о возможности общих действий с СССР, несмотря на выступление М.М.Литвинова в Лиге Наций. Понятно, что в такой обстановке не могло быть и речи о продолжении переговоров между английскими и советскими представителями, начатых 23 сентября в Женеве.

Как раз в эти дни произошла многозначительная встреча между Чемберленом и Болдуином (который был предшественником Чемберлена на премьерском посту). Ллойд Джордж рассказал мне об этой встрече следующее (цитирую по записи в моем дневнике от 1 октября 1938 г.):

«С неделю назад Болдуин пришел к Чемберлену и заявил ему: «Вы должны избежать войны во что бы то ни стало, ценой любого унижения. Подумайте, что будет, если дело дойдет до войны! Сразу обнаружится наша полная неподготовленность, и тогда возмущенная публика просто повесит нас с вами на фонарях». Ллойд Джордж заверяет, что это соображение сыграло очень крупную роль в поведении Чемберлена».

После того как англо-французское совещание разошлось, вконец перепуганный Чемберлен решил на свой страх и риск сделать «последнюю попытку» предупредить войну. 26 сентября он отправил в Берлин Хораса Вилсона с личным письмом к Гитлеру, в котором убеждал последнего решить спорный вопрос за дипломатическим столом. Гитлер, который вечером того же дня должен был выступить с большой речью в Спортпаласе, встретил предложение Чемберлена в штыки и даже не счел нужным отправить с Вилсоном ответ британскому премьеру. 27 сентября Вилсон вернулся в Лондон в состояний такой паники, что британское правительство в тот же день объявило мобилизацию флота и призыв вспомогательных сил в авиацию, одновременно начался новый и особенно сильный нажим на Прагу. Чемберлен требовал от нее полной капитуляции.

Как велика была растерянность Чемберлена, свидетельствует следующий факт. Сначала он отправил Бенешу Годесбергский меморандум, присовокупив, что британское правительство в сложившихся обстоятельствах не считает возможным давать ему какой-либо совет. Однако всего лишь несколько часов спустя Чемберлен отправил Бенешу вторую телеграмму, в которой как раз настойчиво рекомендовал Бенешу прекратить всякое сопротивление, ибо, как он писал, единственной альтернативой было бы «германское вторжение и насильственное расчленение вашей страны, в результате которых Чехословакия, независимо от исхода кровопролитного конфликта, все равно не смогла бы быть восстановлена в своих нынешних границах». В порыве отчаяния премьер в тот же вечер 27 сентября выступил по радио с речью, которая, говоря мягко, никак не могла вызвать прилив мужества у английского народа. В этой речи содержались знаменитые слова: «…Война так ужасна, фантастична, невероятна… из-за ссоры, касающейся далекой страны, о народе которой мы ничего не знаем»[99].

Да, то был миг, когда для Чемберлена все было окутано мраком и безнадежностью… И вот как раз в этот момент Гитлер еще раз нанес британскому премьеру мастерский психологический удар, обеспечивший фюреру конечную победу. Около 10 часов вечера 27 сентября премьеру из германского посольства в Лондоне был доставлен «экстренный пакет» от Гитлера. В пакете лежало письмо — ответ фюрера Чемберлену на письмо, переданное ему Уилсоном. Гитлер «забыл» послать свой ответ с уполномоченным премьера. Позднее он об этом «вспомнил» и вот теперь прислал свой ответ через нормальные «дипломатические каналы». В нем Гитлер еще раз заверял Чемберлена, что Судеты — его последнее территориальное требование, что если им двоим удастся урегулировать этот вопрос полюбовно, перед Европой откроются совершенно новые перспективы, что такое полюбовное урегулирование вполне возможно и что только эти узколобые, упрямые чехи мешают ликвидации всех трудностей.

Расчет Гитлера оказался верен. Этот маленький пряник еще раз подействовал. Чемберлен вновь воспрял духом и тут же окончательно решил, что сама судьба избрала его спасителем европейского мира. Он сразу ответил Гитлеру, что предлагает разрешить чехословацкий вопрос на конференции четырех. Для этой цели он готов еще раз приехать в Германию. Французское правительство охотно поддержало инициативу Чемберлена. Чтобы склонить Гитлера к этому плану, британский премьер обратился за помощью к Муссолини. То же самое сделал Бонне. Римский диктатор, который опасался, что Гитлер немедленно втянет его в европейскую войну, к которой он еще не считал себя готовым, поддержал созыв конференции четырех и убедил Гитлера отложить на 24 часа назначенную на 28 сентября мобилизацию германских войск…

27 сентября M.M.Литвинов сказал мне в Женеве:

— Немедленно же отправляйтесь в Лондон! Вы там сейчас нужнее, чем здесь.

Вечером в тот же день в обстановке кромешной тьмы (мирные швейцарцы делали пробное затемнение) я выехал из Женевы в Париж и на следующий день прибыл благополучно в Лондон. Сразу же с вокзала я проехал в парламент и попал как раз к «историческому» моменту. С трудом протиснувшись на галерею послов, я увидел, что внизу, в палате, было черным-черно от депутатов. Напряжение чувствовалось страшное. Казалось, оно непереносимо: вот-вот разрешится каким-то стихийным взрывом.

Чемберлен заканчивал свою речь. Он помахивал белой бумажкой, которую только что получил во время своего выступления: то было приглашение Гитлера на следующий день, 29 сентября, прибыть в Мюнхен на конференцию четырех.