Глава 12. «Если бы Чемберлен знал историю этого дивана…»

Глава 12. «Если бы Чемберлен знал историю этого дивана…»

Утверждают, что после смерти в сентябре 1931 года племянницы Гитлера Гели Раубаль Ева Браун переняла характерные внешние черты покойной: сделала похожую прическу, стала носить подобные платья, и даже переняла манеру говорить. Вполне возможно, ведь она «прямо-таки сгорала от любви к нему» (по выражению Анни Винтер). До гибели соперницы Ева никогда не была в квартире на Принцрегентенплатц, как и в доме в Оберзальцберге. Однако это не свидетельствует о том, что между Евой и Адди не могли возникнуть интимные отношения. Хотя некоторые публицисты относят начало их связи на первые месяцы 1933 года, исходя из реплики, брошенной домоправительницей на Принцрегентенплатц. А еще – из слов самой Евы, которая, рассматривая фотографию участников переговоров в Мюнхене, сидящих на обтянутом красным бархатом диване в квартире Гитлера, с улыбкой призналась подруге: «Если бы Чемберлен знал историю этого дивана…» И эта откровенная фраза перечеркивает все надуманные измышления о мужской несостоятельности фюрера. Но и не свидетельствует о 1933-м, как о сроке, когда Ева и Гитлер стали впервые близки. Ведь не было никаких причин, испытав некоторое влечение, познать блаженство в объятиях друг друга. Или историкам нужны для подтверждения откровенные фотографии? Но если большинство из нас (наших знакомых) может тщательно скрывать от близких свои интрижки, то и люди, карабкающиеся на политический Олимп, обладают теми же способностями не делать из тайного явное. (Ремарка: и кто бы это знал как юная стажерка г-жа Левински делает минет г-ну президенту США Клинтону, если б она сама в этом не призналась, да и не подзаработала на скандальном «происшествии» миллионы долларов?)

Ева не была полной глупышкой, если сумела превратить сочувствие к роковой кончине Гели в расположение к себе; после душевных признаний Адольфа тет-а-тет, что он потерял очень близкого человека, после излитой на нее боли Ева смогла претерпеть метаморфозу, постепенно примеряя на себя роль погибшей. Она была уверена, что, превратившись в предшественницу, к которой ее избранник был привязан, она наконец займет свое место в его сердце. «Что Гитлер соблазнил Еву, будучи влюблен в Гели, кажется маловероятным, хотя и не исключено… /На тот момент ближайшие приспешники Гитлера не обращали внимания на Еву, и даже широкой публике она – как и Гели – оставалась неизвестной», – сухо подчеркнет английская журналистка и писательница с немецкими корнями Анжела Ламберт. И будет весьма близка к простой, но значимой истине: никто не держал свечку над немецкой парочкой.

Исследователь и писатель Эрих Шааке утверждает, что связь этой пары длилась с начала 1932 года. И мне кажется более приближенной к правде эта дата (или даже конец 1931-го), чем год 1933-й, – и тому есть причины. А иначе с чего бы так Еве злиться и принимать слизко к сердцу, что ее избранник постоянно окружен красивыми и богатыми женщинами? Да, и отчего бы ей ни с того ни с сего вдруг вздумать стреляться? «Уже… она, очевидно, верила, что скоро станет его женщиной. Она несколько раз посещала его в его квартире, затем рассказывала своим подругам, что Гитлер в нее влюблен. Вероятно, в начале 1932 года она действительно стала его любовницей. Но он не воспринимал свои встречи с Евой Браун всерьез, если верить высказываниям секретарши Гитлера Кристы Шрёдер» (Э. Шааке, с. 137).

Известно, что уже через несколько недель после кончины Гели Раубаль Адольф впервые пригласил Еву Браун в гости в Обрезальцберг. Там в декабре (ноябре?) 1931 года влюбленная девушка сделала несколько великолепных снимков, ныне тиражируемых всевозможными изданиями. На них Адик в светлом плаще и фетровой шляпе, Ева с пятнистым терьером, другие гости и посетители, а также вид дома Вахенфельд (до реконструкции), расположенного на заснеженном склоне.

Вероятнее всего, именно тогда Ева лишилась девственности в объятиях своего кумира (к такой же мысли приходит и писательница Анжела Ламберт); безраздельное властвование Гели над разумом партийного лидера национал-социализма закончилось (отсюда – и упомянутое ранее безразличие в деле присмотра над могилой Гели, которому удивляется А. Иоахимсталер и некоторые другие исследователи). Мужское либидо переключено на реальный объект, на юную немку, монастырскую воспитанницу, девственное «дитя Марии», примеряющую на себя роль возлюбленной избранника Господа. Помните: в монастыре, который Ева Браун покинула в конце июля 1929 года, она принадлежала к числу немногих избранных «детей Марии», которым разрешалось украшать алтарь?

Как известно, с начала 1932 года Адольф Гитлер был сверхактивен, он колесил по Германии, выступая на многочисленных митингах, привлекая в ряды партии все новых и новых сторонников. В то время в стране прошло несколько избирательных кампаний, повлекших демонстрации и митинги, и в конечном итоге все это давало шанс прорваться на вершину реальной власти. Гитлер значительную часть времени провел в разъездах по стране и в охваченном кризисе Берлине, а в Мюнхен приезжал редко. Тогдашнему ему адъютанту Вильгельму Брюкнеру была вменена в обязанность роль «связного» между шефом и Евой Браун. И поговаривают, часть писем не доходила адресатам. То ли Брюкнер сделал вывод, что его знаменитый шеф и некая никому не известная Браун не подходящая пара, то ли были иные причины. И длительное молчание, и неполучение ответов на поставленные в письмах вопросы не могли не задевать юную особу. К тому же и приятельница Евы Генриетта Хоффманн взяла в привычку поддразнивать девушку фотографиями Адольфа в окружении красивых и явно симпатизировавших ему женщин.

Реальным свидетельством наступившей близости Евы и Адольфа можно считать фотографии, сделанные с поздней осени 1931-го по весну 1932 года. Гитлер дозволил снимать себя с Евой, будучи на публике; к примеру, об этом свидетельствую снимки, сделанные во время официальной поездки во дворец Хорренхимзее. И все же на большинстве фотографий (а их имеется множество) оба они выглядят скорее как смущенные знакомые, чем как возлюбленные.

Да, было от чего впасть в отчаяние!

1 ноября 1932 года в День всех святых Ева вскоре после наступления полуночи достала из ящика туалетного столика пистолет отца, намереваясь покончить с собой. Но малышка Ева, которую нам часто представляют полной глупышкой, все рассчитала: она вовсе не хотела умереть, она лишь хотела причинить самую изощренную боль своему возлюбленному.

Годами позже старшая сестра Ильза Браун, выпорхнувшая из родительского гнезда еще в 1928 году и неизвестно, находившаяся ли во время описываемого случая рядом с Евой, передаст события тех ужасных часов. К слову: одни утверждают, что старшая сестра Ильза также отсутствовала, но вернулась домой раньше родителей и застала ужасную сцену; другие твердят, что непослушная дочь уже несколько лет проживала в квартире-клинике врача-еврея Маркса, и о несчастном происшествии узнала не сразу. Ильза свидетельствовала: «В ту ночь было холодно. Родители уехали, и некому было даже растопить камин. Ева лежала на диване, раскинув руки. На полу валялись оконные стекла. Розовая подушка, простыня и одеяло забрызганы кровью. Пуля засела рядом с сонной артерией. В обойме оставалось еще пять патронов, и возникло предположение, что на Еву было совершено покушение. Якобы, защищаясь, она уронила с туалетного столика стакан, а потом выстрелила в нападавшего, наконец я выяснила, что просто в стакане замерзла вода, и поэтому он треснул».

Ева, решившаяся на отчаянный шаг… Находилась ли она в бреду стенаний или пребывала в хладнокровии? – но в какой-то миг девушка поднесла пистолет калибра 6,35 миллиметра (как и тот, побывавший в руках у покойницы Гели), приставила к горлу и… Несмотря на поверхностное ранение, Ева, истекая кровью, потеряла сознание. И все же в момент, когда девушка пришла в себя, она собрала все силы, чтобы дозвониться доктору Вильгельму Плату (1886–1963), шурину Генриха Хоффманна. И, значит, пребывала в уверенности, что тот (или же сам Генрих Хоффманн) непременно и незамедлительно сообщит о случившемся ее дорогому Адди.

Рабочий график вождя национал-социалистической партии в октябре 1932 года был весьма насыщен; в преддверие всеобщих выборов, проводимых 6 ноября, приходилось колесить по стране, проводя предвыборную кампанию. Уже два месяца он практически не появлялся в Мюнхене, а в последний решающий месяц сумел выступить на митингах в шестидесяти разных городах.

2 ноября Гитлер должен был выступать в Берлине. Но! Несмотря на занятость, в ранний утренний час Адольф уже примчался в больницу с огромным букетом цветов. Ему передали прощальное письмо Евы; прочитав, он лишь осведомился у медперсонала (по другой версии – у доктора Плата), была ли попытка самоубийства реальной, не розыгрыш ли. Уяснив, что девушка действительно могла оказаться на грани жизни и смерти, мужчина, казалось, почувствовал себя окрыленным. И если он был готов взойти на Голгофу ради своей невесты-Германии, то вот же она – идеальная невеста, немка, готовая жертвовать собой во имя возвышенной Любви к нему самому!

Итак, игра в смерть понарошку произвела ожидаемый эффект.

Рана на шее зажила довольно быстро, оставив по себе лишь еле заметный шрам. Ева так и не призналась родителям, как все произошло на самом деле; все было представлено как глупый несчастный случай. Возможно, Фридрих и Франциска Браун поверили дочери. Все сведения о том, что родители Евы будто бы даже не подозревали, кого любит и с кем встречается их дочь, мягко говоря, несостоятельны. А в свете того, что старшая дочь четы Браун жила отдельно от родителей и в не совсем подобающих условиях для юной фройляйн, все размышления авторов (в том числе и А. Ламберт), что Брауны были весьма «озабочены утратой их дочерью Евой невинности» и оттого «прохладно и неприязненно относились к фюреру», выглядят нелепо. Во времена по окончанию Второй мировой, когда все открещивались от знакомства или связи с фюрером, любая правда могла оказаться губительной. И нельзя винить чету Браун, что они таким образом спасались от преследований.

Если поверить послевоенным показаниям супругов Браун, они впервые случайно увидели свою дочь вместе с Гитлером лишь в… 1935 году, в гостинице «Ламбахский двор» («Lambacher Hof») в Ламбахе на Химзее, где фюрер отдыхал с «секретаршей» Евой. Свидетели утверждали, что во время той встречи оба супруга почтительно немели от присутствия политика такой недосягаемой величины. Но в начале 30-х Гитлер еще не имел всей полноты власти, а вот отец Евы, можно сказать, уже разделял взгляды будущего зятя; Фридрих Вильгельм Отто Браун состоял членом праворадикального союза фронтовых солдат «Стальной шлем», с 1 октября 1934 г. войдет в организацию «Мотор-СА» (позже станет известна как НСКК, Национал-социалистический автокорпус). В 1937 году Фриц Браун вступит в НСДАП, получив членский билет № 5.021.670. А немного позже, прибегнув к помощи Евы, заимеет «особое зеленое удостоверение» № 1.488, приравнивающее к преимущественному партийному статусу «старых борцов».

Бытует мнение, запущенное самим Фрицем Брауном, что якобы после той встречи в гостинице в Ламбахе он написал Адольфу Гитлеру гневное письмо, датированное 7 сентября 1935 г., с требованием… вернуть дочь. При том что само письмо он якобы передал через… Еву, которая его благополучно уничтожила. Итак, факт, шитый белыми нитками спасительного вымысла. В 1947 г. Фриц Браун утверждал, что Гитлер «забрал из семьи» Еву и младшую дочь Гретль еще в 1933 году, «ничего не сказав родителям».

Но, несмотря на эти и другие послевоенные стенания, имеются многочисленные свидетельства, что супруги Браун гордились связью их средней дочери с Адольфом Гитлером. К тому же, по утверждениям тех же свидетелей, и отец и мать мало заботились судьбами дочерей. Если припомните, еще в детстве Ева много времени проводила в доме своей подруги Герты Шнейдер, прозывая чужих родителей «папа и мама». «Часто она у нас жила дольше, чем я у нее в более поздние годы (имеется в виду в Оберзальцберге, – авт.), потому что почти всю свою юность она прожила в моем родительском доме, а на каникулах со мной ездила в имение моих родственников», – признавалась подруга. А фрау Вейскер, кузина Евы говорила о ее семье буквально следующее: «Это не были хорошие отношения. Я заметила это. Хотя это пытались от меня скрыть. Я поняла, что там многое ненормально».

И коли все складывалось таким образом, то не удивительно, что ни Фридрих, ни Франциска не знали о подлинном положении вещей, не знали о многих подробностях из жизни их дочерей, не знали личную драму их Евы Анны Паулы Браун. И даже если бы с одной из их дочерей произошло нечто экстраординарное, они могли бы просто не заметить этого! Что, возможно, и имело место на самом деле… Но об этом чуть позже.

Даже в годы, когда Ева жила с родителями и младшей сестренкой Гретль, она имела независимое мнение и почти полную свободу. В какой-то момент она затребовала, чтобы в ее комнату был проведен отдельный телефонный аппарат, и отцу ничего не оставалось, как подчиниться. В редкие приезды в Мюнхен Гитлер, созвонившись с пассией, отправлял за ней шофера на «Мерседесе»; машина останавливалась в условленном месте на углу улицы. Ева уезжала и могла не появляться дома несколько суток кряду. Если любовники ехали в Берхтесгаден, то Ева останавливалась ночевать в близлежащей гостинице. Несмотря на то, что Адольф признаётся Еве в любви, он скрывает свою возлюбленную от всего мира. И по-прежнему на всех встречах и приемах окружает себя великолепными, холеными красавицами.

И все же печальная попытка самоубийства дала Еве желаемое: ее связь с Гитлером получила качественно новый уровень, и постепенно он научится дорожить этой женщиной, ценить ее нежность и роковую преданность.

– Она сделала это из любви, – в горячности, сразу же после попытки самоубийства Евы, гордо признает Адольф в разговоре с Генрихом Хоффманном. – Теперь я просто обязан позаботиться о ней. Ничего подобного не должно повториться.

При желании можно, конечно, сделать вывод, что в развитии взаимоотношений Адольфа и Евы исключительную роль сыграл Генрих Хоффманн, но было ли это действительно сводничеством? После отлеживания в больнице юная сотрудница фотоателье вернулась на работу, и в день посещения их заведения Гитлером спустилась к нему с бледным видом мученицы, словно желая пробудить в посетителе чувство вины. Красивые женские штучки! Принять облик мученицы с помощью косметики ей будто бы помогла старшая заговорщица Эрна Грёбке – любовница Хоффманна (в 1934 г. станет его женой).

Ева, по уши влюбленная в Адольфа, больше не хотела быть сторонней наблюдательницей, она мечтала стать причастной его великой судьбе. Она, возможно, видевшая его триумфальное прохождение во время феерического парада на Шлоссплатц в Брауншвейге 18 октября 1931 года, его триумфальные встречи со штурмовиками и тысячами горячих приверженцев, верящих в яркую звезду «освободителя» нации, не могла избежать искушения влюбиться в этого кумира. И предельно ясное обожание знакомых и незнакомых женщин, раскрывающих объятия и протягивающих ему навстречу руки, в буквальном смысле волновали ее девичье воображение, лишая сна. И что удивительного, если Ева решилась на шантаж с самоубийством во имя триумфа своих чувств? Это свидетельствует не только о женском коварстве и уме, но, прежде всего, – о силе Любви, вспыхнувшей в ее сердце.

Итак, с конца 1931 – начала 1932 гг. Ева Браун стала частым гостем в доме Гитлера в Оберзальцберге, но, как указывают историки, при этом до 1936 года ночевала в пансионе «Мориц» («Moritz»). Как помните, причина была в сестре Адольфа Ангеле Раубаль, не воспринимавшей новую пассию брата и явно относящейся к ней пренебрежительно. Однако с этого времени Ева вошла в круг близких к Адольфу людей как его «секретарша», продолжавшая между тем работать у Хоффманна.

Гитлер среди служащих фотоателье Хоффманна. Справа от него в белой блузке Ева Браун. Между ними Генриетта, чуть подальше ее отец Генрих Хоффманн. Снимок сделан в начале 30-х годов XX века

Данный текст является ознакомительным фрагментом.