Всеобщая стачка и борьба углекопов

Всеобщая стачка и борьба углекопов

На улицах Лондона[11]

…Сквозь легкий, серый туман, распростершийся над исполинским городом, изредка проглядывает бледно-желтое, точно малокровное солнце. Стираются четкие линии, гаснут громкие звуки, приглушаются резкие голоса… Да, это Лондон, но какой он сегодня странный и необычный!

На улицах громадное движение. Но где же желто-красные двухэтажные трамваи? Их нет, потому что сегодня они бастуют. Где большие красные омнибусы, которые обычно, подобно громадным быстроногим жукам на колесах, набитые пассажирами, тысячами пробегают по всем важнейшим артериям столицы? Их тоже нет, потому что и они сегодня бастуют. Где бесчисленные такси, дюжинами стоящие чуть не на каждом углу? Их тоже нет, потому что и такси примкнули к забастовке.

Вот закоптелый железнодорожный мост, темным привидением повисший над улицей, — в обычное время по нему каждые две минуты проносятся переполненные публикой поезда. А сегодня на мосту тишина и молчание, так как и железные дороги бастуют. Два квартала дальше — станция «тюба» (метро). Какое столпотворение человеческое здесь в рабочий день! А сейчас и тут тишина и молчание, ибо и «тюб» присоединился к стачке.

И все-таки на улицах громадное движение, но только оно сейчас имеет совершенно новое, необычное лицо.

По тротуарам улиц ползет, извиваясь, толстая, черная змея: тысячи, десятки, сотни тысяч пешеходов — никогда в жизни не видел ничего подобного! — меряют бесконечные пространства Лондона. По мостовой несутся велосипеды не берусь сказать даже приблизительно сколько, — велосипеды, велосипеды… Несметное количество! Они путаются сейчас среди грохота и толкотни семимиллионной столицы, налетают на автомобили и повозки, падают на землю, часто разбиваются. Но все-таки главное сегодня на улицах не велосипеды, а автомобили. Сколько их, сколько!.. Я и раньше знал, что в Англии 1926 г. имеется свыше 600 тыс. частных машин, большинство которых приходится на Лондон, но все-таки я никогда себе не представлял, что это значит на практике. Когда, миновав несколько темных и кривых переулков, я вышел, наконец, на Оксфорд-стрит, глазам моим представилась такая картина: вся эта широкая улица, на много километров протянувшаяся в самом сердце Лондона, была буквально до краев забита четырьмя бесконечными лентами машин. Это было какое-то сплошное море движущихся автомобилей всех цветов, всех форм и размеров, медленно катившихся на своих резиновых шинах к Сити. И при этом на тысячах автомобилей надпись: «Если вы хотите, чтобы вас подвезли, крикните». Такова классовая солидарность буржуазии как противовес классовой солидарности пролетариата.

Медленно пробиваюсь сквозь толпу. На углу двух бойких улиц кричит во весь голос газетчик, люди выхватывают у него какие-то странные обрывки бумаги. Печатники, как и все другие рабочие, бастуют, и редакциям крупнейших лондонских газет с большим трудом удается выпускать крохотные бюллетени, иногда напечатанные даже на ротаторе. Усиленно действуя локтями, я захватываю у газетчика несколько «органов» буржуазной печати эпохи всеобщей стачки. Вот «Дейли мэйл», имеющая ежедневный тираж до 2 млн. экземпляров, — сейчас это маленький листок, отпечатанный на ротаторе с одной стороны. Вот знаменитая «Таймс», нормальный номер которой состоит из 20 огромных страниц, — сейчас она выпущена только на четырех страницах, из которых больше половины занято старыми объявлениями. Вот «Дейли миррор», газета обывателей и домашних хозяек, — вместо своих обычных 16 страниц с большим количеством картинок сегодня она выпустила крохотный листок на ротаторе и без единой иллюстрации.

Но оставим центр столицы, перейдем на окраины. Здесь картина насколько иная.

На улицах — черная тысячная толпа. Это стачечники. Это десятки и сотни тысяч тех рабочих, которые скрестили руки на груди и остановили на сегодня нормальное круговращение хозяйственной жизни. Они стоят часами… Чего они ждут? Они ждут омнибусов и трамваев, управляемых штрейкбрехерами. Этой породы людей сейчас в Лондоне, да и во всей Англии, имеется немало. Однако классовая борьба вечно меняет свои формы, и штрейкбрехер 1926 г. мало похож на штрейкбрехера дней минувших. Штрейкбрехер прошлого в большинстве был тот же рабочий, но темный, забитый, по несознательности и мелкой корысти изменявший солидарности своего класса. Он был пария, который на улице старался пройти так, чтобы его никто не заметил. Штрейкбрехер 1926 г. существо совсем иного рода. Прежде всего он в большинстве не рабочий, а лавочник, студент, адвокат, банкир, чиновник, крупный землевладелец. Он человек вполне сознательный, но только его сознание глубоко враждебно пролетариату. Он не нарушает классовой солидарности, наоборот, он чувствует себя «героем», который самоотверженно служит делу своего класса. Этот штрейкбрехер никуда не прячется, а всюду ходит с высоко поднятой головой. Вот такие-то штрейкбрехеры сегодня выехали на немногочисленных автобусах и трамваях для того, чтобы исполнить свой «гражданский долг».

Толпа рабочих нервничает и ждет. Внезапно вдали показывается первый омнибус. За ним идут гуськом второй и третий. Омнибусы медленно, как бы нехотя, подвигаются вперед. Пассажиров на них мало. Впереди в качестве шоферов сидят молодые юнцы в прекрасно сшитых спортивных костюмах. Должно быть, это студенты из Оксфорда и Кэмбриджа. Учащиеся этих двух аристократических университетов целиком пошли в «добровольцы». На задних площадках такие же кондуктора в новеньких непромокаемых пальто и изящных котелках на голове.

По толпе сразу проносится какой-то невнятный гул. Точно огромное многоголовое чудовище издает свой первый сдержанный рык. Десятка два полицейских, стоящих посреди улицы, изо всех сил стараются оттеснить толпу к тротуарам, очистив проход для омнибусов. Напрасная попытка. Толпа — как море. Она рвет и сминает цепь полисменов и заливает всю улицу от края и до края. Омнибусы останавливаются. Какой-то мальчишка лет 15 вдруг подымает с мостовой камень. Еще мгновение и...

— Дзинь!

Стеклянное окно омнибуса разлетается вдребезги. Это — точно сигнал. Толпа приходит в возбуждение. Подростки и юноши группами бросаются к омнибусам, оцепляют их со всех сторон, вскакивают внутрь и на крышу, стаскивают вниз шоферов и кондукторов, выбрасывают на улицу банки с запасным бензином. Все делается дружно, быстро и весело. Немногочисленные пассажиры поспешно скрываются в толпе. Окружающие шумят, кричат, ободряют молодежь и крепко ругают «добровольцев». Еще минута — и омнибусы стоят пустые, недвижные, какие-то совсем мертвые и ненужные в. центре волнующегося человеческого моря. Кто-то кричит:

— Вали на бок! Переворачивай!

— Вали! Вали! — подхватывает толпа.

Сотни рук тянутся к омнибусу. Мальчишки бросают тучи камней. Звон разбиваемых стекол смешивается с криками стачечников. Вот один из омнибусов как-то странно закачался и, внезапно накренившись на правый бок, с грохотом рухнул на мостовую.

— Ура! — раздается рев толпы.

— Вали другие!

Та же участь постигает и прочие омнибусы. С хохотом и свистом мальчишки взбираются на поваленных врагов, танцуют на них и… проваливаются внутрь. Вдруг кому-то приходит в голову блестящая идея:

— Жги омнибусы!

— Жги! Жги! — подхватывают кругом.

Откуда-то появляется солома, вытаскиваются спички. Еще мгновение, и густое облако дыма окутывает поваленные махины. Вспыхивает пламя. С треском и шипением оно разбегается по красным кузовам, по мягким сиденьям, по деревянному полу. В этот момент вдруг раздаются крики:

— Полиция! Полиция!

Действительно, справа из боковой улицы во весь карьер на толпу выносится отряд конных полисменов. Они глубоко врезаются в черную человеческую массу, жмут ее, мнут, топчут людей, разгоняя их во все стороны. Толпа начинает разбегаться. Отдельные группы рабочих вступают в драку о полицией. Еще несколько минут, и улица очищена от забастовщиков. На тротуарах валяются раненые. «Добровольцы» куда-то исчезли, а на мостовой быстро догорают, подобно ярким кострам, поверженные омнибусы…

Дальше, дальше… Вот знаменитые лондонские доки. Здесь сегодня идет усиленная работа: «добровольцы» под охраной полиции и войск разгружают с судов продовольствие… Отворяются большие железные ворота. Солдаты и полисмены по обе стороны длинной улицы выстраиваются шпалерами. Показывается странного вида поезд: впереди грозно катятся два новеньких броневика; за ними длинная вереница грузовиков с ящиками и мешками; на мешках с воинственным видом сидят солдаты в стальных касках, с винтовками в руках; через каждый десяток грузовиков два новых броневика. Этот грозный поезд медленно двигается по улицам столицы, наглядно демонстрируя каждому, в какое трудное положение попало правительство.

А в то же самое время вверху, в серотуманной мгле Лондонского неба, непрерывно гудят исполинские стальные птицы. Особенно усердно они крейсируют над рабочими кварталами столицы! Их задача устрашать «врага внутреннего», т.е. забастовщиков.