«Нельзя оправдывать разбой!»

«Нельзя оправдывать разбой!»

В 1905-м Шульгин (ему было восемнадцать лет от роду) записался добровольцем на японский фронт. Тут позорная война кончилась, и вольноопределяющегося Шульгина отправили наводить порядок в родной Киев, где революционеры после октябрьского манифеста распоясались окончательно. Он с отвращением наблюдал, как демонстранты рвали российские флаги и портреты царя. И ему же с его батальоном пришлось защищать евреев, которых «благонамеренные патриоты» собирались громить, не брезгуя при этом банальным грабежом. Другие командиры смотрели на бесчинства черносотенцев сквозь пальцы, но Шульгин приказал солдатам стрелять по погромщикам, отчеканив: «Добрыми намерениями нельзя оправдывать разбой». Благодарные еврейские старейшины поднесли ему подарки, которых он не взял: принципы для него и тогда были превыше всего.

Он собирался бороться не только против смутьянов, но и против неполадок государственной машины, которые, как предсказывал отчим Пихно, могут в конце концов погубить монархию. В конце 1906-го начинающий политик стал одним из немногих правых, избранных в Думу. Первая же его речь произвела впечатление. Нет, он не ругался и не бросался на оппонентов с кулаками, как яростный клоун Пуришкевич, прообраз нынешнего Жириновского. Неистовый бессарабец как раз был антиподом Шульгина, невзирая на известное смыкание взглядов и даже внешнее сходство: оба рано облысевшие, крепкие… В отличие от Пуришкевича, Шульгин говорил негромко и вежливо, с убийственным презрением обличая защитников революции. «Скажите откровенно, господа, — обращался он к левой половине зала, — нет ли у кого из вас бомбы за пазухой?» Левые депутаты благоразумно промолчали, а Шульгин стал новой парламентской звездой.

Он обладал не только импозантной внешностью — высокий, стройный, с длинными холеными усами, но и незаурядным актерским дарованием. Его фразы становились пословицами. Например, такая: «Революция в России труслива, и потому я ее презираю».

Но эволюция монархиста шла не по дням, а по часам. В начале Первой мировой Шульгин снова пошел на фронт добровольцем и вскоре был демобилизован после ранения — как любили напоминать остряки, в голову. Чем же еще, кроме контузии, можно было объяснить то, что депутат покинул фракцию националистов и вступил в союз с кадетами, которых прежде считал необходимым «перевоспитывать в Сибири»?! Созданный ими Прогрессивный блок стал штабом заговора против монархии.

В ноябре 1916-го новым его лозунгом становится «Монархия без Николая» — никто, по мнению Шульгина, не делал для победы революции столько, сколько последний русский царь…

Тем не менее Февральская революция застала его врасплох. «Зверь вырвался из клетки!» — восклицал он при виде пьяных и расхристанных «солдат революции» и публично жалел, что под рукой у него нет пулемета. Однако послушно сыграл отведенную ему роль — поехал на станцию Дно и добился отречения Николая II от власти.