«Я злой колдун»

«Я злой колдун»

Его невероятно крепкий организм выдержал все невзгоды. В 1956-м, на волне хрущевской оттепели, Шульгина выпустили и позволили поселиться во Владимире вместе с женой, которую привезли из ссылки. Наконец-то после всех житейских бурь они обрели подобие тихого семейного счастья — разумеется, под недреманным оком КГБ. Все написанное Шульгиным оседало в чекистских архивах, включая книгу, в которой бывший антисоветчик хвалил Ленина и коммунизм. И не из страха — он искренне считал, что Ленин спас Россию, вновь собрав ее после периода смуты. Позже он говорил: «Я считаю своим долгом засвидетельствовать, что Ленин стал святыней для миллионов».

Только одного Шульгин не мог простить большевикам — убийства царской семьи. Он писал: «Я злой колдун, я убил четырех принцесс и сжег их тела огнем» — принимая на себя вину за гибель царской семьи.

Но когда Шульгину напоминали о разных его высказываниях, он ссылался на Цицерона: «Только дураки всю жизнь не меняют убеждений».

Старый, согбенный, еле слышавший, говоривший надтреснутым тенорком, он обладал такой силой убеждения, такой ясной и яркой речью, какой в совковые времена Россия уже и не помнила.

За примерное поведение ему позволили принимать гостей и даже иногда выезжать в Москву. Постепенно к Шульгину началось паломничество полудиссидентской молодежи, для которой старик был живым символом несогласия (!) с властью. Всегда склонный к некоторой театральности, он начал подыгрывать этим настроениям. Например, писал в частном письме молодым друзьям: «Смотрели в Кремле балет. Балет этот очень занятный, в него вложена мысль. Представлено было, как добродетельная кукуруза борется со скверными сорняками. В смысле хореографическом интересно применение топота для изображения гнева».

Пожалуй, труднее всего было Шульгину отбиваться от обвинения в антисемитизме. Его книжка «Что нам в них не нравится», переизданная в России в 1993 году и разошедшаяся мгновенно, являет собой редчайший пример антисемитизма не пещерного, а скорее, как определял сам Шульгин, метафизического. Ненависти к конкретным представителям еврейства и тем более одобрения погромных настроений такое мировоззрение отнюдь не предполагало. Шульгин считал лишь, что русский и еврейский менталитет несовместимы, что противоречия их непреодолимы, что Россия не выдерживает демократии и благо тому, кто возродит ее как империю…

Однажды, при знакомстве с Юнной Мориц, чьи стихи восхитили Шульгина, поэтесса довольно резко высказалась насчет того, что именно единомышленники Шульгина громили в Киеве, на Подоле, ее родню. Старик не нашел что сказать в свое оправдание.

Он вообще несколько устал оправдываться к концу жизни, которая оказалась довольно долгой. Василий Шульгин умер 15 февраля 1976 года, немного не дожив до ста лет.

№ 35(207), 18 сентября 2000 года