56. Бонзо

56. Бонзо

У меня зла не хватало на Питера.

Начало 1980 года, цеппелины запланировали турне по Европе — Германии, Голландии, Австрии и Швейцарии. Это будут первые концерты за три года.

Но Питер беспокоился обо мне, по крайней мере, о моей способности выполнять работу тур-менеджера.

— Блядь, Коул! Ты так сидишь на героине почти всё время, и я не знаю, чего от тебя ожидать.

Затем его голос смягчился. Он принял решение:

— Я не отправлю тебя в тур и найму кого-нибудь другого.

Я остолбенел, но через секунду шок перешёл в гнев. «После пятиста шестидесяти концертов, — подумал я, — этот чувак думает, что я не справлюсь?»

С моей, испорченной наркотиками, точки зрения именно Питер был не в себе, а не я.

Вообще я почти не бывал в офисе Питера, я всё больше просиживал в ближайшем пабе или встречался с дилерами, поставлявшими наркоту. Я любил Led Zeppelin, но от меня ушла вторая жена, и я потерял ориентир в жизни, только наркотики играли самую важную роль. Пока моя жизнь летела в тартарары, Питер терял терпение. Ему надоело видеть, как я употребляю героин, он постоянно предупреждал меня, что я должен лечиться, или потеряю работу и даже предлагал помощь.

К тому времени я хотел, чтобы наркотики действовали моментально, и дилер предложил мне колоться. Я был испуган перспективой использования игл, но во время уколов закрывал глаза. Он всегда утверждал, что колет мне «лучшее», но я никогда ему не верил, потому что все дилеры вруны и жулики, так что я просил его дать немного порошка после дозы. За неделю у меня два раза случилась передозировка, меня доставляли в больницу, где капали солевой раствор, чтобы привести в себя. Я был должен раньше догадаться, что у героина по моей части другие планы.

— Послушай, — сказал Питер. — Пока мы на гастролях, я хочу, чтобы ты поехал куда-нибудь — в клинику или просто в отпуск — и слез с иглы. Я заплачу.

Глядя назад, я понимаю, что Питер действительно волновался по поводу моего здоровья. Однако в то время я знал лишь одно: что меня заменили, кто-то другой работает тур-менеджером, и что мой путь с Led Zeppelin может закончиться.

Я погрузился в депрессию и размышлял, как такое могло случиться. и что мне теперь делать. Однако я понимал, что моя работа оказалась под угрозой, поэтому с неохотой согласился съездить в Италию, чтобы «очиститься». В августе я отправился в Рим с девушкой по имени Сьюзан. Она была панк-рокершей с размалёванными в розовое и серебряное волосами, любила мини-юбки, подвязки и колготки в сеточку. В Риме мы поселились в отеле «Эксельсиор» и сразу начали пить, в основном что-то сладкое типа коктейля «Бренди Александр», который, как я знал, может облегчить муки без героина.

В этот раз я был настроен серьёзно. Наркота разрушает мою жизнь.

На следующее утро кое-что другое разрушило мою жизнь. Нас с Сьюзан разбудил громкий стук в дверь. Я пытался проигнорировать его, думая, что это горничная. Но стучать стали громче, и вдруг закричали: «Полиция!».

Я обернулся полотенцем, открыл дверь, и десяток полицейских с пушками вломились в номер.

— Что происходит? — спросил я.

— Где оружие? — кричали копы. — Где оружие?

— Ё-моё, о чем вы говорите? — спросил я.

Они поставили меня к стене и обыскали номер, но ничего не нашли, хотя вежливее вести себя не стали. Надев наручники нас со Сьюзан, они вывели нас вниз к своим машинам.

Я был сбит с толку и напуган происходящим. На улице один из полицейских дал сигнал снайперам на крыше одного из соседних домов убрать ружья. В полицейской машине я сказал Сьюзан:

— Не волнуйся, нас скоро отпустят.

Но я ошибался. Сьюзан отпустили через несколько чего? Часов? Дней? когда полиция решила, что нет причины держать её дальше, меня же отвезли в местную тюрьму, а затем переправили в тюрьму Реджина Коели с усиленной охраной. Моя камера была разделена на катакомбы. В первую ночь я засыпал с тремя сокамерниками, а проснулся с двадцатью двумя — в основном карманными воришками и прочими уличными преступниками.

— Добро пожаловать, парни, — приветствовал я их. — Надеюсь, у вас хороший аппетит. Еда тут состоит из хлеба и салата-латука.

По иронии судьбы мне не предъявили никаких обвинений. Но по «Кодексу Наполеона» технически я был «виновен, пока не докажут обратное». Что ещё хуже, все судьи находились в отпуске, а когда вернулись, то вышли на двухмесячную забастовку. Это время я провёл в камере, погружаясь в отчаяние — выберусь ли я отсюда когда-нибудь.

Мой адвокат Джулио в конце концов узнал, за что меня упрятали за решётку: власти подозревали меня во взрыве на вокзале в Болонье, который устроили террористы в тот день, когда я приехал в Италию. Копы и работники тюрьмы страшно хотели выбить из меня признание. Меня избивали. Мне обещали «лучшее обращение», если я «буду сотрудничать».

— Мне не в чем сознаваться! — повторял я. — Почему меня подозревают? Я не был в Болонье с 1967 года.

Когда мой багаж доставили в тюрьму из отеля, руководство тюрьмы отвело меня в комнату для обезвреживания бомб, чтобы я сам распаковал сумку. Единственное, что мне пришло в голову, так это то, что они боялись, что в сумке взрывчатка, и предпочли, чтобы меня — а не кого-то из своих разорвало на куски. На самом деле в сумке лежала только одежда, принадлежащая Сьюзан и мне. Пока я распаковывал сумку, охранники один за другим начали смеяться, когда я вытаскивал подвязки, лифчики и трусики. Один из них сказал мне:

— В первый раз вижу трансвестита-террориста.

Я был очень расстроен пребыванием в тюрьме, а меня ещё и подозревали в том, чего я не делал, но условия стали более терпимыми, когда меня перевели в третью тюрьму — Ребибию. В общем, меня принудительно отняли от героина, это доставляло неудобства, но не было так мучительно, как я ожидал. Я был так озабочен заключением и тем, как мне оттуда выбраться, что ломку — боли и понос — почти не замечал.

Пока я находился в тюрьме, появились в моей жизни определённые аспекты, которые не давали унывать. Со мной в камере жили итальянцы, чьи жены приносили им чудесную еду, которой они щедро делились со мной. Еда в тюрьме была не так уж плоха — жареный ягнёнок, картофель и вино. У моих сокамерников были газовые плиты, и я научился готовить простые виды спагетти. Они также показали мне, как можно использовать плиту, когда заканчивался газ.

— Газа недостаточно, чтобы поджечь плиту, — говорил один из приятелей на ломаном английском. — Но ты можешь получить кайф, высасывая газ.

Что ж, хоть один способ закайфовать у меня был.

Доктора в тюрьме очень либерально относились к таблеткам от бессонницы. После того, как я пожаловался на трудности со сном, они выписали мне таблетки, от которых я дрых по двенадцать часов в сутки. Таким образом время текло быстрее, чем когда ты бодрствуешь.

Как только вести обо мне достигли внешнего мира, цеппелиновская организация предприняла огромные усилия, чтобы помочь мне. Питер понял, что дело против меня сфабриковали, и высылал мне по пятьсот долларов в месяц, а также отправил адвоката Джеффа Хоффмана.

— Они ничего не найдут против меня, — сказал я ему. — У меня не самое чистое прошлое, но в терроризме я никогда замешан не был.

Я начал переписываться со Сьюзан. Я позволил ей остаться в моём доме в Лондоне и присматривать за ним. Я даже попросил прислать мне кассеты, и она невинно прислала довольно странную подборку — альбом Pink Floyd «The Wall», как будто меня кружало недостаточно стен, и саундтрек к фильму «МакВикар» с Роджером Долтри о побеге из тюрьмы строгого режима. Она приложила письмо, в котором сообщила об ужасном потопе из-за прорванных труб. Вода поднялась на метр. «Мне было так страшно, потому что я не умею плавать», — написала она. Похоже, ущерб был нанесен значительный, так что спешить домой было незачем. Между таблетками и газовой плиткой тюрьма показалась вполне терпимой.

Но Джулио изменил всё в тот полдень, когда нервно передал новости о смерти Джона Бонэма. Меня как будто в живот ударили, и какая-то часть меня умерла. Возможно, именно так и случилось.

Питер узнал о смерти Бонзо от своего помощника Рэя Уошберна. Он находился дома, когда Рэй принял весть о трагедии. Он усадил Питера, дал ему успокоительного и настоял, чтобы тот выпил лекарство.

— Кто-то звонит тебе, — сказал Рэй.

— Кто это? — спросил Питер. — Что случилось?

— Это про Джона Бонэма.

Питер занервничал.

— Ну и что с ним?

— Он умер.

Информация о кончине Бонэма разлетелась быстро. Телеграфные агентства сообщили об этом по всему миру. В офисе Atlantic Records, которая помогла группе в самом начале десять лет назад, руководители попадали в кресла, секретарши плакали. В клубах, типа «Рэйнбоу», в Лос-Анджелесе фанаты собрались, чтобы разделить своё горе. Там, где он любил бывать, они чувствовали, что каким-то образом становятся ближе к нему. Снова возникли разговоры о проклятье, но в основном люди выражали свою боль и горе. Даже те, кто не знал его, почувствовали, что мир потерял нечто особенное.

Бонзо был моим близким другом и союзником в группе. Я был раздавлен новостями. Я так и не решил, верить мне официальной причине смерти или нет. Джон сидел на героине, и мне казалось, что он мог сыграть свою роль в кончине, хотя я слышал, что Бонзо говорил, что завязал. Я не мог говорить, не хотел признавать свершившееся. Потом я осознал все последствия смерти Бонзо. С его уходом моя жизнь изменилась навсегда. Кроме того, что я потерял дорогого друга, я потерял работу. Подсознательно я понимал, что Led Zeppelin умерли вместе с Бонзо.

Похороны Бонэма прошли в приходской церкви Рашок, неподалёку от его фермы в Вустершире. Около трёхсот музыкантов и фэнов пришли на погребение. Оставшиеся в живых члены группы тоже присутствовали, они избегали репортёров, которые уже спрашивали о будущем группы. Музыканты и друг другу мало что могли сказать. Они пытались привыкнуть к жизни без Бонзо и разобраться в том, что случилось.

Роберту Планту пришлось хуже всего. Он знал Бонэма со времён, когда оба ещё подростками пытались пробиться в жизни в качестве музыкантов, страстно ожидая перемен, когда они станут Кем-то. Успех выпал на долю обоих. Но жизнь Роберта была омрачена трагедиями, а теперь нет Бонзо. Что в жизни музыканта такого, думал Плант, что так уничтожает людей? Ответов не было.

Осенью меня освободили, так и не обвинив и не осудив в чём-нибудь.

— Это была ошибка, — объяснил одни чиновников. — Мы сожалеем, что доставили вам неприятности.

Когда я вышел, домой меня особо не тянуло — только затопленный дом и неопределённость вокруг Led Zeppelin ожидали меня. Я поехал на Филиппины и потом в США, раздумывая о будущем. Я был банкротом, в основном из-за того, что тратил безумные деньги на наркотики и алкоголь. Я пропил все активы, и дом в Англии передали банку в качестве оплаты долгов. Я не знал, куда катится моя жизнь, но понимал, что нужно что-то перестраивать.

Пока меня не было, Джимми, Джонси и Роберт приняли решение распустить группу, как я и ожидал. После смерти Бонзо рок-пресса терялась в догадках, кто заменит Бонэма. Чаще всего упоминали имена Кармайна Эпписа из Vanilla Fudge и Кози Пауэлла. Но это не входило в жизненные планы Роберта, Джимми и Джона Пола. Они собрались на Джерси обсудить будущее, потом встретились с Питером в отеле «Савой».

— Мы не можем продолжать без Бонэма, — сказал Плант.

Все согласились. Они никогда серьёзно не задумывались о другом барабанщике. Двенадцатилетний забег группы закончился.

Команда выпустила простое заявление через «Swan Song», в котором был написано: «Потеря нашего дорогого друга, глубокое уважение к его семье, а также чувство целостности между нами и менеджером привели к тому, что мы не можем существовать, как прежде».

Led Zeppelin совершили головокружительный полёт, но теперь в последний раз коснулись земли.